– Прекрасно! – хохоча, тянет Дима, а я смотрю в глаза Тёме. Жду его крика, срыва, обзывательств, обиды, презрения… Чего-нибудь. Реакции. Но он просто стоит и смотрит на меня. Без единой эмоции на лице. Пару секунд назад в них была хотя бы боль, но и она исчезла. Теперь я не знаю, что он думает. Не вижу, как он ненавидит меня. – Малышка, я знал, что ты сама облажаешься и мне даже не придётся рассказывать твоему мужу о том, что ты сделала, – тем временем продолжает Дима. – Прости, – произношу одними губами, глядя на мужа. – Пожалуйста, – слёзы пуще прежнего начинают литься из глаз. – Я не… не… – мотаю головой, но не решаюсь подойти. Страшно. Невыносимо страшно. Что он сейчас меня задушит. Убьёт взглядом, словом, действием. Своими руками на которых прежде носил. Разрушит то, что сам и собрал по кусочкам в тот день на озере. Доломает то, что уже сломал его брат. Но сейчас вина лежит лишь на мне. – Тебе нет прощения, – шепчет мне на ухо Дима, встав сзади меня. – Это твоё наказание! За то, что ты сделала со мной! Маленькая лживая дрянь. – Я не делала это с тобой, – оборачиваюсь к нему, со всей злости начав кричать. Выплёскивать эмоции. Слова, которые надо было сказать ему раньше. Но он меня не слушал. – Это ты! Ты сделал себя таким! Не я! Ты сделал меня такой! Ты! Не я! Не я! Ты! – Правда? – удивляется Дима и поднимает сумасшедший взгляд на Тёму. Бросив меня, идёт к нему медленной насмешливой походкой. Положив руку ему на плечо, Солнцев-младший обращается уже к моему мужу. Тёме явно это неприятно и он не хочет сейчас говорить с Димой, и всё же руку не скидывает. – Брат, понимаю, как это больно, – сочувственно начинает Дима. – Она сделала со мной то же самое. Но… от тебя она просто не хотела ребёнка и сразу об этом позаботилась, а моего ребёнка она убила! Сделала аборт! Моего ребёнка! Убила! – его истерический смех разносится по дому. Он словно выжигает что-то во мне. Воспоминания. Боль. Страх. Слёзы. В ушах, как всегда, разносится детский плач и мой собственный крик. Крик боли, отчаянья и страха что все сейчас придёт человек и начнёт издеваться. Как всегда. Чтобы не забывала. – И каково быть убийцей, Адель? – возвращается ко мне. – Каково знать, что ты, возможно, убила мой единственный шанс на родного ребёнка! А? Чего молчишь? – хватает меня за плечи и начинает трясти со всей силы. – Я… – пытаюсь что-то сказать, но его злой взгляд и хватка, которая оставит на моих плечах синяки, пугает не на шутку. – Я бы купил у тебя этого ребёнка! – кричит мне в лицо. – Сколько? Сколько ты хотела?! Какова была цена?! Скажи! Не молчи! Маленькая дрянь! Лучше бы ты тоже тогда сдохла! Вместе с моим ребёнком. – Я этого не делала! – выкрикиваю и, даже не взглянув на Тёму, убегаю. Срываюсь и бегу куда ноги несут. И оказываюсь в спальне. В месте, где я всегда счастлива и спокойна. Где я чувствовала любовь, где я любила сама. И до сих пор люблю. Но сделала ошибку. Не рассказала Тёме о главном. Я помню тот день, когда вошла в эту спальню первый раз. Она была в моих портретах, наших с Тёмой фотографиях, в стенах цвета моих глаз, как сказал тогда Тёма. Она наша с ним. Наш личный рай! Который треснул сегодня… Прячусь в угол под окном, силясь исчезнуть от всех вокруг. Поджимаю ноги к груди и позволяю себе разрушаться. Медленно, но верно катиться в пропасть. Я думала, что выбралась из неё, полюбив Тёму и почувствовав его любовь. Но всё не так. Я рыла эту пропасть дальше, держась за лестницу. Но лестница закончилась, и теперь я падаю. Глубже, чем в тот раз. И в этот раз, рухнув на самое дно, я могу не выжить. А может так оно и надо? Может пришло время? – Адель, – разносится голос Тёмы и я затихаю, молясь, чтобы сердце остановилось и он не успел ничего мне сказать. Не успел убить своими руками. Лучше я сама. Лучше я сама закончу то, что не сделала тогда. – Адель, – повторяет он моё имя совсем близко. Испуганно поднимаю глаза и обнаруживаю его стоящего напротив. – Не надо! Пожалуйста! Не надо! – прошу его, выставив руки вперёд. – Я всё поняла! Я больше не буду! Я могу уйти! Сейчас! Только ничего не говори! Я знаю! Я уйду! – встаю и тянусь к ручке окна. – Прямо сейчас могу! – открываю окно, чтобы выйти, но он хватает меня за талию и грубо швыряет на кровать. Его хватка на мне не нежная и любящая как раньше, а словно чужая, больная. Злая. – Больная?! – рычит, словно раненый лев. Закрыв окно, даёт себе несколько секунд, а затем разворачивается ко мне. – Чтобы я этого больше не видел и даже не слышал! Ясно?! Адель, тебе ясно?! – поднимает мое лицо, заставляя смотреть ему в глаза. И видеть, что сейчас он готов меня убить. Но не из-за того, что узнал в гостиной, а за то, что захотела все закончить самым ужасным способом. – Да! Да! Да! – активно киваю головой и ползу к нему ближе. – Тёма, прости! Прошу! Прости меня! – Тогда объясни, зачем ты принимаешь противозачаточные и что вообще происходит? – просит, сдерживая в голосе злость и агрессию. – Но вначале успокойся, – отпустив меня, он садится на край кровати, и молча ожидает, пока я приду в себя. А я всхлипываю, не в силах сказать и слова. Тогда он накрывает мою ладонь своей и мягче просит. Шёпотом. – Успокойся. Всё можно исправить, если постараться. Главное, не молчать. – Мне нельзя было беременеть в течение года после выкидыша, – тихо заговариваю, схватившись за его руку, словно за спасательный круг, а затем начинаю тараторить. Говорю и говорю, будто плотину прорвало, дамба рухнула и меня больше ничего не держит молчать. – У меня был выкидыш! Я не делала аборт! Я бы никогда не убила своего ребёнка! Он не виноват ни в чём! Когда мы с тобой встретились, мне оставалось два месяца, когда нельзя беременеть. Ты множество раз говорил, что хочешь здорового малыша! Повторял раз за разом. Я тоже хотела здорового малыша, а после выкидыша с этим могут быть проблемы, да и риск новых выкидышей был очень большим. Поэтому я приняла решение принимать противозачаточные, чтобы у нас и нашего ребёнка не было проблем. Я прилетела в Германию и остался всего месяц. Но мне посоветовали добавить ещё один и принимать два месяца, чтобы наверняка. Всего два месяца, понимаешь? – сжимаю его руку ещё сильнее, пытаясь понять – понимает? Верит? – Я прекратила их пить три месяца назад. Обратилась к хорошему гинекологу, и та сказала, что у меня теперь всё хорошо! Я могу зачать и выносить здорового малыша без проблем! С того момента я старалась забеременеть, придерживаясь всех правил. Календаря. Лежала ногами вверх. Ела продукты, которые помогают забеременеть. Молилась и просила Господа наградить меня малышом. Тёма, я не врала тебе! Я правда-правда хочу ребёнка от тебя! И наши планы на детей – всё правда! А эта сумка белая, она старая! Я и забыла, что там таблетки остались. Я их три месяца не пила! – Почему ты не рассказала мне сразу? – спрашивает, когда я замолкаю. – Я что, не понял бы? У всех бывают какие-то проблемы. Я не стал бы напирать, и ты спокойно бы пила таблетки. – Виновата, – соглашаюсь. – Боялась. – Чего? – Того, что ты начнёшь задавать вопросы, на которые я не могу ответить, – поднимаю на него взгляд. – Может пора рассказать мне обо всём? Думаю, я заслужил, – произносит, и я решаю, что хватит молчать. Давно надо было. Но я не могла. – Да, – киваю. – Дима прилетел на мой двадцать первый день рождения и мы провели вместе ночь. Первую мою ночь, – говорю тихо, безэмоционально. Боялась того, что если проявлю хоть одну эмоцию – всё начнётся заново. Говорить и так сложно, а если вновь прожить это всё… Не хочу! – Тогда я подумала, что теперь мы с ним будем всегда вместе. Думала, что вот оно счастье и любовь. Но утром я узнала, что он женат. И разводиться не намерен. Отпускаю глаза в пол, собираясь с силами продолжить рассказ. Перейти к самому сложному. Предыдущее Тёма уже знал, но дальше я никому не рассказывала. – Мы поссорились. Ужасно. Я не хотела быть его любовницей, даже если он не любит жену. А он говорил именно так. Обещал, что разведётся, как дело одно закончит. Но и разрушать, пусть и фиктивную семью, я не хотела. Сказала, чтобы уходил прочь. Поставила условие: либо в его жизни буду только я, либо нам надо прекратить общение. Ведь его жена… она его любит. Я слышала их разговор и точно это знаю. Я не собиралась быть той, которая отберёт у неё кусок счастья. Дима сам должен был выбрать. Страдать одной из нас или сразу двоим. Он выбрал свой брак, но меня не оставил. Я приняла его решение и решила сама отстраниться. Кому-то может показаться, что я поступила неправильно, поставив его перед выбором. Но это был не выбор, а скорее желание не ломать жизнь всем. Если бы любил, то не оставил бы. Лучше отрезать сразу хвост, чем медленно его кромсать. К тому моменту я повзрослела и начала понимать, что наши с Димой отношения – качели дебилизма, где я дура, которая всё прощает, а он эгоист, который пользуется этим. И с этим надо что-то делать. Либо мы вместе и всё. Либо прости-прощай. – У Димы уже тогда были проблемы с алкоголем и в течение месяца он терроризировал меня то звонками, то пьяными дебошами у окна моей комнаты. Караулил у дома и… – тем временем продолжаю. – Это был самый ужасный месяц в моей жизни. Каждый день заканчивался слезами и порцией его фраз о том, что я неблагодарная. Он меня любит, а я так с ним поступаю, – резко поднимаю взгляд, когда слышу, как Тёма фыркнул. – В какой-то момент я поняла, что у меня задержка. Но у меня такое раньше часто бывало, и я не обратила особого внимания. В шутку рассказала об этом подруге. Та сказала, что я могу быть беременна. Я отнекивалась, но где-то глубоко понимала, что возможно и так. Дима же всё-таки лечился от своего бесплодия. Тест делать не стала и никому больше не говорила о задержке. А наверное, надо было что-то сделать. Возможно, тогда я бы спасла ребенка. Через какое-то время я обнаружила кровь. Жутко болел живот. Решила, что это критические дни. Да, живот болел чуть сильнее, чем раньше, но я подумала, что это из-за долгой задержки. Выдохнула и жила дальше. Но приехав к подруге, мы сделали шуточные тесты с йодом и бумажкой. Он показал, что я беременна! И… в тот момент я решила, что стоит пойти к врачу и сделать нормальный тест. Семь тестов показали две полоски. И если тест я могла сделать у бабушки, то к врачу я решила пойти, когда вернусь в Москву. Где-то две недели я жила с мыслью, что беременна. Я была счастлива! Правда счастлива, я уже полюбила малыша. Придумала ему имя… – воодушевлённо рассказываю, но осекаюсь. – Я очень боялась того, что на узи мне скажут, что я не беременна. А тест показал две полоски из-за гормонов или какой-нибудь болезни. Начиталась в интернете. И все же… я уже выбирала вещи для ребёнка, читала отзывы о колясках, смотрела видео как пеленать, как убаюкивать и различные видео на эту тему. Я хотела этого ребёнка и даже не думала о том, чтобы избавиться от него. Но в клинике меня ожидал другой диагноз: выкидыш на ранних сроках. Он проходит почти незаметно. Причины бывают разные. Мои были вероятнее всего из-за нервов и стрессов, потому что других причин не видела. Я понимала, что это боль не только моя и решила рассказать обо всём Диме. Он вроде бы поверил и даже плакал, когда я позвонила ему и рассказала, но… потом мне позвонила его жена. Сказала, что это я виновата и я сделала аборт! Но я его не делала, о чём и сказала Диме! А он… он поверил ей! Не мне! Тёма, я не делала аборт! Честное слово! Я не такая, и не смогла бы! Понимаешь? А Дима поверил, что я это сделала. Зачем-то он даже рассказал об этом нашим общим друзьям и… началась травля, и не только. Прошу, скажи ты… Ты мне веришь? То, что я этого не делала? Мы ведь столько лет дружили и ты должен понимать, что я не смогла бы. – Верю, – выдыхает спустя небольшую паузу. – Я тебе верю, Адель. Почему ты мне не рассказала раньше? Это бы спасло нас от многого. – Потому что рассказывать это всё – словно переживать тот момент заново, – говорю и, уставившись в стену безразличным взглядом, продолжаю: – Узнавать то, что малыша больше нет. То, что ты не увидишь своего ребёнка, потому что… ты не уберегла его. Я никому не говорила об этом. Даже маме. Однажды решила признаться абсолютно чужим людям. И получила «Заслужила!»… Мне было страшно, что кто-то из близких мне людей скажет то же самое. «Заслужила!» – выстрелит и убьёт до конца. Хоть я и понимаю, что ты так не скажешь, но… страшно. – Получается ты была беременна от Димы? – делает он заключение. – Случился выкидыш, а он обвиняет тебя в аборте, потому что его в этом убедила его жена? – Да. – И он не остановился на одних оскорблениях? – Тёма, это… – Просто говори «Да» или «Нет»! – Да! – Что он ещё сделал? – Нет, не хочу! Не хочу! – Тебя обидели? Они к тебе прикасались без твоего разрешения? – делает он предположение и я отвожу глаза, потому что не хочу вспоминать. – Нет, – мотаю головой. Попытку нельзя считать за действие. Так что ответ верный и я даже не солгала. – Адель, ты обещала! Что они сделали? – настаивает на ответе, даже не понимая, что если я отвечу, то он сделает почти то же самое, что и они. Они показывали, заставляли смотреть, а он заставляет вспоминать. – Они резали кукол на моих глазах. Маленьких карапузов, похожих на настоящих детей. Присылали в личку картинки с тем, как выглядят эмбрионы. Писали маркером в подъезде обо мне. Сводили с ума всеми возможными способами. Но это всё в прошлом! Тёма, сейчас мне важнее ты! – Нет, Адель. Это не в прошлом! Это мучает тебя до сих пор. – Тёма, прошу тебя! Мне убивай меня! Я хочу быть с тобой! Я люблю тебя! Прошу… Дай шанс исправить всё, – сжимаю его руку. – Ты сам сказал, что всё можно исправить! Глава 10. Тёма – Адель, как ты жила? Хранила это всё в себе и никому не рассказывала? Как ты пережила всю эту травлю в одиночку? Сама… это ведь ужасно, – спрашиваю малышку, чувствуя сейчас её боль словно свою. Вижу, как её трясёт от всех этих признаний и откровений, которыми она боялась все это поделиться. Адель страшилась ещё одного предательства. И я её понимаю в каком-то смысле. Но разве я не доказал ей, что не предам, несмотря ни на что? – Нормально, – отвечает, натянув псевдорадостную больную улыбку. Но поняв, что я не поверил, опускает голову и её лицо искажают новообразовавшиеся слёзы. – Адель, хватит! Просто говори! – Тебе не понравится, – шепчет, не поднимая взгляда. – Не понравится совсем, – еле слышно говорит. – Давай не будем… – И что? Я хочу знать! – Как я это пережил? Никак, Тём, – выдыхает и поднимает на меня глаза, которые я не вижу из-за её слёз. – Мне до сих пор не удалось это пережить. Сколько ни старалась, научилась только маскировать её. Боль оттого, что ты потеряла ребёнка не проходит так быстро. Понимаешь? И проходит ли? Не знаю, – пожимает плечами и заходится в новом приступе истерики. – Да, я представляла себя беременной совсем немного, но я полюбила этого ребёнка всем сердцем и головой. Привыкла к нему. Я даже имя придумала. И для девочки, и для мальчика. А потом потеряла. Просто хоп – и его нет! Бабушка всегда говорила не брать всё близко к сердцу и принимать удары спокойно, что бы ни случилось. Но я не смогла. Я не умею так. Дима прав, я виновата в том, что мой малыш умер… – А Дима не виноват? – спрашиваю, услышав и в своём голосе слёзы. – Только ты виновата?! Не неси чушь! Твой вины здесь нет. – Мы оба виноваты, – говорит. – Но ещё одним ударом для меня стало то, что он поверил чужому человеку, даже зная, что я так не могу сделать. Мне нужна была его поддержка в этот момент. Или просто, чтобы он был рядом, Это ведь одна боль на двоих. Только моя и его. Но он предпочёл оставить меня в одиночестве. И начать травлю. Последнее было ужасом, который сводил меня с ума. Мне снились кошмарные сны. И сейчас до сих пор снятся. – Я слышал, – признаюсь, не глядя на неё, чтобы не видеть её слёз. Я не могу их видеть. Они причиняют боль мне. Рождают чувство мести и желание убивать. То, что мне казалось я переборол за эти пять лет. Долгие минуты мы сидим в тишине. Я молчу, потому что не знаю, что сказать. Слова не помогут. Да и вообще. Слова вылетели из головы. Адель же смотрит на мою ладонь и чертит на ней узоры. Она часто так делает. Раньше я не придавал этому значение. Но сейчас понимаю. Это её успокаивает и уводит от плохих мыслей. – В какой-то момент я даже решила закончить всё, – тихо заговаривает, нарушив тишину. – Мне надо было сделать всего один шаг… – безэмоционально рассказывает. – Один шаг и полететь туда, где спокойно. Где мой малыш. Уже занесла ногу, но мне позвонила мама и я не смогла. Отошла от края крыши и несколько часов сидела и просто ревела. Сидя на крыше и понимая, что не могу я поступить с родными так ужасно. Как бы больно мне не было у меня есть семья. В тот момент я поняла, что мне надо жить! Назло всем! Назло Диме! Назло всему, что было у меня в прошлом и будет в будущем! Но это оказалось сложнее, чем я думала. – Я знаю, – говорю, но она не слышит. И не надо. – Я пыталась, но ничего не получалось. Совсем ничего… – продолжает Адель. – Тогда я начала зарываться в работу. Максимально себя нагружать и не давать себе времени думать, отдыхать и жить. Дошло до того, что выйдя в магазин с родными, я торопила их «Быстрее домой! Мне надо написать главу!» Мне надо! Мне надо! Мне надо! Мне было хреново в настоящем мире, поэтому я жила в том, что придумала для своих героев. Доходило до ужаса. Я могла сутками не спать, печатая новую историю. Потому что там у героев было всё идеально, и я могла любить и не бояться предательства. Там я была счастлива, и не было моих настоящих проблем. Всё это быстро начало приводить к проблемам со здоровьем. Родители не знали, что делать, что со мной происходит и почему я стала такой. Больной. А я молчала. У них своих проблем до чёртиков. Зачем им ещё и мои? Я сама со всем справлюсь! Постепенно всё начало уходить. Я нашла хороших друзей среди писателей, и их поддержка помогла мне. Пусть они не знали, что со мной твориться, но часто просто спрашивали, как я, что я. Их микроскопическое внимание и забота помогли мне. Я вышла в какой-то степени из того состояния, и даже ослабила свою работу. А потом я встретила тебя. И… ты даже не представляешь, что сделал со мной за один вечер. Ты меня оживил, Тёма! Мне вновь захотелось краситься, наряжаться. Улыбаться. Чувствовать. Жить как раньше. Порой я забываю обо всех проблемах, когда ты просто обнимаешь, шепчешь и любишь. Даже когда молчишь, я улыбаюсь. Потому что ты рядом и поддерживаешь меня во всём. Я не могла тебе всего этого рассказать раньше. И сейчас говорить – это… ужас! Мне не нравится это всё рассказывать! Не нравится это вновь всё чувствовать. И переживать! – Понимаю. Это всё? – сухо интересуюсь, потому что одна эмоция и я сорвусь. И тогда Адель придётся носить мне передачки в тюрьму. Где я буду за убтйство брата и этих его «друзей». – Что было ещё между тобой и моим братом. Кроме выкидыша, травли и оскорблений? – Было кое-что ещё, – поджимает губы и виновато опускает глаза. – Я хотела отомстить Диме за все причинённые страдания и рассорила его с женой. Отправила ей нашу с ним переписку после выкидыша, когда он в пьяном бреду писал о любви и тому подобное. Знаю, что подло и мерзко, но мне хотелось сделать ему больно. И ей тоже! Сейчас я не горжусь этим детским поступком, но я виновата и признаю свою вину. После этого он стал гулять по девушкам и об этом пишет пресса. Он узнал о том, что я сделала и возненавидел меня ещё сильнее. Оскорбления и его пьяные звонки закончились совсем недавно. Когда я переехала в Германию и сменила номер на местный. – Он звонил тебе, когда мы встречались? – поражаюсь. – Да, – кивает, прекратив плакать. – Но я не брала трубку и вообще добавила его номер в чёрный список. Только он находил другие способы звонить. Я перестала брать незнакомые номера, и тогда проблема решилась. – Почему хотя бы об этом ты мне не рассказала?