Наконец, устав наблюдать все эти ее потуги, и, видимо, все-таки от греха подальше, дон Корлеоне со своей свитой поднялся со старинных бабушкиных стульев и направился к выходу, один только бритый красный как вареный рак в полной прострации следя за тщетными попытками Дайны освободится от пут, сидел на своем стуле, будто напрочь обалдевший от саундтрека в кинотеатре последний зритель. За окном к этому времени уже начало светать. В тщетных попытках освободиться Дайна егозила по полу. – М-да уж! Ошибочка вышла! – почесав башку и присев рядом с ней, произнес бритый, после чего развязал, мешавшие ей двигаться, путы. – Ты в самом деле не знаешь, кто такой Макс? Вообще-то его вся Москва знает. Вернее, раньше знала… Освободившись, Дайна вскочила и хотела было заехать бритому кулаком по лысой башке, но в самый последний момент поняла, что рукой это лучше не делать, потому что запросто можно ее повредить. Ведь это же совершенно ясно, что башка у бритого просто чугунная. А по-другому и быть не может! Ну, просто не может быть нормальной и человеческой это противная лысая башка! Дайна стала оглядываться в поисках чего-нибудь тяжелого, что при этом было бы даже и разбить-то не жалко, но стоявшую на столе винтажную фарфоровую бабушкину вазу «ЛФЗ» времен СССР использовать так и не решилась. – Да ты не стесняйся! – все еще сидя на полу, обратился к ней насчет вазы бритый и даже услужливо поставил лоб. – Не ты, так Грымов меня стопроцентно сегодня прикончит. Но, пусть лучше это будешь ты. От тебя и смерть принять куда приятнее, чем от Грымова. – Грымов, это тот самый старик? – зло мотнула Дайна головой в сторону двери. И бритый согласительно и вдобавок как-то уж совершенно печально кивнул. Кивнул и поник своей противной чугунной башкой. – Он самый. Владимир Михайлович Грымов. Очень, кстати, уважаемый в городе человек. Человек, который ошибок и косяков никому и никогда не прощает. А я, судя по всему, облажался просто по полной программе. Да и как же было не облажаться, если ты просто копия той самой девки. – Какой еще девки? – задала вопрос Дайна, хотя уже и прекрасно догадалась о ком идет речь. – Ты имеешь в виду Ингу? – Ее самую я как раз и имею в виду. Бритый достал из кармана мобильник, пролистал фотки и продемонстрировал одну, судя по всему, заскриншотенную с камеры видеонаблюдения. В самом деле худощавая девушка с черным каре на этом фото имела некоторое внешнее сходство с Дайной. – Вообще не похожа! Вообще! – тем не менее исключительно лишь для того, чтобы еще больше насолить бритому, буркнула Дайна. – Вообще никакого сходства! И как только ты повелся на все это? – Это бармен меня с толку сбил. Позвонил и сказал, что ты наконец-то объявилась и сидишь сейчас в баре со своей подругайкой. Вернее, не ты, а Инга. Вот я и рванул туда на всех парусах. Конечно, надо было более тщательно проверить эту информацию, чего я в итоге так и не сделал. А только поспешил отсалютовать Грымову, что кончик ниточки нашелся. – Как звать-то хоть тебя? – немного спокойнее поинтересовалась у бритого Дайна. – Гога, – все также печально сообщил тот и не понятно к чему добавил: – Из бывших ментов я. – Оно и видно! – сама не зная к чему (но уж, видимо, для того чтобы еще больше расстроить бритого), сердито сказала Дайна, после чего добавила: – Ну вот что, Гога! Вали-ка ты давай отсюда, пока я в полицию не позвонила, чтобы за тобой приехали и в самом деле не забрали тебя туда. И бритого тут же как ветром сдуло. Правда, уже выскочив из квартиры, он все же вернулся и испуганно заглянул в гостиную: – Но ты же в самом деле не сообщишь об этом в полицию? В конце концов, это не в твоих интересах. – Почему это? – все также сердито буркнула ему Дайна. – Ты же не хочешь, чтобы твой труп выловили в реке?! Дайна даже не стала это слушать, а все-таки схватила со стола фарфоровую вазу «ЛФЗ» времен СССР и замахнулась ею на Гогу. И он тотчас скрылся, правда, вскоре появился снова: – Просто ты теперь важный свидетель, а со свидетелями сама знаешь как поступают. И никакая полиция не спасет и никогда не поможет. Он снова скрылся, а Дайна крикнула ему вслед так, будто в самом деле ничего не понимала: – Ну, и как же поступают со свидетелями? А сама при этом прицелилась вазой в дверной проем исключительно для того, чтобы таким образом напугать придурка, как только он появится снова. Но Гога в дверном проеме не появлялся. Время шло, руки устали держать над головой вазу. Подумав, что бритый, наконец-то, ушел совсем и больше не появится, Дайна опустила вазу. И как только она это сделала, Гога снова заскочил в комнату и с совершенно тупым видом приказал: – Пойдем! – Куда? – усталым и по этой причине крайне слабым голосом задала вопрос Дайна. – Шеф сказал, что ты важная свидетельница и тебя нельзя оставлять одну. А то мало ли чего… И еще сказал, что ты нам можешь очень сильно понадобиться. – О, нет! – раздраженно всплеснула руками Дайна и винтажная бабушкина ваза «ЛФЗ» времен СССР тут же выпала у нее из руки, упала на пол и разлетелась на осколки. И, с печалью глядя на эти осколки, Дайна просто невероятно жутко пожалела, что не разбила эту самую винтажную вазу о бритую башку этого придурка. Ей богу, на это дело ей даже не жалко было бы никакого винтажного фарфора, а уж до чего приятно это было бы… – Пойдем, я тебе сказал, – еще раз скомандовал Гога и в подтверждение серьезности своих слов снова достал пистолет, после чего показывая направление движения дернул им в сторону двери. И даже переодеться не дал, сразу же каменным голосом заявив свое категорическое: – Нет. Я сказал, нет. Нет и все! И на все другие жалобные просьбы и вопросы с непробиваемым видом добавил: – По кочану. Потому, что я так сказал. Двигай давай на выход. И даже немного больно ткнул Дайну пистолетом в плечо. Дайна, выключила свет, покорно вышла из квартиры, заперла дверь, спрятала ключ в карман и стала спускаться по лестнице. – Дай-ка сюда, – заметив в руке у нее мобильник, выхватил его Гога и спрятал к себе в карман. – А то еще в самом деле в полицию звонить вздумаешь. Дайна хотела было взорваться негодованием по этому поводу, но не стала. Да и что толку? Да и устала она уже просто невыносимо к этому моменту. Дайну усадили на заднее сиденье мерседеса, между двумя болванами из свиты Грымова, одним из которых, естественно, был Гога. – Куда мы едем? – когда автомобиль уже набрал скорость и помчался по Садовому кольцу, жалобным голосом задала вопрос Дайна, но ответа не получила. Надо сказать, Дайне было уже глубоко плевать на все эти недавно установленные правила и в том числе на то, что задавать вопросы нельзя, от всех этих глупых правил она уже просто до чертиков устала. Дон Корлеоне ехал в другой машине. И все равно, даже не смотря на это обстоятельство, задавать какие-либо вопросы Дайна больше не стала, прекрасно понимая, что ответа все равно не получит. Тогда Дайна закрыла глаза и, чтобы немного успокоиться, представила себе, что едет сейчас вовсе не в машине бандитов, (в том, что это самые настоящие бандиты она уже просто ни капли не сомневалась), а плывет в маленькой лодочке по медленной голубой реке и смотрит в синее небо с белыми облачками, но, видимо, задремала и ко всему прочему положила голову на плечо Гоги. – Ну ты дрыхнуть горазда! – когда автомобиль остановился, растолкал ее Гога. – Только разве что не храпела во сне. – Да?! – просыпаясь, хрипло удивилась Дайна. В горле у нее пересохло. – Это от нервов, – все также хрипло пояснила она и снова спросила: – Куда мы приехали? – Скоро сама все увидишь и поймешь, – наконец-то разродился ответом Гога и кивнул в окно в сторону дона Корлеоне, который уже вышел из остановившейся впереди машины и направился к какому-то новенькому современному жилому комплексу. Всей толпой: дон Корлеоне, его свита, Дайна и Гога вошли в здание, по ослепительно сверкающему каменному полу мимо швейцара и консьержки за стойкой рецепции как в дорогом отеле, а также небольшой лаунж-зоны с низенькими столиками и креслами, дошли до лифтов, поднялись на последний этаж и остановились у двери какой-то квартиры. Дайна обратила внимание на то, что лица бандитов сразу же сделались сосредоточеннее, а походка и движения гораздо сдержанней. Ко всему прочему, у дона Корлеоне в руках невесть откуда возник траурный венок из одних только жутко дорогих темно-красных роз. Все подошли к одной-единственной на этаже двери, остановились и, когда та открылась и на пороге показалась горничная в платье цвета кофе с молоком и в белом кружевном фартучке, вошли внутрь. Горничная тут же словно испарилась и даже нос свой к посетителям больше не казала, видимо, будучи прекрасно осведомленной и о самих посетителях, и о цели их визита. Пентхаус, в котором Дайна оказалась сразу же произвел на нее просто неизгладимое впечатление. До этого такие хоромы Дайна видела только по телевизору в передаче «Орел и решка», когда рассказывали про какой-нибудь президентский номер в люксовом отеле в столице какой-нибудь европейской страны. Стены и пол пентхауса были украшены полированным просто до какого-то зеркального блеска натуральным камнем разных оттенков. Но, более всего на Дайну произвели впечатление огромные панорамные окна и просторная терраса, с которой была видна вся Москва. Именно на эту самую террасу дон Карлеоне с траурным букетом в руке сразу же и проследовал. В церемониальном молчании он подошел к краю террасы и в том месте, где стоял еще один портрет того самого мажорика по имени Макс с дорогими часами на руке и в дорогом авто, возложил на пол букет. – Здесь его убили? – кивнув на портрет на краю террасы, шепотом поинтересовалась у Гоги Дайна и тот только согласительно кивнул. – А кто убил? – снова спросила Дайна, напрочь позабыв про правило не задавать никаких вопросов (или это правило к этому моменту уже не действовало?). – Неизвестно. Было следствие и экспертиза. Но сказали, что это было самоубийство. Типа, Макс из-за несчастной любви взял, да и выбросился с балкона. А только Владимир Михайлович в это не верит, считает, что это было заказное убийство. «Так вот оно что!» – догадалась Дайна.