Часть 11 из 33 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Вы правы. За куклами кто-то прятался. Я видел, что две куклы слегка покачивались. Кто-то был там и наблюдал за нами, чтобы убедиться в том, что мы ничего не нашли. Этот человек не хотел убивать нас. В противном случае он выстрелил бы нам в спину, когда мы спускались с лестницы. Если бы я послушался вас и отправился на его поиски, он пристрелил бы меня из своего укрытия, прежде чем я успел бы глазом моргнуть. Потом, желая избавиться от свидетельницы, он убил бы и вас. Вы еще слишком молоды, чтобы умереть! Если бы я был там один, то мог бы позволить себе поиграть с ним в прятки: наши шансы были равны. Но рядом были вы, неопытная в этих опасных играх и, вдобавок, безоружная. Вы могли бы стать для него отличной заложницей. Именно поэтому, Белинда, я и увел вас оттуда. Как вам понравилась моя яркая речь?
— Я не разбираюсь в речах,— в глазах ее стояли слезы.— Знаю только, что обо мне никто еще так не заботился!
— Вздор!
Я прикончил свое виски, допил порцию Белинды и проводил ее до отеля. На улице шел дождь, вскоре превратившийся в ливень. Мы подбежали к двери отеля и спрятались там от дождя.
— Простите меня... Я так глупо вела себя... Теперь мне даже жаль вас...
— Жаль?
— Да. Я только сейчас поняла, что иметь дело с марионетками вам было бы значительно проще, чем с живыми людьми. Взрослый человек не плачет, когда умирает кукла.
Я промолчал, чувствуя, что теряю власть над этой девушкой и что нам теперь невозможно сохранить прежние отношения: «учитель — ученик».
— Я хочу еще что-то сказать вам,— в голосе ее звучала радость.
Я со страхом и ожиданием посмотрел на нее.
— Я теперь никогда больше не буду бояться вас.
— Вы боялись меня?
— Еще как! Но один человек оказался прав!
— Какой человек?
— Кажется, Шейлок. Он сказал: «Порежьте меня, и польется кровь...»
— Молчите, пожалуйста!
Она замолчала. Только улыбнулась. И неожиданно поцеловала меня. Затем снова улыбнулась и вошла в отель.
Я смотрел на стеклянные вращающиеся двери, но они не остановились.
Еще одиндва таких вечера, подумал я, и дисциплина пойдет ко всем чертям!
Глава 5
Я отошел от отеля, в котором жили девушки, ярдов на триста, взял такси и вернулся в «Эксельсиор». Остановившись под навесом, посмотрел на старого шарманщика. Он, казалось, был не только неутомимым, но и непромокаемым: дождь не помешал ему. Видимо, только землетрясение могло сорвать его вечерний концерт. Подобно настоящему артисту, он чувствовал свой долг перед слушателями. Как ни странно, рядом со стариком торчали пятьшесть юных оборванцев. Несмотря на то, что эти одержимые промокли до нитки, они с каким-то мистическим экстазом предавались предсмертным мукам, звучащим в мелодии Штрауса. Именно этот композитор стал очередной жертвой старого шарманщика.
Я вошел в отель. Едва снял плащ, как администратор заметил меня и, как мне показалось, искренне удивился.
—Неужели вы так быстро вернулись из Заандама?
— Мне посчастливилось. Таксист попался просто великолепный,— сказал я и прошел в бар, где заказал «Дженевер» и пиво. Потягивая то одно, то другое, я задумался над связью между наглыми парнями с оружием, торговцами наркотиков, юными наркоманками, глазами, прячущимися среди висящих рядами кукол, машинами с преследователями, полицейскими— жертвами шантажа, администраторами с алчными крокодильими улыбками и шарманщиками, извлекающими из своих инструментов самые невероятные звуки. Но сколько бы я ни думал обо всех этих разрозненных деталях, единого целого у меня не получалось. Видимо, надо спровоцировать их на более активные действия. Я уже пришел было к весьма неприятному решению: этим же вечером, не сообщая Белинде, снова обследовать склад. И тут я взглянул в висевшее напротив зеркало. Это не был инстинкт. В течение нескольких минут я подсознательно ощущал аромат, напоминавший сандаловое дерево. Мне очень нравится этот аромат, и поэтому у меня возникло желание выяснить его источник. Самое обычное любопытство.
Прямо за моей спиной за столиком сидела девушка с газетой в руке. Перед ней стоял стакан с каким-то напитком. Стоило мне посмотреть в зеркало, как она опустила глаза и уткнулась в газету. У меня нет склонности к преувеличению, но готов побиться об заклад, что она тайком наблюдала за мной. Девушка выглядела совсем юной. Блондинка с пушистыми, модно причесанными светлыми волосами. Хотя, как мне кажется, голова ее весьма напоминала куст, подстриженный сумасшедшим садовником. На ней был зеленый костюм. То ли в Амстердаме полно блондинок, то ли я стал обращать особое внимание на блондинок.
Я подозвал бармена, повторил свой заказ. Оставил напитки на столике. Потом прошел мимо девушки, даже не взглянув на нее, как человек, погруженный в свои мысли, и вышел через главный вход на улицу. Со Штраусом было покончено, но неутомимый старик наигрывал шотландскую песенку «Прекрасные берега Лех Ломонда». Если бы он решился сделать это в Глазго на улице Согихолл, то через несколько минут от него и его шарманки не осталось бы и следа. Юные
повесы куда-то исчезли: то ли они были настроены антишотландски, то ли наоборот — прошотландски. Как мне удалось выяснить позднее, причина их отсутствия была несколько инощ Все говорило об этом, но тогда я ничего не заметил. В результате чего несколько людей поплатились жизнью.
Старик с удивлением посмотрел на меня:
— Господин говорил, что собирается...
— Да, я был в опере. Примадонна взяла «ми» слишком высоко, и ей стало плохо.— Я похлопал его по плечу.— Сейчас я намерен дойти до телефонной будки.
Я вошел в будку телефона-автомата и позвонил девушкам. Мне пришлось довольно долго ждать, прежде чем нас соединили. Потом я услышал раздраженный голос Белинды.
— Кто говорит?
— Шерман. Прошу вас немедленно прийти ко мне
в отель!
— Но я сейчас принимаю ванну! — возразила: Белинда.
— Вы достаточно чистая для той грязной работы, которая предстоит вам и Мэгги.
— Мэгги уже спит!
— Если не хотите нести ее на руках, то разбудите.— Судя по наступившему молчанию, Белинда обиделась.— Жду вас через десять минут. Будьте на улице ярдах в двадцати от моего отеля.
— Дождь льет как из ведра,— жалобно сказала она.
— Для агентов не существует дождливой погоды. Вскоре из отеля выйдет девушка: блондинка, вашего роста и возраста, с такой же отличной фигурой.
— В Амстердаме десятки тысяч таких девушек...
— Возможно. Но эта — красавица. Конечно, не такая красавица, как вы, но все же... Она в зеленом костюме с зеленым зонтиком. Аромат ее духов похож на сандаловое дерево. Слева, на виске, у нее хорошо загримированная ссадина, которой я наградил ее вчера в аэропорту.
— Вы еще ни разу не говорили мне, что нападаете на девушек!
— Не могу же я помнить все мелочи. Вы должны проследить за ней. Если она войдет в какой-нибудь дом, пусть одна из вас останется там, а другая придет
—
ко мне. Нет, сюда вам лучше не приходить. Вам это хорошо известно! Буду ждать кого-то из вас у кабачка «Старый Билл», на углу Рембрандтсплейн.
Когда я вернулся в бар, девушка в зеленом костюме все еще сидела за столиком. Я попросил принести мне бумагу и разложил листы на столике, где оставил свои напитки, таким образом, чтобы девушка видела, что я чем-то занимаюсь, а я видел ее.
Достав из бумажника счет за вчерашний обед, я положил его перед собой и начал что-то писать. Через некоторое время я недовольно отложил ручку и, скомкав бумагу, бросил ее в мусорную корзинку. Такой маневр проделал несколько раз. Потом опустил голову на руки, закрыл глаза, делая вид, что задумался. Спешить мне было некуда, хоть я и просил Белинду быть через десять минут, но она наверняка не успеет за такой короткий срок одеться, разбудить Мэгги и вместе с ней прийти к кабачку. Если я ошибаюсь, значит совсем не знаю женщин. Потом я снова начал писать, комкать и выбрасывать один лист за другим. На это ушло минут двадцать. Допив напитки, я встал, попрощался с барменом и вышел. Остановившись за красной плюшевой портьерой, отделяющей бар от холла, я осторожно заглянул внутрь бара. Девушка встала, заказала что-то у стойки и затем села спиной ко мне на кресло, которое я только что освободил. Она вроде бы рассеянно оглянулась, но я знал: она проверяет, нет ли за ней слежки. Потом, как бы невзначай, она протянула руку к мусорной корзине и украдкой вытащила из нее лежащий сверху лист бумаги. В тот момент, когда я, неслышно ступая, подошел к ее стулу, она была занята тем, что разглаживала мой листок. Я видел ее лицо в профиль: на нем было какое-то застывшее выражение. Мне удалось разглядеть написанное: «Только очень любопытные девушки суют свой нос в мусорные корзины».
— На всех остальных листках вы найдете то же самое секретное сообщение, мисс Лемэй. Добрый вечер!
Она резко оглянулась. Грим был наложен довольно умело, но слой пудры не мог спрятать вспыхнувшего на ее щеках румянца.
— Как прелестно вы краснеете!
— Простите, я не говорю по-английски.
—
Я осторожно прикоснулся пальцем к ссадине на ее виске и сказал:
— Неужели вы потеряли память от удара? Надеюсь, это ненадолго. Как ваша голова, мисс Лемэй?
— Извините, я...
— Да, да. Я помню: вы не говорите по-английски. Это я уже слышал. Но вы ведь неплохо понимаете этот язык. Особенно на бумаге. Весьма трогательно было наблюдать, как вы покраснели, когда прочли мои слова.
Смущенная мисс Лемэй резко поднялась и скомкала листок бумаги. Сомнений не оставалось: она на стороне злоумышленников. Именно поэтому она и попыталась загородить мне дорогу в аэропорту. И все же я вдруг почувствовал к ней острую жалость. Девушка казалась растерянной и беспомощной. Правда, вполне возможно, что она просто отличная актриса. Вместе с тем талантливые актрисы сколачивают состояние на сцене или в кино. По какой-то непонятной причине я вдруг подумал о Белинде...
— А эти бумажки, если хотите, можете сохранить на память,— съязвил я.
— Они мне не нужны...
— Кажется, можно не волноваться, память возвращается к вам!
— Я...
— У вас съехал парик, мисс Лемэй.
Ее руки привычным жестом поднялись вверх, поправляя прическу, но она тут же опустила их и с досадой закусила губу. В ее темных глазах было отчаяние. Во мне снова шевельнулось неприятное чувство недовольства собой и жалость к ней.
— Оставьте меня в покое, прошу вас!
Посторонившись, я пропустил ее. На какой-то миг
наши глаза встретились. В глазах девушки была мольба, губы дрожали, словно она готова была расплакаться. Потом она, низко опустив голову, поспешно вышла из бара.