— Лягушачьи лапки, наверное, — предположила одна из девушек, с которой я так и не познакомилась. — Французское блюдо, я имею в виду. — Ага, лапки под диарейным соусом, — заржал конём Андрей и был поддержан толпой. — Машка! — озлобленно рыкнул Жедимка. — Ляжка! — отозвалась я из-за спины Стаса, прислонившись к ней щекой. Это не моё желание! Меня заставили! Он сам так меня к себе прижал! Алиби, алиби, алиби… — Машка-ляжка, — передразнил меня блондин и решил не продолжать битву за своё имя. Если я себя не жалею, то с его именем могу сделать вещи и пострашнее. — Может, отпустишь меня уже? — аккуратно спросила у Стаса, пытаясь высвободить свои руки из его теплого плена. — Опасность миновала. Француз отступил. — Он, всего лишь, затаился в окопе и ждет, когда твоя оборона ослабнет, — спокойно ответил Стас, но не предпринял ни одной попытки, чтобы меня отпустить в свободное дурачество. — Не боишься, что я тебе сейчас кудряхи подожгу? — Нет. — Я тебя сейчас побью. — Чем? — рассмеялся парень, едва ощутимо поглаживая мои пальцы. — Руки-то заняты. — Лбом, — ответила я и на полном серьёзе ударила дурной головой между его лопаток. — Получил? — Ой, получил-получил, — захныкал он притворно. — А я предупреждала. Со мной, вообще, опасно связываться. — Я помню. Почти все шрамы на моем лице — результат наших с тобой встреч. — Вот только не надо жаловаться, — появилось желание треснуть его еще раз лбом между лопаток. — Ты знал, на что шел. Я не виновата, что я такая боевая. — Скорее, неуклюжая. Судя по движению плеч, Соколовский тихо умирал от смеха внутри себя. Дернула руками, пытаясь высвободиться из его захвата и это сработало. Запястья и пальцы оказались на свободе и я, наконец, смогла установить между нами дистанцию, отойдя на несколько шагов от парня. Вобрав в себя побольше воздуха, подобно шаолиньскому монаху попыталась познать спокойствие и умиротворение с природой. Глядя в глаза кучерявому демону искусителю, вернулась на лежащее бревно, на котором великолепно сидела до тех пор, пока меня с него не уронил Жедимка. Сев рядом с Юлькой, которая о чем-то тихо переговаривалась с Тимохой, бросила напоследок грозный взгляд в сторону Соколовского, но в ответ получила лишь короткую ухмылку. Паша вернул в руки кружку с чаем и в качестве молчаливого жеста поддержки мягко сжал мне плечо и вернулся к Аленке, что сидела на соседнем бревне в компании Андрюхи. В стороне послышался бодрый гитарный трунь. Повернув голову на источник звука, увидела Жедимку в обнимку с черной гитарой. — Я рад, что все вы здесь собрались ради моего сольного концерта, — произнес он торжественно и поставил ногу на пенек, чтобы его позирование с гитарой выглядели максимально пафосно. — Щас спою. — О, нет! — почти хором взвыли те, кто был знаком с ним гораздо дольше нас, первачей. — Нормально же сидели. Зачем эта пытка? — Чего это сразу пытка? — возмутился лесной солист. — Я знатное певцо. Наслаждайтесь. — Вот, он знает, где начать петь, — засмеялся Пашка, укрывая Аленку пледом. — В лесу, далеко от города и когда темнеет. Никто никуда не убежит. Все обречены слушать только его. — Всё настолько плохо? — спросила я аккуратно, боясь ненароком еще как-то обидеть Жедимку. — А ты послушай, — ехидно ответил Паша. — И кружку, кстати, освободи для крови из ушей. — Я сейчас обижусь и уеду домой один, а вы потом пёхом отсюда выбирайтесь, — угрожающе произнес блондин и снова сделал трунь струнами. — Да пой уже, певцо, — вклинился Стас. — Быстрее споешь — быстрее мы отбудем наказание. — Кхм, — прочистил горло Жедимка, прошелся пальцами по струнам и завел свою песню. — Скажи, красавица, чего не нравится… — Ты из какого века выполз? — перебил его Андрей. — Что-нибудь из этого десятилетия напой, а то молодые таких песен и знать не знают. — О, я знаю, какую песню все точно знают! — осенило гитариста. Снова гитарный перебор, словно он нащупывал ту песню в памяти гитарных струн. — Холодный ветер с дождем усилился стократно… — Воу! — обрадовался Андрей, даже встав с бревна. — Всё говорит об одном, что нет пути обратно… — Что ты не мой лапушок, а я не твой Андрейка, — присоединились к ним и другие парни. — Что у любви у нашей села батарейка. О-оу-и-я-и-ё! Батарейка! Причем, слово «батарейка» выкрикивалось максимально громко и с особым надрывом. Поймав на себе взгляд Аленки, вскинула брови с немым вопросом: и так всегда? В ответ получила утвердительный кивок и широкую улыбку, пока ее не сгреб в свои объятия Паша, пытаясь неуклюже танцевать вместе с ней. Обхватила почти пустую кружку чая обеими руками и невольно задержала взгляд на тлеющих искрах костра, уносящихся в звездное небо. Странно… Я даже и не заметила, насколько быстро стемнело. Хотя, чему тут удивляться? Это же осень: кажется, что еще совсем светло, а уже минут через десять наступают сумерки. Солнышко закатилось спать и ему неинтересно, что мы хотим еще немного насладиться играми его лучиков на пожелтевшей листве и согреться его теплом. Кстати, о согреться… Подняла взгляд над костром на Стаса, который был в одной толстовке и, скорее всего, замерзал, но снять с меня куртку, которую вручил мне по-джентльменски два часа назад, он не мог. Поэтому, вероятно, терпел холод осенней ночи, бросая на меня взгляды, которые пробудили во мне муки совести. Боковым зрением заметила, как с бревна по очереди встали Юлька с Тимохой и направились в дом. Подруга тоже была не в своей куртке и, вероятно, они с рыжим комодом пошли в дом, чтобы она могла надеть свою куртку вернуть Тимохе его одёжку. Немного поразмыслив, решила последовать их примеру и тоже направилась в дом, предварительно сняв куртку Стасика. — Спасибо, — произнесла я, вручив нахмурившемуся парню его куртку. — Замерзнешь же. Держи, — протянул он обратно джинсовку. — Я свою возьму. Она в доме, а вот ты точно замерзнешь, — махнула указательным пальцем перед его носом, заметив, что он решил возразить. — И не спорь со мной. — Тогда иди быстрее в дом, иначе насильно заверну тебя в свою куртку и буду греть всю ночь. — Вот только не надо мне угрожать. — Я предупредил. — Я услышала, — бросила ему через плечо и вошла в дом, в котором старая растопленная парнями печь создала тепло и уют, который не хотелось покидать. Наугад вспомнила, в какой из комнат мы с Юлькой решили остановится и толкнула нужную дверь, которая мне почти сразу чуть не ударила по носу. Домовой? Бабайка? С опаской заглянула за дверь и увидела целующихся Тимоху и Юльку. Если подруга была полностью поглощена процессом сплетения языков, то парень еще хранил крупицы адекватности и тонкую ниточку связи с реальность. — Куртку мне дайте, — прошипела я, пытаясь открыть дверь шире и не визжать от восторга, видя воссоединения друзей. Придерживая одной рукой Юльку за талию, другой рукой Тимоха нащупывал вешалку у стены, постепенно отступая назад, словно танцуя. Нащупав единственную куртку, что висела на старом гвозде, дружище в том же танце приблизился ко мне, буквально впечатал мне в лицо куртку и настойчиво закрыл дверь. — Совет да любовь, — прошептала я дверному полотну, боясь сглазить. Натянула на голову капюшон, надела куртку и застегнула на ней молнию до самого подбородка. Скрывая довольную улыбку в высоком вороте, вышла из дома и, услышав заунывное пение толпы у костра, поняла, что хочу немного побыть одна. Буквально пять минуточек личной перезагрузки и я буду готова свежим огурцом вернуться к костру и петь вместе со всеми. Куда идти — долго думать не пришлось. За весь день я так и не побывала на озере, на берегу которого был установлен старый деревянный пирс. Я еще днем с веранды его приметила, но все никак не могла до него добраться. А завтра в обед уже возвращаться в общагу, так что сейчас самый лучший момент для наслаждения видом и единения с самой собой. Присев на край пирса, и, прижав ноги к груди, заворожено смотрела на блики холодной луны на поверхности, казалось, черной воды. Где-то в стороне слышались голоса ребят, которые пели песни одна за другой, словно не собираясь останавливаться до самого утра. Когда отблески луны на водной глади сменят лучи шаловливого солнца. Даже не думала, что смогу настолько быстро завести друзей на новом месте. А ведь я планировала быть серой непримечательной мышкой, которая будет занята исключительно учебой. А в итоге оказалась втянута в самую веселую компания всего университета. Спасибо Соколовскому. Чтоб его черти… по кудрям гладили. Вдохнула полной грудью прохладный воздух осеннего вечера и подавилась им, услышав голос за спиной: — Любишь ты пыхтеть у воды, Шишкина. — Соколовский, блин! — прижала ладони к груди, пытаясь успокоить сердце, сошедшее с ума. — А если бы я в воду прыгнула от страха?! — Поплавала бы, — ответил парень и сел рядом со мной бок о бок. Протянул кружку, наполненную горячим чаем и терпеливо дождался, когда я ее приму. — Очень смешно. Не сезон для покупаться, как бы.