– Наверное, – пожал плечами незнакомец, явно не знавший этих слов. * * * Костер, разведенный странным человеком в сотне шагов от окраины леса, мелодично потрескивал. Одежда Герхарда сохла на козлах, составленных из жердей, воткнутых в землю. Сам рыцарь, сидевший неподалеку от огня в наброшенном на голые плечи плаще, сильно дрожал – то ли от холода, то ли от того, что спадало возбуждение несостоявшейся схватки. – Лови! – Чужак бросил рыцарю кожаную баклажку, наполненную какой-то жидкостью. – Согрейся. Герхард вначале предположил, что внутри балкажки будет вино, но после первого же глотка понял, что ошибся. В горло потек можжевельниковый мидус[25], который очень здорово варят в окрестных деревнях. Приятное тепло сразу разлилось по телу. Катая во рту приторную жидкость, рыцарь с любопытством рассматривал рыжеволосого, который вновь оделся в рясу и сейчас умело разделывал зайца, подстреленного им же незадолго до того. – А ты вообще кто такой? – Я-то? – Чужак посмотрел на рыцаря с легкой улыбкой. – Послушник монастырский, братом Арсентием зовут. А ты? – Герхард фон Герлих, рыцарь из курфюршества Саксонского. – Он сперва хотел встать, но подумал, что перед человеком более низкого происхождения это будет лишним, поэтому только склонил голову. Потом указал пальцем на зайца в руках Арсентия: – Я видел прежде послушников. Они не умеют так стрелять. Арсентий ничего на это не ответил, только пожал плечами и продолжил возиться с тушкой. Потом спросил: – А ты по-нашему где так балакать выучился? – Балакать? – не понял рыцарь. – Ну, говорить? – А! Так я два года в Новгороде в плену сидел, пока за меня выкуп собирали. А языки я хорошо запоминаю, уже пять знаю, – не удержался он от легкого хвастовства. – Испанский, французский, латынь, язык жемайтов и вот русский. Я же миннезингер. С языком дружить обязан. – Кто? – Ну, миннезингер. Как бы это объяснить? Я играю на виеле[26], сочиняю и пою песни. – Скоморох, что ли? – Наверное. – Чуден этот мир! – ответил Арсентий, покачивая головой. – Рыцарей-монахов мне доводилось встречать в ваших краях. Но вот про рыцарей-скоморохов впервые слышу. Ты что здесь забыл-то, гость из курфюршества Саксонского? – Я дал обет, что ради дамы своего сердца, прекрасной Ансельмы Вольцоген, совершу подвиг, какого раньше никто не совершал. Например, положу к ее ногам голову неведомого, но опасного чудовища. – А зачем ей голова чудовища? – Ну, ей, пожалуй что, и незачем. Но я таким образом докажу свою отвагу и доблесть, и ее отец согласится отдать мне Ансельму в жены. – Интересные у вас обычаи. А иначе не отдаст, что ли? – Род фон Герлихов, увы, не блещет богатством. В отличие от семьи Вольцоген. Правда, наш старинный девиз звучит на латыни как «Bona fama divitiis est potior», что можно перевести как «Добрая слава лучше богатства». Но для того чтобы отец Ансельмы согласился, мне надо как-то эту добрую славу снискать. – Ага. Ну, такое знакомо, да. И могу предположить, что ты услышал байки про Ведьмин лес и страшилищ, которые тут обитают? И решил, что сможешь найти тут чудовище для исполнения обета? – Не совсем так, – слегка смутился Герхард. – Я много месяцев ездил по разным странам и землям в поисках подходящего подвига. Но мне не повезло – ни одного подходящего чудовища я не встретил на своем пути. Тогда я услышал, что в Ведьмином лесу живут чародейки большой силы, к которым веками несли сокровища местные князья. Ну и подумал – поеду к ним. Если уж не получится подвиг совершить, то, может быть, хотя бы сокровищами разживусь. А когда приблизился, увидел этого дракона. Он был такой настоящий с виду. – Кого увидел? – переспросил Арсентий. – Дракона. Это такая большая-большая ящерица из сказок, с крыльями, огнем плюется. – А! Горыныч, что ли? – Ну да, наверное, – пожал плечами Герхард. – Ну, а дальше ты знаешь. А этот, как его? Морок! Он откуда вообще взялся? Я такого раньше не встречал. – Я так думаю, это сотворили самовилы, которые в этом лесу живут. – Кто? – Ну это такие колдуньи, с крыльями. – А! Феи? – Наверное. В общем, самовилы, судя по всему, так издеваются над путниками. Не знаю зачем – то ли шутят так глупо, то ли убить пытаются. – Понятно, – ответил Герхард, в очередной раз отпивая из баклажки. В его голове от мидуса, надо сказать, уже немного зашумело. – А ты здесь зачем? – В Ведьмин лес иду, знамо дело. – Арсентий ловко нанизал ошкуренного зайца на длинную палку, поместил над огнем. – У одного из местных старост сын, Будивид, с десятком воинов поехал к самовилам на поклон – и не вернулся. Староста и попросил меня выяснить, что с наследником стряслось. И спасти, если тот жив еще. – Ага! – обрадовался рыцарь. – Получается, нам с тобой по пути? – В каком смысле по пути? Я думал, ты обратно поутру отправишься? – Это как это обратно? – Герхард гордо выпрямился. – В нашем роду не принято сдаваться после первых препятствий. – Он осмотрел свое снаряжение и скуксился. – Правда, без коня и копья все это будет посложнее. Вердаммт![27] Я же еще и шлем потерял! Громко хлопая крыльями, с неба упал большой черный ворон, опустился на плечо послушника, который протянул птице приготовленное для него заячье ухо. Ворон взял еду у человека, не опасаясь. – Чего это он, совсем тебя не боится? – Это дружок мой, – засмеялся Арсентий. – Помогает в походах порой. – Ты очень странный человек, послушник! * * * – Слушай, Арсентий, а эти самовилы – они вообще кто? – поинтересовался Герхард поутру, когда они, позавтракав остатками вчерашнего зайца, собирались в поход. Одежда его за ночь почти просохла, хотя и воняла тиной, а вот кольчугу, как грустно отметил рыцарь, вскоре все-таки побьет предательская ржавчина. – Сложно в двух словах объяснить. У них есть крылья, но их, говорят, можно у самовил отобрать. Вроде бы бессмертные, но без крыльев могут умереть. Могут быть злыми, но могут и помогать. Бают еще, что любят утехи плотские с мужчинами – но если слишком сильно от них этого требовать, то и убить могут. Много еще про них рассказывают, но пойди пойми, где правда, а где выдумки. – Вердаммт! Только Божий свет поможет нам противостоять всей мерзости дьявольской! – Герхард вынул из ножен меч, воткнул острием в землю, опустился перед ним на колени и зашептал «Pater Noster»[28]. – Знатный у тебя клинок, я смотрю! – сказал Арсентий, когда рыцарь завершил молитву, перекрестился и встал. – Да! – Герхард с гордостью и любовью погладил лезвие. – От отца достался, он его из Святой земли привез. В рукояти спрятан кусочек Плащаницы Христовой, которой Иосиф Аримафейский накрыл Господа нашего после смерти и перед воскрешением. Она от зла хранит владельца. Мне за этот меч предлагали столько денег, что можно целый замок купить. – Так продал бы! Купил бы замок, жил спокойно, женился бы на своей Ансельме. – Ты что говоришь, безродный? – возмутился Герхард. – Рыцарь никогда не продаст свое оружие! Даже бедный рыцарь. И будь любезен, произноси имя прекрасной Ансельмы Вольцоген с уважением! Если бы ты был благородного происхождения, я бы тебя вызвал на поединок. А так просто отстегаю поводьями. – Угу, отстегаешь, – согласился послушник. – Если коня своего из трясины вытащишь. – Вердаммт! Да, про это я забыл, – захохотал рыцарь, легкий характер которого не позволял ему долго сердиться. – Ну что, идем? – Да, двинули. – Что двинули? – Пошли, говорю! – Арсентий оправил рясу, затоптал остатки костра, засунул за пояс топор и закинул на плечо дорожный мешок. А потом широко перекрестился: – Ну прости и защити, Богородице Дева! – Но знаешь, я слышал, что ни мой меч, ни один другой на свете не сравнится с тем, который в Ведьмином лесу хранится, – мечтательно произнес рыцарь, когда они почти подошли к окраине леса. – Один из мечей Велунда! Слышал про такие? – Не, не слышал. – Когда-то давно, еще до крещения, на наших землях молились другим богам. Они были разные, но все очень гордые и суровые, боги воинов. Но среди них был один, который отличался от других. Потому что больше сражений любил с железом трудиться. И очень преуспел в этом деле, говорят. Его Велундом звали, Велундом-кузнецом. Он всем героям ковал оружие – и Зигфриду, и Тристану, и Роланду, и, говорят, даже самому Артуру. – А кто это такие? – Ты что, не слышал об Артуре и Зигфриде? – искренне удивился Герхард. – Это великие воины прошлого! У нас про них каждый мальчишка знает. – У нас мальчишки про других героев говорят, – ответил Арсентий. – И что это за мечи такие, которые твой кузнец ковал? – О, это замечательные мечи. Они имеют такую силу, что нет врага, которого они не могут разрубить. В умелых руках, конечно. – Герхард погладил ствол дерева, прежде чем вступить под сень леса. – Только вот незадача – выковал он их совсем немного. А героев принято было хоронить с их оружием. Скорее всего, этот остался последним. И если я его добуду, то это будет именно тот подвиг, который я ищу. – Ну, до меча еще добраться надо, – ответил Арсентий. – И сдается мне, что просто так подобные вещи не отдают. Лес этот был непростой, это стало очевидно сразу. Корни деревьев высоко вздымались над землей и переплетались, из-за чего идти по ним было очень непросто. Птицы не пели, и вообще висела такая плотная и густая тишина, что, казалось, она давила на уши. Земля была совершенно голой – без травы и подлеска – и такой сухой, что при каждом шаге вздымалось небольшое облачко черной пыли. И ни один луч солнца не проникал через кроны, поэтому вокруг царили полумрак и прохлада – но не та приятная прохлада, как летом, когда в тень с жары укрываешься, а скорее как в холодном погребе.