Она легла на кровать и принялась читать. С тех пор Катена не отрывалась от этих историй, днями и неделями думала о доблестной Брадаманте и о красавице Дораличе, она была сбежавшей Анджеликой и Изабеллой, умоляющей пронзить ее сердце копьем, но больше всех она любила его – паладина, сына Оттона, английского короля, ибо тайная мечта любой неприкаянной души – отправиться в царство луны и строить там несбыточные планы, но главное – узнать, что́ безнадежно потеряно и что́ понапрасну ищешь каждый день. Отец мой, напротив, прекрасно знал, чего он ищет, и когда однажды, много лет спустя, моя мать пришла к нему на перерабатывающий комбинат, в начале ночной смены, с пожелтевшей книгой «Избирательное сродство» в руках и протянула ее под завывание ветра, пробегавшего по страницам, как по крыльям ветряной мельницы, и сообщила ему, что он вскоре станет моим отцом, поэтому не забудь, что и ты был сыном, добавила она, прижалась к нему и поцеловала в лоб, и у отца увлажнились глаза… ты будешь отцом и сыном. Она запрокинула голову и долго смотрела на луну, чувствуя, как в ее венах прочно срастаются избранные химические элементы. Следуя сложившемуся у нас обычаю давать потомству эксцентричные имена, мать предложила назвать ребенка – если будет мальчик – именем Астольфо, как героя книжек, добавила она напористо, и Вито подумал, что и Горио тоже странное книжное имя, как и многочисленные другие, украшавшие Тимпамару, и не все ли равно, а Катена для пущей важности прочитала ему наизусть отрывок про луну. – Как звали отца Астольфо? – Не помню, но он был английский король. Этого было достаточно. Неделя началась с появления Исайи Караманте. Он пришел на кладбище и разыскивал меня. Я наблюдал, как рабочие заделывают обвалившуюся часть стены. Он увидел меня издали и знаком попросил подойти. – Я принес библиотечные книги, – сказал он, показывая пакет. – Пойдемте. Он вошел за мной в подсобку. – Если не трудно, поставьте в тот угол. Караманте поставил пакет, поправил черный ремень от сумки, сползавший с плеча, и подошел к моему столику. – Думаю, что настал момент истины… – Я тоже думаю, что могу вам открыться. Вокруг стояли табуретки. – Я тоже верю в мертвых, – сказал он, опуская на пол свою увесистую сумку. Открыл ее и подозвал меня посмотреть. – Я вам больше скажу, я верю в их голоса. Внутри был аппарат размером в сумку, с бобинами, напоминавший то ли магнитофон, то ли проектор. – Я знаю, вы сочтете меня сумасшедшим, но уверяю вас, я в здравом уме. Вы когда-нибудь слышали о метафонии? – Нет. – Не будем мешкать, пойдемте, расскажу по дороге. Знаете какое-нибудь место, куда можно пойти? Я направился к могиле Эммы. – На своем профессиональном языке мы называем это явление «инструментальной транскоммуникацией». В нескольких словах, это способ, позволяющий с помощью радио и записывающей аппаратуры уловить голоса, слова и фразы, которые произносят бесплотные обитатели потустороннего мира. – То есть вы хотите сказать, что действительно… – Да, с помощью этого инструмента я слушаю и записываю голоса мертвых. Я не удивился, мне даже показалось, будто я услышал нечто заурядное, всем известную истину. – Как это? Объясните. – Нет ничего проще. Делаешь запись, а потом ее прослушиваешь, стараясь различить человеческие голоса среди посторонних шумов. Разумеется, существуют и другие способы, многие, например, используют низкие радиочастоты, но я предпочитаю свой метод. Вам известно, что даже великий Томас Эдисон пытался придумать аппарат для разговоров с загробным миром? Рассказывая, Исайя Караманте перекручивал бобины, нажимал на кнопки и выключатели. – Вот я уже десять лет езжу по миру и собираю голоса. – Стало быть, есть плоды? Он улыбнулся: – Иначе я не стал бы попусту тратить время. Мы подошли к могиле Эммы. – Сейчас увидите, – сказал он и опустил на землю сумку. Взял микрофон, напоминавший страусиную шею, и вставил его в гнездо записывающего аппарата. – Выходит, все это время на кладбище вы записывали голоса? – Двадцать часов чистых записей, а если для точности – двадцать часов и шестнадцать секунд. – Голосов? – Да. Весьма и весьма интересных. Мне захотелось их послушать, он прочел мою мысль. – Я дам вам послушать. Убедитесь, что это отнюдь не фантазии. Он поднялся: – Можем безбоязненно оставить все здесь? – Здесь никто и никогда не проходит. – Отлично. Может, пройдемся, пока идет запись? Мы прогуливались не спеша, шли куда несли ноги. – Срабатывает каждый раз? – Не всегда. Мертвые не отказываются от жизненных привычек, не разговаривают без умолку целый день. Бывает, что за много часов записи не прослушивается ни одного голоса, с этим ничего не поделаешь. – Это – ваша работа? – Да. Не в смысле собирания голосов, а в смысле записи. Я – звукооператор, работаю на киностудии. – А в чем заключается работа звукооператора? – Все, что вы слышите в фильме, от музыки и до хлопающей двери. Я, в частности, пишу синхронный звук на съемочной площадке. – Много ездите… – Очень много. – А какими судьбами у нас? То есть на кладбище в Тимпамаре? Караманте улыбнулся: – Это – один из тех странных поворотов, на какие только способна судьба. Он, между прочим, затрагивает и вас. Мы подошли к каменной скамейке. Нога у меня болела. – Может, присядем, если не возражаете? Караманте с удовольствием согласился, солнце начало уже припекать, а скамейка стояла в тени. – Интересно узнать, в чем же странность. – Я находился в Бельгии, снимали документальный фильм о катастрофе на шахте в Марсинеле[19]. Там в одном ресторане я познакомился с итальянцем, работавшим официантом. Мы сразу сдружились, с бельгийцами не очень-то хотелось общаться, и это знакомство с соплеменником стало для меня отдушиной. Мы оказались единомышленниками. Сами понимаете, что для такого коллекционера, как я, то место стало находкой – столько там было голосов погибших шахтеров! После работы я шел на место катастрофы и записывал их голоса. Не представляете, сколько я их там записал, могу сравнить только с Помпеями. Однажды итальянец-официант застал меня за работой и спросил, что я делаю на этом могильнике. В силу доверительности наших отношений я ему объяснил, а он и бровью не повел, сказал, что в таком случае я должен побывать на кладбище в его городе, он эти голоса слышал невооруженным ухом, а с записывающим устройством можно наслушаться и того больше. Он был родом из маленького городка в Калабрии, Тимпамара называется, уточнил он. Когда же я его спросил, по какому случаю он услыхал загробные голоса, он ответил, что слышал их ежедневно, поскольку работал хранителем этого кладбища. Я не сумел скрыть удивления, и он это заметил. – Вот почему это касается и вас, он был вашим коллегой, – сказал Караманте с улыбкой. – Помните его имя? – Еще бы! Как можно забыть имя великого греческого философа Гераклита? Его тоже звали Гераклит.