Леокадия Львовна подошла к платяному шкафу красного дерева, открыла его дверцу. В шкафу висело несколько шелковых халатов и коричневый фрак. Леокадия решительным жестом сдвинула одежду в сторону, запустила руку в глубину шкафа и дернула незаметную задвижку. Задняя стенка шкафа открылась, как дверь купе. — Через эту потайную дверь, — пояснила Леокадия, — император мог попасть в покои своей фаворитки Анны Лопухиной, которые располагались ниже этажом. — Ловко устроился! — Может быть, и так, но в ночь убийства он почему-то не воспользовался этим потайным выходом. Казалось бы, он мог сбежать через эту дверь и спрятаться у своей возлюбленной, но не сделал этого и пал жертвой заговорщиков. — Почему так случилось? — Возможно, как истинный рыцарь он не захотел рисковать жизнью любимой женщины. — А может, просто растерялся. Леокадия Львовна взглянула на меня неодобрительно и добавила: — Туда мы сейчас и пойдем. В покои Лопухиной. — Зачем? — Оттуда мы попадем в тайную часть замка. Мы спустились по очередной винтовой лестнице и оказались в просторной комнате, обставленной изящной светлой мебелью. — Это будуар Лопухиной, — пояснила Леокадия Львовна. — Спальня вот за той дверью, но нам туда не нужно. Она подошла к чудесному туалетному столику с тройным зеркалом, выдвинула один из ящичков, запустила руку внутрь и что-то там осторожно повернула. Тут же в одной из стен, обитой шелком с цветочным рисунком, открылась тайная дверь. — За мной! — скомандовала Леокадия Львовна и устремилась в темноту, подняв над головой канделябр. И снова мы шли по темному коридору, только теперь этот коридор то и дело сворачивал, пересекался с другими коридорами. В какой-то момент наш коридор оборвался, впереди был глубокий провал, над которым нависал ажурный металлический мостик. Мы пошли по нему. Внизу, на глубине нескольких этажей, мерцали какие-то огоньки. Вдруг я увидела, что навстречу нам по мостику движется какая-то странная фигура. — Что это?! — вскрикнула я испуганно и схватила Леокадию Львовну за руку. — Тс-с! — шикнула та, отступая к перилам. — Я же говорила вам, что по ночам здесь можно встретить призрак императора! Я вгляделась в приближающуюся фигуру. Это был человек в старинном костюме, со свечой в руке. Как и говорила Леокадия Львовна, он не шел, а плыл в воздухе над мостом, не касаясь его ногами. Когда призрак приблизился к нам, я смогла разглядеть надменное лицо, курносый нос, пудреный парик. Леокадия Львовна поклонилась призраку и дрожащим голосом произнесла: — Доброй ночи, ваше императорское величество! Правда, прыгать на одной ножке она не стала — видимо, решила, что в ее возрасте это несолидно. Призрак никак не отреагировал на ее слова, он проплыл мимо нас и вскоре растаял в темноте, мы же пошли дальше. — Куда мы идем? — спросила я свою спутницу, когда мы перешли мост и пошли по очередному коридору. Она не ответила, и тогда я задала другой вопрос: — Долго нам еще идти? — Недолго, — лаконично ответила Леокадия Львовна и взглянула на часы. Мы шли еще минут пять, свернули и оказались в квадратном помещении, посреди которого стояло массивное кресло с резными подлокотниками. — Ну вот, кажется, мы успели! — Леокадия Львовна снова взглянула на часы. — Что это за комната? — Я же говорила, что император обожал всевозможные тайники, потайные ходы. А здесь он обустроил место, откуда мог незаметно наблюдать за жизнью своего двора. — А почему мы так спешили сюда? — Сейчас узнаете. — С этими словами Леокадия Львовна подошла к креслу, взялась за один подлокотник и повернулась ко мне: — Помогите! Оно тяжелое! Я взялась за второй подлокотник, вдвоем мы опрокинули кресло, и оно вдруг разложилось, превратившись в невысокую деревянную лесенку, какими пользуются в библиотеках и кабинетах, чтобы достать книги с верхних полок. Леокадия придвинула эту лесенку к стене, влезла по ней и поманила меня пальцем: — Давайте сюда! Я опасливо поднялась по лесенке и встала рядом с Леокадией. Мы с трудом поместились на верхней ступеньке. Хорошо, что я — девушка стройная (мама говорит, что я худа, как гвоздь, ни груди у меня, ни попы. Меня ее слова, надо сказать, ни капельки не волнуют). Леокадия Львовна же, похоже, вообще ничего не весит. — Смотрите! Перед моими глазами была узкая щель в стене, незаметная снизу. Я прильнула к этой щели и увидела просторную комнату, обставленную с поистине царской роскошью. Обитые голубым шелком диванчики на гнутых ножках, такие же кресла и стулья, два небольших столика — кажется, их называют ломберными. На стенах висели китайские гравюры, перед камином красовались шелковые ширмы, расписанные хризантемами, журавлями и тиграми. Возле стены стоял музыкальный инструмент, отдаленно напоминающий пианино — может быть, клавесин или клавикорды. Рядом с этим инструментом находились напольные часы, выполненные в форме восточной пагоды. По сторонам от этих часов на стене висели два больших парадных портрета — мужчина с длинным породистым лицом, в пудреном парике и в камзоле удивительного жемчужно-серого цвета, расшитом серебром, и дама с осиной талией, в платье из серебристой парчи, с мушкой на левой щеке. — Это малая гостиная, — пояснила шепотом Леокадия Львовна. — Какая же тогда большая? — фыркнула я. — А вообще, зачем мы сюда пришли? — Скоро вы увидите, — непонятно ответила Леокадия и снова взглянула на часы. — Сколько на ваших? — Без одной минуты десять. — А, тогда мы успели вовремя. Просто мои часы немного спешат. Тут минутная стрелка часов-пагоды подошла к двенадцати, и раздался мелодичный звон. В то же время открылась дверца в верхней части часов, оттуда вышли две изящные фигурки, два нарядных китайца в ярких расписных халатах. Они церемонно поклонились друг другу и вернулись в свое жилище. Я подумала — не для того же Леокадия так долго вела меня по всем этим потайным коридорам, чтобы показать эти часы и услышать, как они бьют? Я уже хотела что-то ей сказать, но Леокадия прижала палец к губам и показала на что-то глазами. Тут я и сама увидела, что в гостиную, опасливо оглядываясь по сторонам, вошел человек в сером пиджаке. Это был мужчина после сорока, с отчетливыми залысинами в темных с ранней сединой волосах, с широким бульдожьим лицом и маленькими серыми глазками. Я едва не ахнула от удивления, поскольку узнала в этом человеке замдиректора музея Ивана Антоновича Попеляева. Вот интересно, он-то что тут делает в такое время? Он явно не из тех людей, которые задерживаются на работе. Он подошел к часам, взглянул на их циферблат, потом посмотрел на свои часы и покосился на дверь — не ту, через которую сам только что вошел, а на вторую, в противоположном конце комнаты. Он явно кого-то ждет, поняла я. Прошло еще две или три минуты… И вдруг в комнате возник еще один человек. Именно возник. Вот только что его не было — и вдруг он появился, словно материализовался из серебристых, мерцающих петербургских сумерек, проступил из них, как проступает изображение на фотографии, погруженной в проявитель. Или нет — он как будто вышел из портрета, из парадного мужского портрета, который висел на стене слева от напольных часов. Потому что этот незнакомец был удивительно похож на мужчину на портрете. То же длинное породистое лицо, тот же высокомерный взгляд глубоко посаженных глаз… Конечно, он был одет не в камзол по моде восемнадцатого века, а в современный костюм, но костюм был сшит из ткани того же неуловимого жемчужно-серебристого оттенка и сидел на нем с тем же поразительным изяществом. Он что-то сказал, но мы были далеко и не расслышали его слов. Только было я хотела огорчиться по этому поводу, как Леокадия Львовна протянула мне железную воронку, которую вытащила из углубления в стене. Себе она взяла вторую такую же. Я приложила воронку к уху, и тут же услышала все звуки, раздававшиеся в гостиной, словно перенеслась туда. Я слышала потрескивание паркета, тиканье часов-пагоды, какой-то едва уловимый шорох, доносившийся из-за шелковой ширмы… мыши там, что ли?