— И сбежала? — Я бы сошла с ума в одиночестве. Не воспринимаю больше свою квартиру как частную собственность. Только как то, что нас объединяет. — А я всего лишь хотел испробовать более гуманный способ развязывания языка. Видимо, моральное давление на тебя не действует. — Поделился Тим наблюдением. — Значит, развод отменяется? — Развод? Забудь это слово. — Ты стабильность любишь? — Жену свою люблю. Пусть даже она и глупенькая. Тим Машу в кончик носа поцеловал, обнял крепче и практически физически ощутил, как её отпустило. И на объятия она в следующую секунду ответила, а ведь до этого, будто он удерживает, стояла. Она выдохнула. Тяжело и мучительно долго. Боль и страх отпускала, прогоняла из мыслей, из тела. Глаза закрыла, и сама его к себе притянула, за шею удерживая. — Хочу домой. — Прошептала совершенно счастливым голосом и всплакнула от облегчения. — Так люблю Гошкин дом, — поторопилась пояснить, — и их с Ларой компанию люблю, и разговоры по вечерам… А ещё люблю пить липовый чай, уютно устроившись в кресле на их веранде. И ещё год назад я бы ни на что не променяла возможность именно так провести вечер, а сейчас очень хочу домой и практически уверена, что это хорошо. — Это просто замечательно. — Согласно кивнул Тим и стало легче. Тяжесть, что копилась не один день и ощутимо сдавила вчера, рассеивалась. Улыбнуться хотелось. Маше в первую очередь и всему миру во вторую. И вина. Белого. Итальянского. Глава 31 — Вам нужно отвлечься. Со знанием дела заявил Жора, глядя на то, как мучительно долго Маша смотрит на прилично выступающий живот его жены. С какой тоской, с каким упованием вздыхает, выдавливая из себя вежливую улыбку. Тим на это его заявление демонстративно промолчал. — Она работает, как загнанная лошадь, и буквально со дня на день я жду, что Машка выдохнется. — Продолжил Жора наступление. — Пластинку смени. Я полгода ничего другого от тебя не слышу. — А я полгода ничего другого не вижу. — Заметил тот жёстко. — Вы заигрались. Год уже с этим живёте и всё никак. Потому теперь нужно либо взять передышку, либо завершить начатое. Помнится, месяца три назад подписывал бумагу в бухгалтерии. Ту, что для документов на усыновление. — Ты помнишь каждую бумажку, которую подписываешь? — Если это вашей семьи касается, то да. Каждую. Что, вообще, происходит? Отчего Машка мечется, будто не знает, чего хочет? Почему ты сквозь пальцы на происходящее смотришь? Раки назад поползли? Свою беззаботную жизнь вспомнил? — Я не хочу на неё давить. — Отозвался Тим. Вроде и вяло, а на заднем плане привычная жёсткость проглядывалась, категоричность сквозила. — Сейчас именно тот самый случай, когда свои «не хочу» можно спрятать глубоко и надолго. На каком вы сейчас этапе? В детском доме, как я понимаю, были, и уже не раз. — Скажу тебе больше: мы были даже не в одном детском доме. — Устало выдохнул Тим и размял напряжённые плечи, своё нежелание разговор продолжить, демонстрируя. А Жорке начхать на это его нежелание: смотрит в упор и ответа ждёт. — Ничего не происходит. — Добавил чуть тише и будто с тревогой. — Приедем, всё посмотрим, головами покиваем, денег отпишем, раздадим купленные подарки, а как до сути доходим, она в панике бежит. Причём это не преувеличение. Маша строго глянула в их сторону и Тим улыбнулся. Тепло и беззаботно. Она слишком быстро его приручила. Продолжил ещё тише. Фразы старался короткие строить, на лице эмоции не отображал. — Боится сделать неправильный выбор? — Скорее, самого выбора боится. Сказала мне как-то, что чувствует себя жутко, когда перед ней альбом с детскими фотографиями раскрывают и начинают как на распродаже в магазине плюсы и минусы каждого ребёнка пересказывать. «Вот это Мариночка, она замечательно рисует, весёлая, отзывчивая, ласковая» — перекривил, в напряжении дыхание задерживая… — Или там… не знаю… «Матвей. Мальчик закрытый, со своим характером, но интересующийся, познавательный, учится хорошо, цели и стремления имеет». — Тим поджал губы и пристально на жену посмотрел. — И перешагнуть этот этап мы не можем. Общаться с детьми в открытую, как усыновитель, Маша боится. То есть просто зайти в комнату и поговорить она может и делает это с завидной лёгкостью, но когда дело касается выбора… Или всех, или никого. Иначе не получается. И я её в этом понимаю. — Она сама этого хотела. — Неудовлетворённо возмутился Жора. — А почему, кстати, не попробовать вариант с суррогатной матерью? Или, например, усыновить ребёнка, но в доме малютки? — Про дом малютки не заикайся даже. Она звонила, так ей там, представляешь, сумму озвучили на грудничка и на новорожденного. Про будущих отказничков тоже заикались. Не знаю, как удалось Машку уговорить не писать на них заявление в прокуратуру. Такая взвинченная пришла, слов нет. А если моё мнение услышать хочешь, так её просто ломает вся эта система. И боится она. — Боится сделать выбор? — Скорее, того, что будет после. Знаешь, вот, кажется, поставь её перед фактом, мол, получите и распишитесь — это ваш ребёнок, она даже благодарна будет. — Так, ты её перед этим фактом и поставь! — Резонно заявил Жора и Тим задумчиво кивнул, губы вперёд вытянул, эту мысль переваривая. — Серёга тоже об этом сказал. Он, кстати, её идею с усыновлением не одобряет. Как и ты, о сур-мамах говорит. А в Машкиной голове сам чёрт ногу сломит. Будто в ожидании чуда замерла, и лишнее движение сделать боится, чтобы свой шанс не упустить. — Это ты её разбаловал. А как же суровое мужское слово? — Вроде «кто хозяин в доме»? — Не одобряя, покачал головой Тим. — С ней так нельзя. — А с тобой так можно? — Маша умеет отключаться от проблем. Мне было бы легче, если бы она делилась ими, а не в себе держала. А так… боится меня загрузить. — И всё-таки вам надо отвлечься. — Сам собой довольный, заключил Жора и какой-то конверт продемонстрировал. — Вот. — Тут же Тиму в руки всучил. — Какой-то там осенний бал. — Пояснил до того, как Тим уточнить успел. — Если знать хочешь, я бы вас в кругосветку сплавил. Годика, этак, на полтора. Вот, тогда бы вы что-нибудь, да надумали. Машке об этом, кстати, говорил, и даже варианты на буклетах подсовывал. Что она мне сказала, приличный человек повторять не станет, потому и я воздержусь. — Да неужели? — Усмехнулся Тим и увернулся от дружеского подзатыльника. — Так вот на этот вечер я вам всё же съездить рекомендую. Там собирается много интересных людей. Будет на что посмотреть, с кем поговорить найдётся. Глядишь, да и сдвинется ваше дело с мёртвой точки. — Я Маше скажу. — Сказать я ей и сам могу. — Недовольно пропыхтел Жора и пальцем указательным по журнальному столику постучал. — Маш?! Мы в Москву сгоняем на одно мероприятие?! Отдохнуть, развеяться… — Выкрикнул Тим, соблазняя её игривой улыбкой. Маша странно раскраснелась и вроде даже смутилась. — В эти выходные. — Добавил с невозмутимым видом, на дату в конверте глянув, а она пересохшие в волнении губы облизнула. — Ну, если большой начальник отпускает… — Повела она плечиком. Совершенно невинно, а Жора аж захлебнулся потоком воздуха от этой их умелой игры. С друга на его жену взгляд переводил, пока не сплюнул в сторону, выругавшись сквозь зубы. — Век бы вас не видеть! — Сказанул в порыве, но тут же рассмеялся. — Я тут беспокоюсь за них, себя ущемляю… Лиза! Поехали! — С места подскочил и к жене направился. — Научить Машу готовить не под силу даже тебе. — По её плечику кончиками пальцев повёл. — А тебе долго стоять нельзя. — Добавил значительно тише и будто для неё одной, но жена не оценила. — Маша, не обижайся, он просто ревнует. К Серёге твоему, между прочим. — Удержала она хитрую улыбку. — Мы на днях буквально встретились, так Жора едва пережил, как тот за мной ухаживал. Как он, кстати, сегодня зайти не обещал? — Заливисто рассмеялась, с лёгкостью поддаваясь на то, как муж её в прихожую повёл. И ножку подставила, когда тот с ботиночками справлялся. — А на вечер нужно съездить обязательно. Мы бы и сами отправились, если бы не Жоркина патологическая ревность. — На мужа взгляд скосила, но не злилась… ну, если только совсем чуть-чуть. А как только дверь за парочкой захлопнулась, Тим на Машу уже иначе посмотрел. Теплее и мягче. Подошёл и со спины обнял, подбородок на её плече устраивая. — Мы поедем? — Ты бы видел, на каких эмоциях Жора выслушал мой отказ от кругосветки. И откуда у него такие идеи? — С подозрением на мужа покосилась, а тот осторожно посмеивался. — Он и тебя ревнует. — Меня-то на каких основаниях? Да и к кому? — Ну… к нему тут, как ты слышала, Серёга захаживает. Совершенно случайно, разумеется. — Хмыкнул Тим, припоминая их взаимное нетерпение друг к другу. — Дразнит с Лизкой. — Тут же свои ухмылочки пояснил. — И далась она ему… Так вот Жора, в отместку, метит в ряды твоих самых лучших и самых близких друзей и товарищей. — И у него неплохо получается. — Оценила Маша его старания, ненадолго задумавшись. — И, да, мы, конечно же, поедем. Мне нужно вырваться из паутины будней. Я зациклилась. Сама это вижу, понимаю, а дать задний ход или свернуть в сторону, отчего-то не получается. — Мы со всем справимся. — Конечно! Разве может быть иначе?.. — Прозвучало не очень-то уж радостно, и Маша сама свой настрой не одобрила. Ложку, которой до сих пор возила по сковороде с мясной поджаркой, облизнула, и была вынуждена признать, что готовит Лиза превосходно. И… так легко у неё всё это получалось… Все эти семейные обязанности, что Маше казались рутиной, Лизе приносили сплошное удовольствие. Она рождена, чтобы создавать уют. А для чего рождена сама Маша?.. — Все наши проблемы идут из детства. — Вслух сделала она вывод и дала Тиму соус попробовать. Тот довольно облизнулся, но тут же внимание изобразил. — У меня не было отца, да и матери, толком, тоже. Меня не любили так, как любят детей, и я сама так любить не умею. Во всём, что касается чувств, относительно холодна и своенравна. Меня не учили создавать вокруг себя тепло, и я не считаю это необходимостью. Меня не окружали заботой и я… — Я не совсем понимаю, кто учил тебя заниматься самокопанием. Скоро до самого дна души дойдёшь. Ты просто не пробовала. Ни заботится, ни дарить тепло, которое, кстати, прёт из тебя под напором, вот только ты это наотрез замечать отказываешься. — Отметил как бы между прочим, Тим. — А как попробуешь, поймёшь, что этому нельзя научиться. Это в каждом есть. Сама сколько раз говорила, как твой друг Гошка изменился с рождением дочери. — Нам обязательно нужно развеяться! — Не позволила Маша развить мужу тему. — Ты говорил, в эти выходные? Мы поедем! Я одену лучшее своё платье… Нет, нет! — Категорично головой качать принялась. — Я куплю себе новое, сногсшибательное платье, и обещаю тебя порадовать. — Я и так рад, себя не помню. — Мурлыкнул он игриво, заставляя её от ложки с поджаркой отцепиться. Ладонями по бокам провёл, чувствуя едва уловимую дрожь под ними, носом по затылку поводил, чувствительные места задевая, зубами прикусил кожу на изгибе плеча и шеи и удовлетворённо выдохнул, когда Маша глухо простонала. — Я не привередлив в еде. — Сказал зачем-то, когда Маша смысл слов улавливать уже не пыталась. — Я избирателен в женщинах. — Проговаривал плавно и тягуче, тонкую майку с Маши снимая. — И пусть мир треснет пополам, я всё равно тебя одну любить буду. — Пообещал и она верила. Да разве и могло быть иначе?.. Тим на этом вечере знал, казалось бы, всех. Всех и каждого. В свою среду окунулся, на свою орбиту вращения, наконец, попал. И Маша готова была влюбиться в него снова. Ведь завоевал её сердце и внимание, даже не прикладывая усилий. Был непохож на себя прежнего, на того скромного, тихого, улыбчивого, каким на первых парах казался. Острые взгляды, чёткие фразы, едкие замечания, что заставляют задуматься. И всё это рядом с ней. Ни на секунду не позволял потеряться или лишней себя почувствовать. Он улыбался, угощал шампанским, рассказывал забавные истории из жизни. Это показалось странным, но у него в жизни тоже были забавные истории. Маше же отчего-то казалось, что он проводил время скучно и однообразно. Ох, как же она ошибалась. Как же она закружилась в собственных проблемах. Настолько, что упустила из жизни столько важного. А ведь Тим так ни разу не попрекнул её за этот эгоизм. Терпеливо выслушивал, вытирал набежавшие слёзы и, будучи совершенно уверенным в светлом совместном будущем, целовал её в оголённое плечико, удобно устроившись рядом под тёплым пледом. Только сейчас до Маши дошло: он не в ней был уверен, а в своём бесконечном терпении. И он её любил. Ведь если не любовь, то что тогда? Вот её фантазии отчего-то на большее не хватает. Значит, любит. И она его любит. Вон, как глазищами сверкает, только лишь покажутся на горизонте расфуфыренные красотки из его прошлого. А ещё чувствует, что всё внутри закипает от приступов горючей ревности, ведь его прошлое, что сейчас так ярко материализовалось, даже вздохнуть свободно не позволяет. И какие они здесь все красивые, в ярких обёртках, с вызывающими взглядами и многообещающими полутонами в разговоре. Они смотрят на Машу как на диковинную зверушку. Наверно, оттого, что она так непохожа на его бывших пассий. Та, что в длинном платье цвета индиго даже не смутилась, сказанув об этом прямо. «Что же ты, дорогой, изменил вкусам?» — заявила она, подленько улыбнувшись. Маша улыбнулась ей в ответ. Широко и довольно. Она всё поняла. Только вот не готова была даже помыслить в ту сторону, что Тим… её Тимка мог выбрать эту выдру! Они так и не удостоили крашеную воблу ответом, а та, будучи далеко не дурой, всё поняла и без слов. По глазам, по свету, который изнутри лился. Фыркнув, сама отошла в сторону. — Судя по реакции местной публики, ты был весьма популярен у противоположного пола. — Заметила Маша, опустошив третий бокал к ряду. Приятная него разлилась по телу, тягучее тепло заставляло раскрыться, раскрепоститься, забыть о сотнях наблюдающих за ней глаз. — Я так понял, это тебя удивляет. — И очень любвеобилен. — Добавила будто с претензией, не желая отвечать на явный вызов. Тим неопределённо пожал плечами.