В который раз удивившись, какая у меня растет заботливая дочь, подхватываю люльки с заметно потяжелевшими малышами и спускаюсь в коридор. Но не успеваем мы с Кнопкой обуться, как дверь распахивается, и на пороге появляется Алиса с какой-то незнакомой женщиной, которая тут же окидывает меня высокомерным и оценивающим взглядом. – Далеко собралась, дорогая? – Алиса наступает, буквально опаляя меня своей ненавистью и ядом. – Что, мужа у меня увела, теперь решила и детей выкрасть? – Я мужа у тебя не уводила, Алиса. И уж тем более не собираюсь похищать детей. – Ну, конечно! – она всплескивает руками, повышая голос. – Наверно именно поэтому после романтического ужина он побежал к тебе, а не в нашу супружескую постель?! Именно с тобой ласково попрощался перед отъездом? Потому что ты ничего не сделала, чтобы отобрать у меня мужа! – Алиса, успокойся, – я стараюсь говорить ровным тоном и утихомирить истеричку. Потому что чувствую, как трясется Кнопка, отчаянно прижимаясь ко мне, как от громкого голоса матери дети начинают капризничать и вот-вот разревутся в два голоса. – Мне не нужен Лука. Я просто работаю няней у Паши и Маши. Только и всего. – Больше не работаешь, – с самодовольной улыбкой, окинув меня взглядом победительницы, сообщает Алиса. – Прости, что? – Ты больше не работаешь няней у моих детей. С настоящего момента эту функцию будет выполнять Инна Григорьевна, – указывает рукой на женщину позади себя, что также растягивает губы в злорадной ухмылке. – Инна Григорьевна, заберите детей и можете приступать к обязанностям. Женщина шагает ко мне, и я стремительно делаю несколько шагов назад. Слова Алисы нокаутируют меня, вызвав неконтролируемый страх. Волна паники накатывает, и я задыхаюсь, понимая, что слова этой безумной – ни черта не шутки. – Алиса, прекрати! – незнакомая женщина вцепляется в люльку и пытается с силой разжать мои пальцы. – Это переходит все границы! Ты напугала детей! Неужели тебе их не жалко?! У них истерика! Паша и Маша, почувствовав, что происходит что-то неладное, считав мое настроение и состояние, дружно начинают плакать, буквально захлебываясь криком. – Уж я смогу их успокоить! Не первый раз с детьми работаю! – неожиданно басит Инна Григорьевна и еще раз дергает люльку их моих рук, толкая меня в плечо. При этом люлька с Машей остается в моих руках. – Рада, отдай моих детей по-хорошему, или я вызываю полицию! – Алиса достает телефон из кармана. – И поверь, у Инны Григорьевны достаточно опыта и квалификации, чтобы справиться с двойняшками! Однако, судя по тому, что Паша с Машей истошно орут, повышая голос по нарастающей, у Инны Григорьевны ни черта не выходит. Она забирает из моих ослабевших рук вторую люльку и просто их трясет, даже не разговаривая. Думая, что так можно успокоить встревоженных малюток. Я делаю шаг вперед, протягивая руки к детям, чтобы прижать их к груди, чтобы успокоить, но новая няня преграждает мне путь, глядя на меня волком. Мое сердце разрывается в клочья, и я не скрываю горьких слез. – Алиса, опомнись! Что ты творишь?! Паша и Маша – не куклы, не игрушки, это живые люди! Им не нужны ваши квалификации и ваши награды! Двойняшкам нужны забота и любовь! Ты же своими руками погубишь детей, Алиса! – Ты слишком яростно проявляла заботу и любовь к моим детям, Рада, – шипит ненормальная. – Настолько, что чуть не увела у меня мужа и не лишила меня финансового благополучия, к которому я так долго стремилась! И детей, которых я купила за приличные деньги! Кажется, благодаря им твоя дочь сейчас жива? Ты свою миссию выполнила, дорогая. Больше я в твоих услугах не нуждаюсь. Свободна, – грубо хватает меня за предплечье и едва ли не швыряет ко входной двери. Кнопка дергается за мной и чуть не падает, но я вовремя подхватываю ее на руки. Дочь тут же прижимается ко мне, обнимая за шею, и я чувствую, как ее тельце содрогается от слез. По ней эта чудовищная ситуация здорово ударяет: моя малышка очень любит Пашу и Машу. А теперь их у нее отняли. И мы обе на грани. – Алиса, одумайся, – я почти плачу в голос, и едва сдерживаюсь, чтобы не упасть на колени перед ней. Я на все готова, лишь бы у меня не отбирали детей. Потому что сейчас у меня ощущение, что выдирают кусок мяса на живую. – Лука все равно не позволит так поступить… – Я найду слова, чтобы убедить моего мужа, поверь, – и снова скалится, поливая меня ядом. Как будто у нее есть козыри на руках, о которых я не знаю. – Исчезни уже, Рада, иначе я точно вызову в полицию и скажу, что ты, обезумевшая после родов, пыталась выкрасть у меня детей. Напомнить, что надзорные органы в нашей стране всегда на стороне матери? Она распахивает дверь, рукой указывая мне на ворота. И мне не остается ничего, кроме как покинуть этот дом, в котором остаются два моих маленьких сердечка. Они все также истошно плачут, как будто зовут меня на помощь, а я ничего не могу сделать, кроме как глотать горькие слезы. Входная дверь с треском захлопывается, и плач моих малышей резко стихает. Как будто гильотиной отрубили часть моего сердца. Я все же не выдерживаю, тихо скулю, едва не падая на колени. Но Кнопка на моих руках, что тоже начинает плакать в голос, немного меня отрезвляет. В первую очередь я вызываю такси. Потому что Саша, водитель, несмотря на то, что машина стоит под навесом, куда-то исчез. Но искать его нет времени. Все время, пока я жду такси за воротами участка Луки, я делаю две вещи поочередно: успокаиваю Кнопку, которая очень остро переживает разлуку с братиком и сестренкой, и пытаюсь дозвониться Луке. Но сначала идут долгие гудки, а потом механический голос говорит, что телефон отключен. Не могу я дозвониться и через несколько часов, когда мы с Кнопкой лежим в обнимку и тихонько разговариваем про Пашу и Машу: предполагаем, что они сейчас делают, успокоились ли, какие они замечательные, как мы их любим и надеемся скоро вернуть. Надежда поднимает голову, когда в дверь раздается резкий звонок. Я вскакиваю и несусь в прихожую, надеясь, что Лука каким-то образом все узнал и лично прилетел за несколько часов, чтобы во всем разобраться. Фантастика, да. Но моему израненному сердцу остро необходима хоть какая-то надежда, чтобы не сойти с ума. Но за дверью Луки, конечно же, нет. Там стоит курьер, который заносит в квартиру несколько сумок и коробок. Это Алиса собрала все наши с Кнопкой вещи, даже из корзины для грязного белья достала, не поленилась. Я возвращаюсь к Кнопке, забираюсь под плед, крепко обнимая дочь двумя руками. – Мамочка, я так скучаю по братику и сестренке, – снова всхлипывает Олюшка. – Почему жаба отобрала их у нас? Они же ей не нужны! И папа ее не любит! Я знаю, не любит! Ей надо дать по попе и выгнать! Как же я полностью согласна с тобой, моя хорошая! Я все это знаю и понимаю. Но, к сожалению, в этой ситуации мои руки завязаны морским узлом. Потому что Алиса – мать. И у нее все документы на руках. – Я тоже по ним скучаю, Кнопка. Очень. Но ты не плачь. Мы обязательно разберемся… Вот так поглаживая и успокаивая малышку, мне удается провалиться в тревожный сон. Но потом я резко просыпаюсь от дикого крика боли. И кричу не я. А моя маленькая Кнопка. Глава 50 Рада Кнопку забрали у меня два часа назад. И все еще из отделения реанимации никто не вышел. Я уже прорыла траншею в коридоре, расхаживая из стороны в сторону, а новостей хороших так и нет. Да, именно хороших. Потому что я не могу допустить, что… Устало опускаюсь на стул и раскачиваюсь взад – вперед, глядя на носы моих тапочек. Я даже обувь забыла переодеть, накинула верхнюю одежду поверх домашнего костюма и так и поехала в «Скорой». Можно сказать, босая. В сотый раз наверно за последние несколько часов набираю Луку. Где этот отец, чтоб его, который так нужен?! Почему проблемы со здоровьем дочери я должна тянуть одна, когда он гордо обещал, что не будет воскресным папой?! Но все проклятия в адрес Луки отходят на второй план, едва уставший лечащий врач Кнопки появляется в дверях. Я подскакиваю на месте и прижимаю ладонь к груди, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Но тут же обессиленно опускаюсь обратно. Ноги подкашиваются и не держат меня. В ушах нарастает гул, боль стальным обручем сковывает голову. Я все читаю по лицу доктора. По его жалостливому взгляду, наполненному тоской. Случилось то, чего я боялась. То, о чем не позволяла себе думать все эти часы. – Рада Алексеевна, еще не все потеряно, – откуда-то издалека звучит голос врача. Он пропитан жалостью и…безнадежностью. – Да, у Оли рецидив, причем развивается стремительно. Организм, все же ослабленный пересадкой, не справляется с болезнью… – И вы говорите, что еще не все потеряно? – откидываю голову назад и упираюсь затылком в стену. За что?! Все же было хорошо! Мы победили болезнь! В какой момент все сломалось? Почему именно моя девочка? Где я так согрешила? – Вы хотите сказать, что наша надежда – это продление жизни Оли препаратами? – Нет, Рада. Есть последний шанс спасти вашу дочь. И я вам говорил о нем год назад. Я поднимаю голову и внимательно смотрю на доктора. В голове роятся мысли, крутятся, как винтики, пытаясь отыскать нужный мне вариант. Врач, видя, что я не могу вспомнить, приходит на помощь. – Я говорил вам, что нужно родить еще одного ребенка для спасения дочери. Вы были в положении, я слышал, что у вас родились двойняшки, возможно, кто-то из них… Отчаянно мотаю головой, глотая слезы, и вновь бьюсь затылком об стену. – Нет, доктор. Вы говорили, что они должны быть единокровными и единоутробными. Эти малыши не подойдут, потому что я тогда выступила в роли суррогатной матери, чтобы заработать денег на операцию… – Простите, я не знал. – Сколько у меня есть времени? Может, я успею поговорить с отцом Кнопки и…ну, выносить… Доктор тяжело вздыхает и отводит взгляд в сторону. По его осунувшимся плечам и обреченному виду понимаю, что сейчас нам с Кнопкой вынесут приговор. Но я не хочу его слышать! Не хочу! Как и в тот раз, пока не озвучен диагноз, я буду, смогу верить, что для нас с дочерью еще есть шанс. – Скажите, я могу ее увидеть? Хоть на несколько минут? – Она очень слаба, мы ее обезболили и ввели успокоительное. Думаю, у вас есть минуты три, не больше. Встаю с места, и меня ведет в сторону. Резко взмахиваю рукой, и доктор тут же оказывается рядом, подхватывая меня. – Рада, вам нехорошо? Пойдемте ко мне в кабинет, я дам вам воды… – Нет, спасибо, – жестом показываю, что со мной все в порядке. – Мне нужно к дочери. Она там одна наедине с болезнью… Прохожу в палату и тут же натыкаюсь на взгляд, полный слез. – Мамочка! – Олюшка тянет ко мне руки, и я бросаюсь к ней, заключая в крепкие объятия. – Мне было так больно! Так страшно! Я опять заболела. Да? Теперь снова надо жить в больнице? Мама, забери меня, пожалуйста! Я не хочу! Оля срывается в истерику, плачет взахлеб, разрывая мое сердце на куски. Я закусываю губу до крови, чтобы не показать ей своих слез. Своего страха. Если уж меня трясет и мотает от эмоций и осознания происходящего, то что говорить о маленьком ребенке? Мы сидим так долгое время, раскачиваясь из стороны в сторону, пока Кнопка не успокаивается. Она изредка всхлипывает, но не отпускает меня, намертво вцепившись в мою футболку на спине. – Мама, можно тебя кое о чем попросить? – Конечно, солнышко.