Часть 22 из 52 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Как вскоре выяснилось, они действительно почти пришли. Деревья сперва поредели, потом расступились полностью, открыв большую поляну. Но увиденное совсем не было похоже на то, чего ожидал Герхард. Не было покосившихся домов на высоких сваях, толстой паутины и злых чудовищ. Вместо них на поляне стояли несколько аккуратных строений под земляными крышами, поросшими травой. Посередине горел большой костер, возле которого вверх тянулась большая колонна, блестевшая, как горное стекло. Солнце на поляне, кстати, светило ярко, как и должно в летний погожий день, а не так, как в остальном лесу.
На поляне не было видно ни одной живой души и не доносилось ни звука. Мужчины какое-то время прятались в тени деревьев, осматриваясь и пытаясь понять, где могут скрываться местные обитатели, но так никого и не разглядели.
– Не нравится мне все это, – прошептал Арсентий. – Все не так.
– Что не так? – уточнил Герхард.
– Да, понимаешь, не сходится тут что-то. Самовилы, конечно, нечисть, это без сомнений. Но считается, что нечисть не злая. А тут на нас с тобой столько всякого набросилось в лесу, словно мы не к ним, а к Кощею в гости идем.
– К кому?
– Это колдун такой, злой и бессмертный, – не стал вдаваться в подробности послушник. А потом вынул из ножен кинжал и решительно повел плечами. – Ну что, пойдем осмотримся?
– Пойдем, да. – Герхард вынул меч, положил на плечо, чтобы раньше времени не утомлять руку.
Они почти дошли до костра, когда пять высоких женщин, очень стройных и изящных, с тонкими чертами лица и светлыми волосами, бесшумно показались из-за домов и встали кругом. Они смотрели на мужчин с интересом и совсем без страха. Увидев хозяек, Герхард выставил меч перед собой, пытаясь понять, кто из женщин нападет первым.
– Это и есть твои самовилы? – спросил он у Арсентия, не поворачиваясь. – А где крылья?
– Они, больше некому, – тихо ответил послушник.
Он хотел было сказать что-то еще, но в этот миг хозяйки одновременно вскинули руки над головой. А потом как по команде направили ладони в сторону мужчин, и Герхард почувствовал, что его внутренности словно сжало тисками и начало крутить. От безумной боли он выронил меч, упал на колени и не смог сдерживать крика, рвавшегося из груди. Рядом с ним рухнул Арсентий, точно так же оравший и корчившийся.
– Достаточно! – произнес мужской голос на языке жемайтов. – Не убейте их. Пригодятся.
Боль резко отступила. С трудом подняв голову, Герхард посмотрел на молодого мужчину с длинными русыми усами, широкого в плечах и с красивым благородным лицом. Рядом с ним стояли еще пятеро с оружием в руках.
– Здравствуй, русин! – улыбнулся мужчина, глядя на Арсентия. – Значит, отец все-таки послал тебя за мной? Признаться, не удивлен.
– И тебе не болеть, Будивид! – ответил послушник, медленно вставая. – Я так понимаю, спасать тебя не нужно?
– Не нужно, – согласился Будивид, кивнув. – Мы с хозяйками теперь дружим. Точнее, они мне служат.
– Крылья у них забрал?
– Ага. И пока их крылья у меня, они мне верны, как собаки.
– А зачем тогда на нас их натравил?
– А чтобы у тебя сомнений не было, кто здесь теперь хозяин. И чтобы ты сговорчивее был. Кто это с тобой?
– Друг из Саксонии.
– Какие у тебя друзья интересные! Для нас такие, как он, – враги смертные. Впрочем, и вы, русины, не многим лучше. Ну да ладно. Идем!
– Куда?
– За мной. Кинжал подбирать не надо. – Будивид погрозил пальцем, видя, что Арсентий хочет нагнуться за оружием.
Сын старосты развернулся и широкими шагами направился к стеклянному столбу. За ним последовали его люди. Самовилы же дождались, когда Арсентий и Герхарт тоже двинутся за Будивидом, молча пошли за ними.
– Вот, Арсентий. – Жемайт похлопал ладонью по столбу. – Знаешь, что это?
– Предполагаю. Внутри меч Велунда заточён?
– Он, да. Но вот в чем дело – мы тут уже который день бьемся, пытаясь его оттуда выковырять. И бабы крылатые не могут помочь. Или врут, что не могут.
– И что ты предлагаешь?
– Арсентий, я тебя не первый день знаю. По большей части, со слов отца, но это ничего не меняет. И если ты не сумеешь его оттуда вытащить, то я даже не представляю, кто сумеет.
– А если я откажусь?
– Можешь отказаться, да. – Будивид посмотрел на самовил, пальцем указал на Герхарда. – Вот его еще раз.
Лесные хозяйки разом вскинули руки, и Герхард сжался от предчувствия боли.
– Стой! – выкрикнул Арсентий. – Я попробую.
– Так бы сразу, – ухмыльнулся жемайт и посмотрел на самовил. – Не надо пока, они согласны.
Арсентий подошел к стеклянному столбу, обошел кругом, осматривая. Потом приложил ладони, погладил, попробовал толкнуть. Колонна, разумеется, не шелохнулась.
– Железом уже били?
– И топорами лупили, и мечами – только отскакивают.
– А самовилы что говорят?
– Ерунду какую-то. Что, мол, меч достать может только тот, кого меч сам выберет, и только в тот миг, когда будущий его владелец будет к этому готов.
– Угу. Видимо, никого из нас меч пока не выбрал.
– Да мне все равно, выбрал или нет. Мне нужен этот клинок!
– Может, расскажешь, зачем он тебе так спонадобился? Настолько сильно, что ты ради него и хозяек своими рабынями сделал, и нас пытать готов?
– Я ради него не только вас пытать готов, но и своего отца. – Красивое лицо Будивида исказила гримаса злости. – Потому что тот, у кого в руках будет этот меч, сможет его силу обратить на своих врагов.
– У тебя так много врагов?
– Ты смеешься? Еще чуть-чуть, и наше племя сожрет кто-нибудь из вас. – Будивид посмотрел на Арсентия, не скрывая ненависти. – С восхода, как волки, на нас ползут ваши русины. А с заката – такие вот змеи, как этот твой друг. – Он указал пальцем на Герхарда. – И те и другие прикрываются тем, что хотят нас в свою веру обратить, но на самом деле только и мечтают нашу землю забрать.
– И ты думаешь, что с помощью меча сможешь свою землю защитить? Не оружие делает человека героем, даже богами выкованное.
– Ты кто такой, чтобы меня жизни учить? – Жемайт сплюнул в сторону.
– Поздно тебя учить. Раз это даже твоему отцу не удалось. Он, кстати, очень за тебя волнуется. Поэтому и меня послал.
– Мой отец стал стар и слаб, его время прошло. Как и время других наших стариков. А вождь должен быть молодым, сильным и быстрым.
– Это ты сейчас про себя?
– У меня не стынет кровь при приближении врагов, как у этих стариков. – Будивид указал на стеклянный столб: – Ну так что, сможешь его вытащить?
– Я не знаю, как это сделать, – покачал головой Арсентий. – Видимо, меч действительно сам выберет того, кому будет служить.
– В твоих интересах придумать способ. Иначе самовилы сперва будут долго и мучительно убивать твоего друга, а потом тебя.
– Можно я попробую? – подал голос Герхард.
– Попробуй, почему нет, – согласился жемайт.
Миннезингер приблизился к столбу, пригляделся к нему. Ничего подобного видеть ему до сих пор не приходилось. Высокий, блестящий, гладкий, он словно был отлит из застывшей речной воды. Герхард медленно поднял руку, прикоснулся ладонью к прохладной поверхности. В глубине души он надеялся, что сейчас все-таки произойдет чудо и столб растает, пропуская его руку к клинку. Но чуда не случилось. Рыцарь, как и послушник до него, несколько раз толкнул колонну, но тоже ничего не вышло.
– Нет, не знаю, – понурился Герхард.
– Ну что же, и от тебя никакой пользы. Сделаем так – я дам вам время до утра. Найдете способ вытащить меч, останетесь живы. Не найдете – самовилы вас прикончат, – пригладил пальцем усы Будивид, а потом повернулся к подручным: – Заприте их!
* * *
– Ты хорошо этого жемайта знаешь? – Герхард посмотрел на Арсентия, в задумчивости шагавшего из угла в угол.
– Не очень. С отцом его давно знаком. Хороший человек, честный. А этот вон, видишь, какой уродился.
– Его можно понять. Из любви к своей земле можно на многое пойти.
– Не знаю. – Послушник опустился на корточки возле стены сарая, в котором их заперли. – Если мерзавец прикрывает свои действия благими намерениями, он не перестает быть мерзавцем.
– Что ты имеешь в виду?
– Он пытается себя и ближних убедить, что все делает из любви к родине. А на самом деле просто хочет власти. Но не нашел другого способа убедить остальных, что достоин этой власти. Кроме того, рано или поздно он поймет, что меч ему не достать, и решит использовать в своих целях самовил. И я не знаю, что страшнее.