– Не выдумывай. Иди уже, вон последние из той группы вышли. Лина бросила конспекты на соседний стул, встала и медленно пошла в сторону двери. Постояла пару секунд перед дверью, потом решительно нажала на ручку и вошла. Через 15 минут она вылетела из кабинета, как на крыльях, радостно размахивая зачеткой. Стас, читавший в это время книжку, встал ей навстречу, широко улыбаясь. – Ну, что я говорил? Лина обняла его: – Спасибо, спасибо, спасибо! Без тебя не справилась бы! – Что попалось? – Гидролиз. А второй – задача про берлинскую лазурь, мы ее как раз вчера решали с тобой! – Молодец! Ну все, должна желание. – Должна! Говори! – Ну, подожди, я не придумал пока. Они вышли из колледжа и пошли прогуляться. Съели по мороженому. Посидели на набережной, глядя на уток. День стоял отличный, идти домой не хотелось. Сессия закончилась, настроение было отличное. Впереди было лето. Стас знал, что Лина, скорее всего, на это время уедет домой. В голове у него крутилось множество чувств, мыслей и слов, но ничем из этого он не мог решиться поделиться с Линой. Он репетировал сто тысяч раз наедине с собой, подбирал слова, даже записывал свои речи, но так и не мог найти подходящий момент. И вот сейчас, когда они стояли, опершись на ограду набережной, вечерний ветер слегка развевал волосы Лины, так что они иногда касались его лица, он решил, что должен это сделать. Он набрал побольше воздуха в легких. – Так что там с твоим желанием? – вдруг спросила Лина. – А то я уеду скоро, придется тебе до осени с ним ждать. Стас проглотил заготовленную фразу. Неожиданный вопрос сбил его с мысли. Впрочем, он понимал, что вопрос о желании вполне неплохо вписывался в общую концепцию разговора, но он не умел вот так на ходу перестраивать разговор, поэтому от неожиданности выпалил первое, что пришло ему в голову: – Сделай татуировку! Эммм, с формулой берлинской лазури, раз уж она тебе попалаь! – Что?! Меня мать убьет, – Лина на секунду представила лицо матери, если ты и правда увидела бы у нее татуировку, и неожиданно для себя самой расхохоталась. Стас тут же пожалел о том, что сказал. Что за дурацкая идея? Какая еще татуировка? Он же совсем другое хотел сказать! Но Лина, как ни странно, вдруг сказала: – А что? И сделаю. Спор есть спор, проиграла – выполню! Пошли искать тату-салон. Стас оторопел. Ситуация развернулась совершенно неожиданным для него образом. Он покорно пошел вслед за Линой, не зная, что сказать. Сначала он думал отговорить ее, но потом решил, что это будет совсем глупо – сначала предложить, а потом отговаривать. Они довольно быстро нашли тату-салон. Лина решительно вошла внутри, Стас вошел за ней. Лина уже о чем-то разговаривала с мастером – колоритной девушкой, конечно же, сплошь покрытой татуировками. Через пять минут Лина уже сидела в кресле. Она обернулась к Стасу, который места себе не находил. – Где? – спросила она его. – Что – где? – не понял тот. – Где делать? – засмеялась Лина. Стас растерялся. Он до последнего не верил, что она это сделает. Но девушка-мастер уже расчехляла инструменты. Стас поймал себя на мысли, что не похоже, чтобы она их дезинфицировала. – Не знаю… давай на руке. – На руке, – сказала Лина, обращаясь к тату-мастеру, протягивая ей правую руку. – Окей, – ответила та. Стас, не отрываясь, смотрел, как иголка живо заходила туда-сюда, а на коже Лины стали появляться первые следы. Мастер то и дело поглядывала на бумажку, на которой Лина быстро написала формулу: Fe4[Fe(CN)6]3. Стас не удержался и усмехнулся про себя: «Запомнила все-таки». Внезапно к нему обратился второй тату-мастер салона, которая как раз освободилась от клиента: – А вы ничего не хотите себе набить? А то что подруга одна? – девушка заговорщически улыбнулась. Стас растерялся. – А что, давай тоже, – засмеялась Лина. По ее лицу было видно, что ей больно, но она терпит. Все втроем девушки начали подначивать его. Конечно же, он сдался. Как он мог теперь отказаться, когда сам подбил Лину на такое. – Ну, а мне что тогда набить? – спросил он у Лины. Та задумалась. – Знаешь, что? Давай мне набьем формулу хлорида железа, а тебе – кровяной соли? Типа, если нас с тобой соединить, получится берлинская лазурь! Как в той задаче, а? Мне как раз еще не поздно, только F успели сделать. Стас не выдержал и засмеялся: – Ну научил, так научил! На всю жизнь не забудешь теперь! Лина тоже засмеялась, и сквозь смех объяснила девушкам-мастерам, как проспорила Стасу желание, и как ей попалась на зачете задача про получение берлинской лазури из хлорида железа и кровяной соли. Те оценили шутку, потом Стаса тоже усадили в соседнее кресло, и вскоре зажужжала вторая машинка. Спустя час они вышли из салона на яркое солнце. Не сговариваясь, они закатали рукава и соединили руки. Две формулы оказались рядом. Стас и Лина посмотрели друг на друга и расхохотались. Стас до сих пор помнил этот ее смех. Несмотря на то, что в ее жизни происходило немало плохого, Лина умела от души посмеяться. Это ему всегда в ней нравилось. Он снова посмотрел на лицо на аватаре. Подумал несколько секунд, а потом быстро, словно боясь передумать, написал: «Привет». Задержал палец над кнопкой «отправить», потом быстро стер сообщение и убрал телефон. Убрал его в карман. Встал, чтобы закрыть окно и пойти домой. В этот момент телефон завибрировал. Стас достал его и увидел на экране «Привет». Они встретились на следующий день и пошли погулять по набережной. Съели по мороженому. Посидели на скамейке. Закатали рукава и сложили руки. Засмеялись, почти как раньше. Стас отметил, что Лина теперь смеется не так легко и беззаботно. Впрочем, он не видел в этом ничего странного или неправильного. Годы идут, он понимал это. Он и сам не сделался моложе и веселее. Они рассказывали друг другу о своей жизни. Стас рассказал о своих несложившихся отношениях, которые так и не дожили до свадьбы. Лина рассказала, правда, довольно сдержанно, о своей семейной жизни. Ника ходила вдоль берега и сыпала крошки голубям. Стас невольно любовался маленькой девочкой и поражался, как она похожа на свою маму. Через пару часов они распрощались, обнявшись на прощание. В тот вечер Стас вернулся домой в странном состоянии. Это встреча всколыхнула что-то в нем. Вроде бы, слишком много лет прошло, чтобы все еще любить Лину, но все же, он не мог перестать думать о ней. О ее волосах, которые снова касались его лица. О двух формулах на соприкасающихся руках. О ее смехе, уже не таком безмятежном, но все еще искрящемся и звенящим, как сотня серебряных колокольчиков. Он заглянул в свой мини-бар под окном. Там стояла начатая бутылка джина и не начатая бутылка вина. Стас поколебался и решил налить себе джина с тоником. Насыпав в напиток побольше льда, он вышел на балкон. Город тонул в вечерней духоте. Солнце клонилось к закату. Отпив половину, Стас отправился в душ и долго стоял под струями горячей воды, пытаясь прийти в себя и сбросить это марево, которым затянуло его разум. В конце он облился с ног до головы ледяной водой, это слегка взбодрило его, и из ванной он выходил уже более-менее в нормальном состоянии. Он напомнил себе, что ничего не изменилось, что Лина по-прежнему замужем и что у нее маленькая дочь, которую он сегодня угощал мороженым. Он подошел к столу, чтобы взять стакан, и увидел, что экран мобильного светится. Новое сообщение. Стас снял блок. «Можно я к тебе приеду?». Через час она позвонила в дверь. Стас открыл и впустил ее. Какое-то очень странное выражение было на ее лице, но Стас слишком давно ее не видел, чтобы понять, что оно означает. Кажется, раньше у нее такого выражения не бывало. Лина разулась, прошла в ванную вымыть руки. Когда она вернулась, он достал ей второй бокал. Они вместе вышли на балкон и молча стояли, тянули джин с тоником и смотрели на заходящее солнце. – Поцелуй меня, – сказала Лина, вдруг повернувшись к нему. Он опешил, но лишь на секунду, потом поставил стакан на подоконник и подошел к ней. * * * Ника лежала в белой палате на продавленной кровати. В палате, помимо нее, лежало еще пятеро девочек от 5 до 16 лет. С пятилетней Мариной лежала ее мама, они спали на одной кровати. Остальные лежали без родителей. Мама долго и громко спорила с главврачом, настаивая, что они обязаны позволить ей быть в больнице с Никой, но главврач был непоколебим – дети старше шести лет лежат без родителей. – Ну что вы такое говорите, она большая девочка, ей 12 лет, какая ей тут мама? – удивлялся врач. – Кто-то же должен следить за ее состоянием, а никто не лучше меня не знает всех ее заболеваний! – Лина в отчаянии заламывала руки. Пока они ехали в больницу, ей и в голову не приходило, что Нику могут положить одну. Она была уверена, что никто не посмеет разлучить ее с дочерью. Но в больнице был карантин по коронавирусу, и главврач не шел ни на какие уступки. – У нас прекрасный персонал, о вашей девочке позаботятся, можете быть спокойны. У нее есть телефон, вы можете общаться хоть по сто раз на дню. Дважды в день можно приносить передачи, но с едой подождите, надо разобраться, в чем причина такого состояния. Свидания временно запрещены, у нас карантин, – врач развел руками, потом кивнул на прощание и быстро зашагал по коридору. Медсестра тем временем велела Нике взять сумку и идти за ней. Ника неуверенно посмотрела на маму. Лина выглядела растерянной. – Ну что, мне идти? – спросила Ника. – Ну иди… наверное, – ответила Лина. – Я буду звонить в министерство, что это за ерунда, до 18 лет я имею право лежать со своим ребенком в больнице! Ника поцеловала маму в щеку на прощание и пошла за медсестрой, повесив сумку на плечо. У нее немного сводило живот и кружилась голова, но в целом она чувствовала себя относительно сносно. Медсестра привела ее в палату и указала на единственную свободную кровать, велела располагаться и ждать обхода врача. Лина еще некоторое время постояла в холле приемного отделения, потом медленно развернулась и вышла на улицу. В лицо ей ударил холодный ветер с мелкими острыми снежинками. Они невольно зажмурилась, затем пошла в сторону остановки. Звонить в министерство она решила из дома. Ника тем временем переоделась в домашний костюм, достала тапочки, посуду, несколько книг и сложила это все на прикроватной тумбочке. К ней подошла Людмила – так представилась мама пятилетней девочки, которая играла в планшет на соседней кровати. Людмила сказала, чтобы Ника не стеснялась обращаться к ней, если ей что-то потребуется. Спросила, из-за чего она попала в больницу, в первый ли раз, не боится ли лежать без мамы. Ника вежливо отвечала на все вопросы. Потом в палату пришел врач, начался осмотр. Врач был средних лет, его звали Сергей Сергеевич. Он щупал пациенткам животы, слушал их, заглядывал в рот, расспрашивал о самочувствии. К Нике он подошел в последнюю очередь, присел на край кровати. Ника подтянула по себя ноги и села очень ровно. Она всегда робела при виде врачей, хотя за свою жизнь повидала их немало. – Ну, что с тобой случилось? – спросил врач, проглядывая ее карту. – Ну, меня тошнит, у меня понос и голова кружится… и сердце еще бьется часто. И я все время хочу спать, – перечислила Ника. – И давно это у тебя? – Последние пару недель. Хотя, вообще-то, сколько себя помню… Ну, то есть, не все время, конечно, но так часто бывает… У меня вроде аллергия. И что-то со щитовидкой… – Ника не привыкла отвечать на все эти вопросы, обычно за нее всегда говорила мама. – А что это за чудесная зеленая моча тут фигурирует у нас в карточке? – удивленно посмотрел на нее врач. – Что ты такого съела? – Я не знаю… – Ника потупила глаза. Доктор отложил карту и стал ее осматривать. Посветил фонариком в глаза и в рот. Ощупал живот, ноги и руки. Послушал сердце. – Ну что ж, будем обследоваться. Медсестра придет за тобой через полчаса и отведет, куда нужно. Как чувствуешь себя сейчас? – Нормально, – Ника пожала плечами.