— Белый стих, — попыталась оправдаться. — Если бы, — выдохнул он и погладил тыльные стороны моих ладоней, всё еще покоящихся на его груди. — Мы же в тот день хотели обсудить наши отношения. Типа, решить, кто мы друг для друга. Но батя придумал незапланированную поездку в город до самого вечера, а потом, когда я вернулся в деревню, то узнал, что ты в этот же день уехала домой. Насовсем. — Нам тогда было всего ничего лет, поэтому сомневаюсь, что разговор вышел бы уж таким серьёзным. — Несмотря на малость наших лет, мы тем летом впервые поцеловались. Выходит, что тогда мы были гораздо смелее, чем сейчас. — Мы просто облизали друг другу подбородки. Это даже поцелуем назвать нельзя, — рассмеялась я, вспоминая тот день, когда мы дурачились на песчаном берегу озера и в какой-то момент Стас решил меня поцеловать. Взрыв бабочек в животе, фейерверк мыслей в голове и мокрый подбородок — всё, что я помню о том неловком, абсолютно неумелом, поцелуе. — А что можно назвать поцелуем? — спросил Стас и его положение немного изменилось. — Это? В один миг природа вокруг замерла. Исчезли звуки, запахи и воздух из моих легких. Губы Стаса накрыли мои так быстро и так точно, что у меня не осталось ни малейшего шанса избежать этого поцелуя. — М? — изрекла я, пытаясь хоть немного отстраниться. — Угу, — ответил Стас, углубляя поцелуй. Его теплые пальцы скользнули мне под воротник куртки, коснулись чувствительной кожи шеи и зарылись в волосах. Цунами эмоций смыло моё сопротивление. Небо поменялось местами с землей. Или же это я теперь почти лежала у Стаса на коленях, впитывая его неожиданный поцелуй и ласку. Слегка удерживая парня за запястья, подалась ему навстречу и раскрыла рот, словно давая безмолвное согласие на воровство этого поцелуя. Легкая щетина коснулась подбородка, когда его горячие губы захватили в нежный плен мою нижнюю губу и язык ловко проник в рот, словно приглашая мой язык вступить с ним в танец. Приглашение было принято. Легкий, почти невесомый, танец перерос в яростное сплетение и бескомпромиссный захват чувств и эмоций. Я забыла, как дышать. Забыла, как думать. Забыла, где я сейчас нахожусь. Единственное, что я знала точно, — прекращать это прямо сейчас я не хочу и не стану. — О, голубки, и вы здесь? — голос Жедимки не просто вернул меня с небес на землю и заставил отпрянуть от Стаса, а ударил меня о земную твердь лицом. — Освобождайте и нам коронное местечко. Парень держал за руку одну из тех девушек, что привез с собой. Чувство неловкости и ощущение того, что меня, будто, поймали на месте преступления, уничтожило все остальные эмоции. Вскочив на ноги, неловко оправила куртку, разгладив невидимые складки, и растеряно посмотрела на Стаса, который тоже казался немного растерянным и даже злым. — Спокойной ночи, — выдавила я, не зная, куда смотреть и не нашла лучше выхода, чем просто уйти отсюда, как можно скорее. Глупо, по-детски, но иного варианта, чтобы хоть как-то спрятать своё смущение и растерянность, я не придумала. Глава 26 Рука, бессовестно лежащая на моей шее, грозит с минуты на минуту лишить меня кислорода, жизни и, возможно, головы. В сотый раз поправляю ее положение, чтобы иметь доступ к кислороду, но в сотый раз она возвращается на место и душит меня сильнее, чем ранее. Извернувшись, с ловкостью ниндзя и грацией лопаты, выбралась из-под Юлькиной руки и быстро накрыла девушку пледом, пока она не начала меня искать для нового удушающего. На цыпочках, чтобы не разбудить Аленку с Пашкой, вышла из комнаты, прихватив с собой куртку и кроссовки. В импровизированной прихожей надела куртку и кроссовки, собрала волосы в пучок на макушке и взглянула на дисплей телефона, чтобы узнать время. Без пяти шесть. Суббота. Класс. Можно было еще спать и спать, а я, журавлик, подлетела. Навалившись на входную дверь, чтобы она не скрипела, почти бесшумно покинула дом и вышла на веранду в прохладу сентябрьского осеннего утра. Крупная дрожь пробежала по телу, окончательно снимая остатки сна. Втянула голову в плечи и спрятала нос, который не был готов к такому холоду с утра пораньше, в воротнике куртки. Оглядела площадку близ дома, на которой вчера кипело веселье: футбол, танцы, песни под гитару и просто дурачество. Даже непривычно стало найти здесь тишину. Казалось, что на этом месте всегда должен царить студенческий движ и обязательно под аккомпанемент легких струн. Костер давно потух, остались лишь угли. Спустилась с крыльца с мыслью о том, что пока все спят, можно разжечь костер и попробовать заварить чай, чтобы те, кто проснется чуть позже не мерзли, как это делаю сейчас я. Едва я вознамерилась двинуться в лес за хворостом, как из него вышел Соколовский, с охапкой сухих веток. Парень задумчиво, без малейшего намека на веселье на немного опухшем лице, смотрел себе под ноги. Первая мысль, что посетила мою голову, было — бежать обратно в дом. Опять бежать? Я на спартакиаду какую-то приехала, что ли? Смело, почти топая, подошла к машине Жедимки и достала из нее пятилитровую бутылку чистой воды для будущего чая. Бросила мимолетный взгляд на Стаса, который молча наблюдал за моими передвижениями, ломая сухие ветки и формируя из них подобие шалашика в центре каменного круга. — Как спалось? — спросил он внезапно и едва уловимо дернул бровью. — Кхм, сносно, — сделала вид, что занята откручиванием пробки, которая, к несчастью, не хотела поддаваться на мои манипуляции. — А тебе? — А я не спал, Маша, — выдохнул он где-то за моей спиной. — Всю ночь разминал ноги, чтобы быть готовым тебя поймать, если ты опять решишь убежать. — Я не убегала, — захрабрилась, повела плечами и еще агрессивнее навалилась на пробку. Это чертов кудрявый манипулятор был совсем рядом. Стоял за моей спиной, не касался. Но, при этом, его тепло чувствовалось даже через ткань футболки, толстовки и куртки. Ближе просто и представить невозможно. — Не убегала, но слишком быстро исчезла с берега, — произнес он и подался вперед. Холодная чуть шершавая ладонь накрыла мои пальцы, что удерживали пробку бутылки, и меня словно током прошибло от макушки до кончиков пальцев ног. Отпрянула от него, как от прокаженного. Спрятала руки в карманы куртки и лихорадочно взглядом искала себе занятие, чтобы свести зрительный и телесный контакт с Соколовским к минимуму. Я не умею и не знаю, как себя нужно вести после первого поцелуя с парнем. Формально, у нас с ним, конечно, второй поцелуй, но, всё же, он первый такой осознанный и… взрослый, наверное. Теперь не получится, как тогда в детстве, свести всё в хи-хи ха-ха и продолжить общение, как ни в чем не бывало. Всё стало другим. Запутанным и пугающим. — Сейчас ты тоже не убегала? — спросил Стас, абсолютно отвратительно скрывая улыбку в приподнятом уголке губ. — Не убегала. Видишь, стою? — И даже, если подойду еще раз, всё равно останешься стоять? — А что мне надо сделать? Лечь? — Устоять перед моим животным магнетизмом. Это сложно, я знаю, но ты постарайся. Почти успешно спрятала улыбку, прикусив внутреннюю сторону щеки. Глядя парню прямо в глаза, пока он не спеша подходил, продолжала сохранять невозмутимость на лице и нервно не переступать с ноги на ногу. Делано вскинула подбородок, когда носки его кроссовок почти коснулись моих. — Не убежишь, даже если я тебя снова поцелую? — Стас склонил голову к плечу и, с нескрываемым любопытством и толикой вызова во взгляде карих глаз, смотрел то мне в глаза, то на губы. Утро. Зубы не чищены. Харя не мыта. — Мы не будем целоваться, — изрекла, наконец, и между нами повисло молчание, во время которого мы сверлили друг друга взглядом. Нарочито медленно разглядывала его лицо. Смотреть на него с высоты моего короткого роста, задрав голову, было сложно, но я сделала над собой усилие смотрела в ответ, столь же решительно, что и Стас. Высокий лоб с вечным бардаком кудряшек на нем. Черные густые брови с едва видимой полоской шрама на левой из них. Похожий шрам на переносице. Проникновенные карие глаза, в которых, если приглядеться, можно увидеть подсолнух. Словно зрачок — это сердцевина с семечками, а радужка — лепестки с рваными краями. Хотя, зная Соколовского, можно смело сказать, что его карие глаза — это буйство пламени, исходящего угля зрачков. Тонкий нос, острые скулы и губы с неизменно таящейся в ней улыбкой сорванца. Губы… Кажется, я смотрю на них дольше, чем разрешают нормы приличия. Неожиданно вздрогнула от боя барабанов и взрыва гитарного риффа в кармане Стаса. Словно сбросив наваждение, Стас потянулся в карман джинсовки, достал из нее телефон и улыбка на губах стала шире. Я знаю эту улыбку. Это особая улыбка пакостника, когда он знает, что где-то кому-то приготовил пакость и теперь ждет на нее реакцию. «Сеструня» — вещал дисплей его телефона. — Сейчас будет весело, — подмигнул мне парень и ответил на звонок, включив громкую связь. — Не спится? — спросил он у звонящей. — Мелкий ты геморрой! — последовал ответ, заставивший меня прыснуть в воротник куртки. — Шесть утра. Суббота. Выходной. Будильник орёт на шкафу нашей спальни. Я готова тебя убивать.