Махонин откинулся на спинку кресла. – Есть у меня приятель. Мы дружим всю жизнь, вместе в детский сад ходили. Лет двадцать назад он с родителями в США отправился. Когда появилась программа айсикью, мы начали… – Короче, – велел Костин, – давай суть. – Мы нашли друг друга в сети. Павел может все узнать о пользователях «Инстаграма», – сообщил Николаша, – работа у Павлухи такая, он везде проникнет. Если вам неинтересен рассказ об извилистом пути добычи информации, то сразу подвожу итог: набор букв и цифр – это Алиса Голкина. У нее заведен открытый профиль под ее именем и закрытый присоединенный аккаунт. Большинство хейтеров так поступает. Оформляют вторые «нулевые» страницы, не пускают туда никого и шарашат гадости. Если же посмотреть их основные профили, то получим мармелад в шоколаде: котики, цветочки, собачки, дети, семья… Знаете, сколько процентов среди тех, кто анонимно пишет гадости составляют бабы? Девяносто! Но Алиса не из таких. Тайная страничка предназначена только для общения с Никитой. – Молодец, – похвалил нашего гения Вовка. – Ерунда, – смутился Николаша, – мне Павлушка помог. Я решил копать дальше, запустил расширенный поиск фамилий в сети и набрел на международную конференцию в Лондоне. Она состоялась несколько лет назад. В списке участников среди прочих есть Ракитин и Голкина. Никита делал доклад об иллюстрировании старинных детских книг, тех, что сейчас заново издаются. Алиса рассказывала о новых методах реставрации картин. Я уверен, что мамаша с ней полетела, но, как участница конференции, она, понятно, была не заявлена, думаю, в зал ее не пустили. – Голкина точно с дочкой полетела, – согласился Энтин, – но в заседаниях не участвовала, поэтому девушка смогла говорить о реставрации полотен. – Сразу после возвращения Алисы в Москву и она, и Никита открывают страницы в «Инстаграме», – продолжал Николаша, – Ирина была подписана на основной аккаунт дочери. – Естественно, – сказал Константин Львович, – сомнений нет, что мать это сделала. Но она неопытный пользователь, понятия не имела, что у дочери есть еще один профиль. – Во! – поднял указательный палец Махонин. – Верно. Среди подписчиков тайного аккаунта Алисы Ирины нет. Парочка обманула недреманное око. Никита стал постоянно летать в Москву. Затем он устроил перфоманс с поступлением в третьесортный колледж и вскоре там в качестве преподавателя появляется Алиса. Похоже на любовь-морковь! Теперь у них есть возможность постоянно видеться друг с другом. Ирина им не помеха. – Если вспомнить, что Никита прекрасно обеспечен, то непонятно, зачем парочке убогое учебное заведение? – задал вопрос Смородин. – Как я бы поступил на месте Ракитина? Оформил Алису сотрудницей любого своего предприятия. Мы знаем, что бизнес, который незадолго до посадки отца получил сын, многолик. Уж можно найти для любимой должность. Дальше просто. Алиса на службе не показывается, они с Никитой делают что хотят, а вечером дочь возвращается к мамаше. Но оба выбирают заштатный колледж. Почему? Послышался звук, отдаленно напоминающий кваканье. Николаша уставился в другой свой ноутбук и оживился. – Сейчас наконец-то мне удалось установить владельца земли, на которой находится колледж. Оказывается, Всеволод Ракитин ухитрился в самом начале перестройки при полной неразберихе, когда старые законы уже не действовали, а новые только появились, приватизировать большие участки земли со всеми постройками, как в столице, так и в области. Старшему Ракитину принадлежало бывшее здание администрации подземного завода, потом он все переписал на Никиту. Так что художник может сделать с домом все, что пожелает. Но это никак не дает ответа на вопрос: зачем ему учиться в убогом заведении. Энтин кашлянул. – Возможно, ответ есть у меня. Когда я услышал, что Всеволод Игоревич внук академика Ракитина, то сразу вспомнил свою маму Мариэтту Львовну. У нее была портниха Нинель Яковлевна Обноркина. В шестидесятые годы двадцатого века с женской одеждой в магазинах было плохо. Мариэтта Львовна называла ассортимент московских магазинов «униформой для жука и жабы». Обеспеченные дамы того времени или покупали наряды у фарцовщиков, или шили их на заказ. Матушка выбрала второй вариант. В нашем доме появилась Обноркина, я ее помню с младых ногтей. Глава тридцатая Энтин сделал глоток кофе и продолжил: – Швея оказалась неописуемо болтливой тетушкой. Говорить она начинала прямо с порога. Сообщала, у кого побывала сегодня, рассказывала биографии клиентов, описывала их квартиры и скандалы, свидетелями которых стала. Папенька мой жил на работе, матушка занималась домашним хозяйством. Моя мать была молчуньей, полной противоположностью Обноркиной. Ситуация, о которой я сейчас расскажу, случилась, когда мне было лет тринадцать-четырнадцать. Я начитался Золя, Бальзака, Гюго. За моими поисками в обширной родительской библиотеке никто не следил. Поэтому я с восторгом изучил «Декамерон» и ряд весьма откровенных книг классиков на тему интимного общения полов. Нельзя ребенку сии произведения в руки брать. Помнится, меня поразила «Сага о Форсайтах» Джона Голсуорси. Из нее я впервые узнал о женской и мужской неверности. Константин Львович улыбнулся. – Те, кто рос в эру стационарных телефонов, долго сохраняли наивность в вопросах секса. В особенности, если их отрочество проходило в большой квартире, где родительская спальня запиралась, отец и мать не пили каждый день водку, не отпускали скабрезных шуток. Я рос наивным, но когда к нам стала ходить Обноркина, я прильнул к источнику, нет, к фонтану информации. В бесконечных разговорах Нинели муссировались одни и те же имена и фамилии, она часто говорила о Кирилле Петровиче Ракитине. Талант сплетницы ни в коей мере не мешал Обноркиной великолепно шить как мужские, так женские вещи. Только поэтому перед болтуньей открывались двери даже закрытых для всех посторонних домов. О Кирилле Петровиче Нинель вещала с придыханием. Он работал на оборону, получал огромные по советским меркам деньги, собирал произведения искусства и старинные книги. Был не женат, обеспечен, интеллигентен и очень умен. Понизив голос, Нинель взахлеб рассказывала о том, что Ракитин создатель разветвленной сети подземных заводов по всей стране. Если верить швее, то эти предприятия занимали огромные площади, там разрабатывали и собирали самолеты и космические летательные аппараты. Константин Львович улыбнулся. – Полагаю, что Нинель преувеличивала размах сооружений. Но в том, что они существовали, сомнений нет. На меня, подростка, залихватские рассказы Обноркиной производили огромное впечатление. Я накропал фантастический роман о чудовищах, которые живут под Москвой, и отнес его в редакцию журнала «Новый мир», его выписывали мои родители. Энтин рассмеялся. – Опус не увидел света. О том, что рассказывала говорливая швея, со временем я забыл, Нинель перестала посещать наш дом после смерти моей мамы. Я окончил школу, поступил в вуз… Детство отодвинулось очень далеко. А сейчас я подумал: подземные предприятия в столице определенно были. Смею предположить, что все они принадлежали Министерству обороны. А это ведомство ничего никогда не выбрасывает. У него на складах и в архивах хранится тьма всякого разного. Константин Львович опять сделал глоток воды. – Если совсем коротко, мысли мои текли таким образом. Кирилл Петрович все оставил Всеволоду. Чадолюбием дед не отличался, но у него просто не было никаких других родственников. Академик занимался строительством подземных сооружений. Что, если внук, разбирая архив деда, нашел его чертежи и планы? И приобрел немалую территорию, на крохотной части которой находится колледж, где работала Алиса. Зачем ему понадобилась земля? Что он собирался с ней сделать? Этого мы не знаем. Но меня волнует другое. Психолог повернулся к Махонину. – Николенька, ангел мой, можешь выяснить, где отбывает наказание Всеволод? Махонин схватил мышку и вскоре ответил: – В Мордовии. Но его скоро этапируют в Москву. – Ага! – обрадовался Константин Львович. – С какой целью? – Сразу не отвечу, но выясню, – пообещал Махонин. – Побег! – воскликнул Костин. – Константин Львович, я понял ход ваших мыслей! – Кто-то собирается подобраться по подземным ходам к месту, где окажется Всеволод, – подхватил Махонин, – и помочь ему сбежать. – Если старшего Ракитина доставили в Москву, значит, открылись некие новые обстоятельства, – стал размышлять вслух Володя, – порой заключенного начинает мучить совесть, и он хочет рассказать о других совершенных им преступлениях. Случается, что человек отбывает срок, а на него поступает в какой-то суд новое уголовное дело. Ну, и любимый трюк серийных убийц: выдать несколько захороненных трупов, а об остальных умолчать, получить пожизненное заключение и через пару лет заявить: – Я вспомнил еще о паре жертв! Зачем это делают? Условия жизни в колонии, где содержатся самые опасные преступники, суровые. После заявления о том, что убийца готов рассказать о других трупах, его отправят в город, где начнется новое следствие, и сидеть негодяю придется в СИЗО. Там после колонии строгого режима просто рай для преступника. И свидания чаще, и посылок больше, и люди вокруг другие, и распорядок дня иной. – Если вы думаете о том, что заключенный может сбежать по дороге, то как ему это проделать? – удивился Валерий. – Наверное, уголовников перевозят с соблюдением всех предосторожностей. – Не всегда, – махнул рукой Вовка, – и конвойные разные бывают, и те, за кем они следят, тоже. Серийный маньяк и идиот, который по пьяни за руль сел и кого-то насмерть сшиб, они оба убийцы. Но с первого глаз не спускают, а второму какие-то послабления дадут, могут даже сигаретой угостить. В дороге сбежать трудно. Легче это сделать на месте, куда привезли. – В суде? – опять спросил Смородин. – Ну… – протянул Володя, – в каждом месте должно быть спецпомещение для содержания арестанта. Но не все здания судов современно оборудованы, известны случаи, когда преступники скрывались во время перерыва в заседании. Правда, это очень редко было. – Для побега можно использовать выезд на место преступления, – сказал Энтин, – если заключенный говорит, что знает о… ну, где закопан чей-то труп, то… – Его туда отвезут, – продолжил Николаша. – Да, – согласился Костин, – доставят в наручниках, а у преступника живот прихватит. Проверят туалет. Допустим, там окна нет, это небольшое замкнутое пространство, велят зайти, встанут у двери. Минут через пять осведомятся: «Эй, ты как?» Если ответа не последует, снесут дверь. А в сортире пусто. И непонятно, куда преступник делся. – Все исследуют, – дополнил Энтин, – поймут, что в полу есть люк, ведущий в подземелье. Полезут туда и растеряются, увидев переплетение коридоров. А карты нет. Куда бежать? Нам надо как можно быстрее найти Алису и Никиту. Они определенно главные организаторы побега. Володя побарабанил пальцами по столу. – Если мы принимаем эту версию, то необходимо найти план, который мог попасть в руки Никиты. Вряд ли он был в единственном экземпляре. Кроме Кирилла Петровича определенно еще кто-то им владел. И уж точно вся информация есть в Министерстве обороны. Костин взял телефон. – Есть человек, с которым можно встретиться, сейчас я договорюсь. – Интересно, какие отношения связывали Всеволода и Веронику с соседями по дому? – вдруг задал нелепый вопрос Валера. – Тебе удалось даже меня поставить в тупик, – буркнул Володя. – Зачем тебе понадобилась эта информация? Смородин опустил голову. – Я не профессионал, мысли, вероятно, глупые. Константин Львович, как вы думаете, Всеволод любил свою жену? – Полагаю, что да, – кивнул Энтин. – А сына? – продолжал Валерий. Наш психолог всегда невозмутим, вот и сейчас он спокойно ответил: – Семья потеряла дочь, Марфа умерла в СИЗО совсем юной. Скорей всего, Никита стал для родителей светом в окне. У его отца было не очень удачное детство без родительской любви. Это накладывает определенный отпечаток на человека. Одни не способны на светлые чувства, другие, наоборот, обожают свою семью. Если вспомнить рассказ Ульяны про рулет, то Сева из второй категории. – Наверное, отец Никиты не глупый человек, – не утихал Смородин. – Однозначно нет, – ответил вместо Энтина Володя, – перестань ходить вокруг да около! Задай свой вопрос, наконец. – Какие отношения были у Всеволода с соседями? – повторил парень. Костин покраснел. – Сейчас объясню, – быстро сказал Смородин. Володя взял бутылку с водой. – Сделай одолжение.