И вот теперь Анна сидела перед своим туалетным столиком, разрываясь между страхом и любопытством. И конечно, любопытство победило. Она нарочно отпустила горничную, чтобы утолить свое любопытство. Нет, она не будет доставать тот ларец, она только взглянет на него… Анна вспомнила: чтобы достать ларец с загадочной вещицей, император открывал вот этот ящичек… Она выдвинула ящик стола, запустила в него руку, пошарила внутри и нащупала на задней стенке небольшой металлический шпенечек. Она испугалась: неужели она ослушается государя? Нет, она так не поступит… Она отдернула руку от шпенечка, словно обожглась, — но было поздно: сбоку в ее столике выдвинулся потайной ящик. Тот самый, который не раз выдвигал государь. Анна склонилась над этим ящиком, увидела там небольшой красивый ларчик и не удержалась, взяла его в руки. В самом деле, коли уж она открыла тайник, грех будет не узнать, что в нем. Ларчик как ларчик, ничего особенного. Ну да, ведь государь делает секрет не из самого ларца, а из того, что внутри его… Но что же там внутри? Нет, нельзя открывать ларец. Государь разгневается. Она ведь обещала ему… С другой стороны, Софи говорила правильно — от кого он узнает? Ведь не от нее же! И в конце концов, если он прячет свое сокровище в ее будуаре — она просто обязана знать, что там внутри! Анна робко дотронулась до крышки ларца — просто так, чтобы ощутить ее холодную, гладкую поверхность. И вдруг крышка откинулась! Ларчик открылся! Анна на мгновение зажмурилась — от страха, от смущения, — но затем заглянула в ларец… Внутри, на черной бархатной подложке, лежал крест. Крест с расширяющимися концами, украшенный драгоценными камнями. Анна знала такой тип креста — это был крест Мальтийских рыцарей, в последнее время государь велел изображать его на своем гербе. Ну да, мальтийский крест… что же в нем такого особенного? Анна достала крест из ларчика, чтобы как следует рассмотреть. Руки ее дрожали от волнения, крест выскользнул и упал на пол… Анна ахнула, наклонилась, но злополучный крест отлетел в сторону и закатился под шкафчик с китайскими узорами. Ну что за невезение! Сердце Анны громко и часто билось от страха и волнения. Она огляделась — чем бы подцепить крест, чтобы достать его из-под шкафа? Жаль, что с ней нет сейчас горничной — она легко достала бы крест… ох, нет, только не это! Горничная ничего не должна знать! Она же ее нарочно отпустила! Анна ничего не придумала и опустилась на колени, чтобы заглянуть под китайский шкафчик… И тут она услышала самый ужасный звук, какой только могла вообразить: заскрипели ступени лесенки, соединявший ее будуар с покоями императора. Это он, это государь! Страх и паника охватили несчастную женщину. Она вскочила, заметалась, думая, как скрыть следы своего преступления. Ничего не пришло ей в голову. Она поспешно схватила пустой ларец, поставила в потайной ящик, задвинула его и едва успела сесть перед туалетным столом, как в будуар вошел император. — Вы не предупредили меня, государь, о своем визите… — проговорила Анна дрожащим голосом. — Я и сам не собирался, мой друг… — ответил император. — Меня вдруг посетило какое-то беспокойство. Впрочем, я ненадолго, только возьму свой ларец… — Ларец? — испуганно переспросила женщина. — Дело в том… я должна сказать вам, государь… — Потом, потом… Павел привычным жестом выдвинул ящик, запустил в него руку. Из открывшегося тайника он достал ларец, прижал его к груди. — Покойной ночи, мой друг! — с этими словами он покинул будуар фаворитки и поднялся к себе. Анна смотрела ему вслед, шевеля губами. Два больших черных внедорожника остановились у поворота шоссе. — Это должно быть здесь! — проговорил Муравьев, опасливо понизив голос. — А чего вы шепчете? — спросил его командир опергруппы, рослый веселый парень в черной униформе. — Здесь поблизости ни одной живой души нет! — Да, действительно… — смущенно пробормотал Муравьев. — Инстинкт… короче, согласно моим сведениям, кратчайший путь к объекту — вот эта тропинка. — Кратчайший — не всегда лучший, — с сомнением проговорил оперативник. — Ладно, давай установку. — Значит, по этой тропинке мимо часовни, мимо семейного кладбища, потом мимо маленькой рощицы, там и будет старый дом. Это и есть предположительное место, где скрывается объект… — Ладно, понял. Ты, главное, сам у нас под ногами не мешайся, держись сзади. И на всякий случай надень броник. — Что? — Бронежилет, тундра. — А, нет, я в нем себя неловко чувствую. — Ага, это с пулей в печени неловко, а в бронежилете — самое то! Пошли, ребята! Оперативники вслед за своим командиром двинулись по тропинке. Муравьев шел в хвосте группы, невольно любуясь бесшумной слаженностью их движений. Тропинка свернула, и впереди из зарослей показалась готическая часовня. — Первый ориентир! — вполголоса произнес командир группы. Муравьев заметил над входом в часовню восьмиконечный крест — такой же, как на перстне императора. Позади часовни в густой траве виднелось несколько источенных временем и непогодой надгробных памятников. Пока описание той журналистки вполне соответствует действительности… Муравьев пригляделся к одному из памятников, прочел полустертую надпись. Вычурными готическими буквами на камне было выведено имя — Кондратий Левенберг. Ниже можно было с трудом прочесть цифры, даты жизни. И на этом камне тоже был высечен такой же крест, как на часовне. Мальтийский крест… На соседних надгробиях стояли другие имена, но фамилия была та же самая — Левенберг. И на каждом камне был высечен такой же крест с расширяющимися, раздвоенными концами. Все так, как сказала Вера, — судя по всему, здесь находилось семейное кладбище этих самых Левенбергов. — Второй ориентир! — проговорил начальник опергруппы. Муравьев миновал могилы, раздвинул кусты и наконец увидел старый дом. Двухэтажный дом с мезонином и большой застекленной верандой, правда, бо́льшая часть цветных стекол была выбита. Большая старая пригородная дача… Муравьев подумал, что в таком доме и около него можно снимать кино — какой-нибудь фильм по Чехову или Бунину. Несколько интеллигентных мужчин слоняются по дому, обсуждая философские проблемы, в окружении равного количества молодых интересных женщин… Женщины все как одна красавицы, в белых платьях и широкополых шляпах. Мужчины все с аккуратными бородками и тоже в белом. И горничная в кружевной наколке накрывает чай на веранде. Самовар медный, варенье обязательно из вишен из своего сада… Черт, о чем это он думает?