— Да. У девушек не было замечательного друга Серёги, который просто сказал: «это Тимоха, он отличный парень. Поживёт у тебя пока, ты уж его не обижай». Приходилось самим добывать информацию, и она казалась куда привлекательнее, чем моя легенда о менеджере среднего звена. — Просто я очень долго к тебе присматривалась. — Попыталась оправдаться Маша, на что муж странно хмыкнул и вдруг улыбаться перестал, прямо в глаза посмотрел. — Жора мне всё рассказал. — Проговорил тихо, но Маша его настроение уловила и намёк поняла. — Прямо всё-всё? — Особенно уделил внимание твоим мукам по поводу того, что же сделать: спасти меня от нетрадиционных взглядов на жизнь или оставить всё как есть. — Это были не муки, это была растерянность. И, между прочим, я просила его тебе ничего не рассказывать. — Он мой друг. У меня были сомнения, и он развеял их будто взмахом волшебной палочки. — А вот как мой друг, за это подлое предательство он только что потерял несколько пунктиков. И что значат эти твои сомнения на мой счёт? — Они себя не оправдали. Ты замечательная. — Улыбнулся Тим и так легко стало, что даже обидеться толком не получилось. Маша смущённо раскраснелась и взволнованно выдохнула. — А сейчас я познакомлю тебя с ещё одной замечательной женщиной. Идём. Тим не успел договорить, как стремительно двинулся через весь зал. Маша заинтриговано прикусила губу. — Кто такая? Судя по странному блеску твоих глаз, мне стоит волноваться. — Однажды она поразила меня до глубины души, растопила лёд и заставила поверить в чудо. Не знаю, как описать словами. Это только почувствовать можно. Вот, прямо как ты… только другая. — Торопливо и сбивчиво объяснялся Тим, и всё вёл её куда-то вёл… А Маша послушно шагала чуть позади, удерживаемая крепкой рукой. Шагала, как вдруг увидела женщину. Ту самую, к которой они так стремительно приближались. Увидела и сразу же узнала. Наверно, не поверила глазам, а иначе как объяснить, что с улыбкой выдержала явно затянувшееся приветствие, обмен любезностями?.. Она даже послушно протянула руку для знакомства. Всего лишь ответный жест. Всего мгновение, которое всю жизнь одним махом перевернуло. И что-то пошло не так. Женщина заботливо улыбнулась, проронила что-то, что заставило Тима бросить на Машу взволнованный взгляд, а опомнилась она, уже когда стояли в спасительной темноте на открытом балконе величественного дворца, когда дышали тёплым осенним воздухом. — Как ты? Уже лучше? — Хмурился муж, а у Маши горло сдавило так, что слов выдавить из себя не получилось. Только сухой хрип и слёзы, что из глаз брызнули. — Это моя мама. — Проронила она отдышавшись. — Слова смешались с порывами внезапного ветра и будто потерялись. Тим снова нахмурился, то ли не расслышав, то ли не поверив. — Это моя мама! — Повторила Маша уверенно и внятно. На мужа глянула и задрожала в напряжении. — Кто? — Всё же не понял он или, того хуже, в адекватности жены усомнился. — Элен? — Неуверенно посмотрел в сторону оставшегося позади зала с шумной толпой. — Элен? Теперь её так зовут? — Растерянно пробормотала Маша. — Ничего не понимаю! — Да и не нужно ничего понимать, Тимош. Если ты не против, я бы отправилась в гостиницу. — Нет, подожди, ты уверена? В том, что сейчас сказала? — Тим, ты считаешь, я собственную мать не узнаю? Она уехала много лет назад, исчезла из моей жизни, но не из памяти. — Маша позицию обосновала, собственному спокойствию поражаясь. — Вышла замуж за богатого немецкого клерка, стала великой женщиной и, возможно, она этого действительно достойна. Того, чтобы ей восхищались, чтобы смотрели вслед, затаив дыхание, но… Но у меня вызывает несколько иные чувства, ты уж извини… И вернуться в этот зал я уже не смогу. Ни с достойным выражением лица, ни с каким бы то ни было другим. Как хочешь назови: каприз, отрицание действительности, но… Попыталась оглянуться в поисках пути для отступления, но Тим не отпустил, руку чуть выше локтя сжал. — Все проблемы из детства, Маш. Ты сама мне об этом сказала. Нужно уметь отступить от собственных страхов, посмотреть правде в лицо и… — Наверно всё так, вот только не сейчас. — Неуверенно головой качнув, Маша руку из его захвата высвободила. — Пусть блистает. Она для этого сюда приехала. — Уравновешивая дыхание, выдохнула. Спокойно и плавно. — Может, потом, может… я не уверена, что хочу разрушать её размеренную жизнь. — Тихо бормотала, а потом глаза на него подняла и, зубы стиснув, с полным осмыслением на лице, добавила: — Она не железная, Тим. Она не забыла. Но если о чём-то не думать, не вспоминать, то вроде этого и не было. Пусть так и остаётся. — Пытаешься её выгородить? Отчего-то удивился Тим, видимо, слегка разочаровавшись в своём идеале. А, может, выбирая, принял верное решение защитить Машу, а не волшебную, необыкновенную, но всё же чужую женщину. Маша, неторопливо обдумав его слова, отрицательно покачала головой и бросила едва слышно: — Я её люблю. Они ушли, так и не дождавшись официальной части. Тим о чём-то сосредоточенно думал, Маша поглаживала его напряжённые ладони, раз за разом с этих мыслей сбивая. Он считал, что сегодняшняя встреча должна была закончиться как-то иначе, но доводов его разума Маша слушать не пожелала. Он знал, что к этому разговору придётся вернуться. Это знала и Маша, но была бы рада максимально оттянуть время своеобразной расплаты. Будучи в номере, они вместе приняли ванну, обсудили просмотренный для разнообразия фильм, а потом каждый долго крутился в оказавшейся вдруг безразмерной постели. Утро было бодрым и настоящим. То самое утро, когда Маша отвела глаза, не желая поднимать болезненную для себя тему, а Тим как всегда не стал давить. По крайней мере, ей так показалось. И он ушёл, поцеловав её на прощание. Ушёл один, хотя обещал эти выходные ей. А когда через два часа в дверь постучали, открыв дверь, Маша увидела на пороге ту самую женщину со вчерашнего бала, вот только назвать её «мамой» так же просто, как это вышло вчера, отчего-то не получилось, и она лишь вежливо улыбнулась, всё понимая: кое-что Тим всё же решил за неё. Глава 32 Оказавшись в номере с Машей наедине, Элен, казалось, растерялась. Но всего на мгновение, на доли секунды. Растерялась, чтобы потом радушно развести руки в стороны, правда, дочь обнять так и не решилась. — Как тесен мир! — Заявила она во всю мощь мелодичного голоса. — Машенька… — По-доброму улыбнулась и всё же протянула руку, чтобы самыми кончиками пальцев коснуться её острого подбородка. Совсем как в детстве. — Ты стала совершенно непохожа на себя. — Улыбнулась Элен, руку одёрнув. — Если только характер… Характером ты пошла в меня. Сильная, смелая, своенравная! Ладони сложила, не найдя им достойного применения, ведь выпить Маша так и не предложила, впрочем, как и присесть, а напрашиваться на любезность дама из высшего общества не стала. — Ты сегодня не в настроении? — Догадалась она и губы поджала. — Впрочем, ничего удивительного. Ведь мы расстались на такой ноте… Да и вчерашняя встреча тепла в наши отношения не добавила. Прости, я тебя действительно не узнала. Но поговорить пришла не об этом. — Вот как? Тогда даже не знаю, что тебя сюда привело. — Если ты имеешь в виду именно сегодняшнюю встречу, то привел меня сюда твой муж… Кстати, совершенно неожиданное решение. Я сейчас говорю о твоём выборе, разумеется. Кузнецов своеобразный мужчина. Непримиримый и гордый. А ты слишком… — Простовата? — Нет, это не то слово. Простоты в тебе ни на грош. — Категорично заявила Элен. — Но тот внутренний стержень, что прочно засел в тебе с самого детства, мужчин обычно отпугивает. — А он не из пугливых. — Он о тебе заботится. И эта встреча… — Она своеобразно руками взмахнула. — Он сказал, что я должна с тобой поговорить. — А-а… Ну, раз так… Тогда можешь считать свой долг перед ним исчерпанным. Маша руки на груди скрестила, но женщина напротив категорично покачала головой. — Маша, тогда я не могла поступить иначе. — Давай не будем. Я не поверю, даже если ты расскажешь мне какую-нибудь слезливую историю. — Я до последнего была уверена, что ты поедешь со мной. — А мне показалось, что в вашей семейной идиллии я оказалась бы лишней. — Не знаю… может, именно так бы и вышло… — Нехотя призналась Элен. — Но дело даже не в этом. Я никогда не чувствовала себя настоящей матерью. — Я не могу понять, что ты имеешь в виду. — Я ничего не чувствую. Чёрствая и эгоистичная. — Прогремело признание, и прекрасная Элен потемнела с лица. — Ни-че-го! Пустота. Я по натуре одиночка. А ещё не могу терпеть, когда меня ставят перед фактом. — Ты о чём сейчас? — О своей первой беременности, разумеется. Я не хотела рожать. Не хотел рожать, если говорить о самом процессе и не хотела рожать от отца Марата в принципе. Не знаю, может, именно это меня и охладило изначально. Та ненависть, то отторжение… — Я не хочу этого знать. Вот, слушаю тебя сейчас и не хочу знать. — Считай мои признания прелюдией к основному разговору. Так вот, меня поставили перед фактом и я родила. К счастью, мучения мои продлились недолго, отцу твоему отдельная благодарность — он меня от деспота-мужа освободил. И отчего-то я решила, что всё изменится. Я надеялась, что мягче стану, что во мне материнские чувства проявятся. Но родилась ты, и я по-прежнему чувствовала обречённость. Оттого всё и пошло. Оттого мы с тобой так и не сумели сблизиться. — Неуважительная причина. Ты так не считаешь? — Ну, если личностная свобода для тебя пустой звук, то, конечно. Мы долго пытались с тобой ужиться на одной площади и если ты хочешь признаний, то да, я испытала облегчение, когда в аэропорту ты не появилась! Кем хочешь меня назови, но это так. Облегчение. Чувство полёта. Я вздохнула, наконец, полной грудью. — Я просто жила, а не пыталась ужиться. — Может быть, не знаю, может быть… Ты ребёнком была и мы смотрели на жизнь разными взглядами. А тогда… мне стало легче, но бросать тебя я не хотела. Тут же Марата отыскала, и велела к тебе ехать. — Ух ты! Марату и велела? Самой не смешно? — Не смешно, представь себе. У нас с ним сложные отношения, но общий язык при желании найти можем. Мы поддерживали с ним связь. Всё это время. И я знаю обо всём, что происходило в твоей жизни за эти годы. — Спасибо за заботу. — Саркастически заметила Маша, театрально склонила голову. — Я рада слышать это сейчас. Что ещё? — Ещё? А что ещё? Не так давно, может, ты знаешь, я овдовела. — О-о! Тебя поздравить или принести соболезнования? — Я умею любить. И мужа своего любила. — Выговорила Элен сквозь зубы. — С детьми сложно, но с ним мы были единым целым. И только одно… одно событие заставляло всякий раз жалеть о том, что однажды мы встретились. — Элен нервно обвела языком накрашенные яркой помадой губы, тут же их поджала, этот непроизвольный жест осознавая. Впервые за всё время разговора занервничала. Впервые почувствовала себя неудобно, неловко, будто сама себя загнала в угол. На месте развернулась и вышла в коридор. Сделав всего один шаг за порог, взмахнула рукой, будто кого-то подзывая. Предчувствуя неладное, Маша даже дыхание задержала и до боли в пальцах сжала кулаки, когда на пороге, в сопровождении строго одетой женщины, по-видимому, гувернантки, появилась маленькая девочка. С виду — милейшее создание с кукольным личиком и такими же завитушками на длинных волосах. И что-то такое она увидела в глазах матери. Что-то, что заставило пятиться. А Элен, меж тем, о смущении и неловкости забыла напрочь, гувернантку отправила за дверь, а девочку в гостиничный номер подтолкнула. Сказала что-то негромко на немецком, и девочка, послушно кивнув, устроилась на диване, без особого интереса на Машу поглядывая.