– С днем рождения, Марк! Я не опоздал? Все посмотрели на Марка. – Нельзя опоздать туда, куда тебя никто не звал, – холодно ответил Кауфман. – Не будь таким вредным. Может, предложишь мне кусочек торта? – Кончился, – отрезал Марк. – Я могу съесть твой кусок, если ты не против, – улыбнулся мужчина. – Против, – в очередной раз односложно ответил хозяин лавки. – Ладно, не буду портить вам вечеринку. У меня для тебя письмо, Эзра. – Посетитель достал из внутреннего кармана большой конверт и протянул его пацану. Тот не тронулся с места. Посмотрел на Марка. Марк же пристально смотрел на гостя. Генри сделал шаг, чтобы забрать письмо, но мужчина отдернул руку. – Нет, тут написано лично в руки. Эзра снова посмотрел на Марка. Тот коротко кивнул. Мальчик сделал три медленных неуверенных шага и забрал конверт. – Был в ваших краях, решил лично обрадовать. Тем более что и повод заглянуть был, так сказать, на огонек, – улыбнулся мужчина. – Это из Оксфорда, – глядя на конверт, сказал Эзра. – Именно! До встречи в учебном году! – Посетитель повернулся, чтобы уйти. – Что это значит? – спросил Генри. – О, я буду вести у Эзры философию. Жду не дождусь, невероятно талантливый молодой человек. – Мужчина вышел. Наступила тишина. – Плохие новости не могут быть бесконечными, – неуверенно протянул Генри. Глава 12 – Почему именно газеты? – спросил Эзра. – Почему не учебник истории, например? Марк отвлекся от чтения и посмотрел на пацана, потом на газету в своих руках. – Прекрасный источник информации, – ответил Марк. – Брось, это же необъективная чушь. – Именно это и важно. – Почему? – Ну вот, например, статья о том, что США собираются бойкотировать Олимпиаду в СССР. Меня интересует не сам факт, а то, как его преподносят. – И зачем тебе эта пропаганда? – В ней отражение пропагандиста. Звякнул колокольчик, щелкнула табличка над входом. Марк и Эзра посмотрели на надпись. Краков. В лавку вошел ужасный старик в потертом на локтях пиджаке. Он помогал себе при ходьбе тростью и едва заметно подволакивал ногу. Эзра не мог оторвать взгляда от его изуродованного лица. Оно будто было собрано из каких-то неровно сшитых кусков. Кривое, уродливое и страшное. Губ не было вообще, отчего рот становился похож на безобразную неровную щель с торчащими оттуда зубами. – Пан Кауфман. – Старик попытался улыбнуться, отчего ужасная щель, заменявшая ему рот, стала еще страшнее. Марк удивленно поднял брови и всмотрелся в лицо посетителя. Тот приложил трясущуюся руку к груди. – Я Виктор. Помните меня? – Эзра поймал себя на том, что морщится. У него зачесалось лицо, причем не что-то конкретное, например нос или щека, а будто бы все сразу. – Новак? – предположил Марк. – Да! – обрадовался старик. – Новак! Как поживаете, пан Кауфман? – Никак, – равнодушно ответил Марк. Старик почему-то хихикнул. – Я знал, что однажды вы вернетесь! Знал! Я каждый день приходил к вашей лавке и был уверен, что рано или поздно толкну дверь и она откроется, – радовался ужасный старик, воздев палец. – Эзра, принеси стул, – попросил Марк, косясь на мальчика. Потом спросил у Виктора: – Я не сегодня вернулся, где же ты был все это время? – Года четыре назад я сдался, – признался старик. Он благодарно кивнул Эзре, который принес ему стул. Парень вздрогнул, встретившись глазами с Виктором. Он только сейчас понял, что один глаз у него стеклянный. – И как тогда ты сюда попал? – Случайность. Один человек сказал мне о том, что вы открылись, – ответил Новак, аккуратно сев на стул и вытянув вперед правую ногу. Руки его покоились на стоящей трости. Покоились – неудачное слово, подумалось Эзре, скорее наоборот, беспокоились. Они тряслись, будто у запойного пьяницы с похмелья. – Я даже догадываюсь, как он выглядел, – вздохнул Марк. – Зачем же ты пришел, Виктор? – Мне нужна рама, – прямо сказал старик. Марк подумал немного, потом вдруг спросил: – Ты все еще рисуешь? – Нет, конечно, – он поднял трясущиеся руки, – контузия. – Значит, ты хочешь оживить старое полотно. – Марк достал из-под прилавка шкатулку и расшитый бисером кисет. – Да. Марк стал набивать трубку. Виктор терпеливо молчал. Эзра неловко мялся, не зная, куда себя деть. – Паршиво выглядишь, – закурив, сказал Марк. – Война, – пожал плечами Виктор. – Война – это тоже паршиво. – А вы были на войне, пан Кауфман? – с вызовом спросил Новак. – Был, – спокойно ответил Марк. – Эзра, принеси старую раму. Помощник удалился в глубь лавки. Настала тишина. Обычно такая пауза в разговоре вызывает неловкость. Но не сейчас. Старики сидели напротив и, ничуть не стесняясь, рассматривали друг друга. – Вы прекрасно сохранились, пан Кауфман, – сказал наконец Виктор. – Да. Но если тебе интересно, то чувствую я себя совсем не так здорово. – Ну уж не хуже меня, – усмехнулся Новак. Из-за стеллажей появился Эзра. Он тащил огромную старинную раму для картины. – Я думал, что она меньше, – задумчиво сказал Виктор. – Дотащишь? – спросил Марк. – Нет. Наверное, придется прислать за ней посыльного. Вы ведь не собираетесь снова закрыться? – В ближайшее время не планировал, – хмыкнул Марк. Виктор с трудом встал. Снова посмотрел на раму, протянул руку, чтобы коснуться ее, но передумал. – Я отправлю соседского мальчишку. Сколько она стоит? – Сто пятьдесят, – ответил Марк, внимательно глядя на Виктора. – А какую картину ты хочешь оживить? – Она называется «Девушка на качелях», – неопределенно ответил Новак.