Укрытие было не особо уютным, но лучше, чем ничего. Привязав к разлапистой ветке поводья лошадки, он уже собрался было спрятаться внизу под хвоей. Но в последний момент почему-то решил оглянуться – и с удивлением обнаружил, что видит сквозь метель яркий огонек. – Давай-ка, лошадушка, потерпим еще немного! – Мужчина похлопал кобылку по шее, отвязывая. – Даст бог, скоро отдохнем в тепле. Несмотря на то что огонек, казалось, горел на расстоянии вытянутой руки, потребовалось не менее получаса, чтобы приблизиться к нему. И когда оставалось уже не более двадцати шагов, путник замер в изумлении. Он очень хорошо помнил, что в этих местах нет рек и мостов, да и жилья не встретить. Но глаза уверяли в обратном – он отлично видел неширокую реку, через которую был перекинут крепкий деревянный мост, а сразу за ним стоял большой дом, срубленный из толстых бревен, окруженный высоким забором. Более того, несмотря на обильный снегопад, на мосту не было льда или снега, как будто кто-то недавно тщательно все убрал. Зато над рекой висело густое облако пара. Путник замер, не решаясь вступить на переправу. Первой мыслью было развернуться и уйти, но он слишком устал от борьбы с непогодой, а огонь в окнах дома так и манил. Окончательно сомнения развеял ворон, который выбрался из-под сумки, под которой до сих пор прятался от пурги, и, шумно взмахнув крыльями, полетел вперед. Глядя на него, мужчина, подумав несколько мгновений, опустился на колени, перекрестился и прошептал молитву Богородице. А потом встал и уверенно шагнул на мост. Тут же он понял, почему мост чистый, да еще и в пару – он был горячим. Не настолько горячим, чтобы обжечься, а как будто бы нагрелся на летнем полуденном солнце, поэтому снег на нем сразу же таял. Более того, как сейчас осознал путник, река, которая неспешно текла внизу, именно что текла – несмотря на стоявшие в последние дни лютые морозы, вода в ней не замерзла. – Что же за напасть такая? – еще раз перекрестился мужчина, все больше недоумевая. На всякий случай мост он постарался перейти как можно быстрее. И уже вскоре громко и быстро барабанил в ворота. Они были хорошие, толстые, как и должно быть у одинокого строения – можно запереть накрепко, и лихой гость не сумеет ворваться во двор. – Кто там? Кого еще принесло? – послышался женский голос со двора. Возраст его хозяйки определить было сложно. – Люди добрые, пустите путника погреться! – громко произнес мужчина. – Совсем замерз! – И как же ты здесь оказался, человече? – На левой створке ворот открылось небольшое смотровое окошко, через которое пробивался свет фонаря. Изнутри мужчину явно разглядывали, решая, пускать ли. Чтобы не вызывать лишних опасений, он не стал подходить ближе, а, наоборот, откинул капюшон и снял шапку, открывая лицо, из-за чего кожу сразу прихватило морозом. – Я на Смоленск ехал, да вот по дороге в метель попал. Пустите переночевать, а? Женщина не отвечала некоторое время. Странник ее понимал – не каждый решится пустить ночью в дом человека при оружии, еще и одетого в толстую стеганую куртку, подобные которой любили носить дружинники и разбойники. Да и ворон, вновь занявший излюбленное место на левом плече, вряд ли делал его хозяина похожим на обычного человека. – Ты там один? – Один, один! – поспешил он заверить женщину. – Я, лошадь и вот птица, больше никого. Хозяйка, открой, не дай сгинуть! – Ладно, сейчас открою. – Окошко захлопнулось, с той стороны загрохотал засов, потом ворота со скрипом приоткрылись. – Лошадь в стойло отведи, сено там есть. А сам в дом проходи. Ворота за собой сам затворишь. Путник без споров выполнил все указания женщины. Кобыла, правда, в стойло шла с неохотой, но он все-таки убедил ее не мерзнуть на дворе, а отдохнуть внутри стен. Потом прошел по следам, оставленным в снегу хозяйкой, к большому дому, в окнах которого горел свет. Чуть не доходя до порога, ненадолго остановился, с любопытством посмотрел на большой череп – скорее всего, лосиный, – укрепленный на коньке. Оглянулся и увидел, что еще несколько черепов разных животных прибиты к забору изнутри. А возле входа стояла железная ступа, похожая на те, в которых крестьяне толкут зерно в порошок, только в разы больше. – В интересный дом меня занесло, – пробубнил он ворону и пошел дальше. На пороге уже не стал задерживаться, только отряхнул сапоги и шагнул внутрь, в тепло. В сенях царил полумрак, сильно пахло травами и квашеной капустой. Мужчина быстро обмахнул веником, прислоненным к косяку, плащ от снега, чтобы не нести его внутрь. Открыл дверь большой комнаты, ярко освещенной множеством восковых свечей, замер на пороге, оглядываясь в поисках икон, чтобы перекреститься, как положено при входе в жилище. Не увидел, поэтому привычным движением проверил, на своем ли месте длинный меч в кожаных ножнах. – Ты что там застыл, добрый молодец? – На него от печи с ироничной улыбкой смотрела женщина лет тридцати пяти на вид. Одета она была в холщовое платье ярко-зеленого цвета, фартук был расшит синими и голубыми цветами. Женщину, пожалуй, стоило назвать красивой – в завязанных узлом волосах совсем не было видно седины, темные глаза горели огнем, а годы совсем не испортили статную фигуру. – Сапоги скидывай, плащ на крючок, а сам к столу проходи. – Спасибо, хозяйка, – буркнул путник. После небольшого раздумья он все-таки последовал ее указаниям. – Зови меня Марфой. Меня так все зовут. – Она ловко вынула из печи ухватом большой горшок, понесла к столу. В углу клубочком свернулся большой черный кот, на чужака смотрел огромными зелеными глазами, и взгляд его был столь умным, что казалось, он вот-вот заговорит. Что, впрочем, путника бы уже совсем не удивило. – А меня зови братом Арсентием, – ответил мужчина, усаживаясь на лавку у стола. Меч по-прежнему он держал под рукой. – Что-то мне сдается, Марфа, что это не твое настоящее имя. – Как про имя догадался? – хмыкнула женщина. – А что тут догадываться? – пожал он плечами. – Марфа означает «госпожа», или «хозяйка». Очень тебе подходит. Да еще и черепа на доме, и ступа. И кот вот у тебя приметный. Так что не ошибусь, если скажу, что тебя все-таки другим именем называют. – И каким же? – Ты – Яга Виевна. Страж границы между Явью и Навью, миром живых и миром мертвых. – Слишком простое толкование, но в целом верное, – ухмыльнулась она, ставя перед ним деревянную тарелку тушеного мяса с репой, положила рядом большой кусок пшеничного хлеба. – И ты меня лучше все-таки Марфой зови, так обоим проще будет. От вкусного запаха у послушника даже слегка закружилась голова. В борьбе с пургой он совсем забыл про еду, и только сейчас понял, как сильно проголодался. Но браться за ложку пока не спешил. – Ешь, ешь, не волнуйся, – засмеялась Марфа, увидев, что он не притрагивается к еде. – Нет тут никаких чар, самая обычная пища. Не люблю, знаешь ли, еду наколдованную, не та она на вкус. Тебе чего налить, кваса или медовухи? – А ты что будешь? – Арсентий по-прежнему сомневался. Но ворон, спрыгнувший на стол, подковылял к тарелке, стукнул в нее клювом. И послушник решился, зачерпнул еду, пожевал и выразительно кивнул, показывая восхищение мастерством хозяйки. – Нечасто у меня такие гости бывают, надо признать, – задумалась женщина. – Так что можно по кружечке медовухи. Тебе для согрева тоже не помешает. Марфа вытерла руки о фартук, вышла в сени и вскоре вернулась с глиняным кувшином. Поставила на стол две большие кружки, наполнила почти до краев янтарной жидкостью, села за стол напротив. – Ну за встречу, брат Арсентий! – подняла она свою кружку. – Твое здоровье, Марфа! – Они чокнулись, и Арсентий с удовольствием сделал большой глоток, причмокнул в конце. – Из липового меда варено? – А то! – улыбнулась хозяйка. – У меня все самое лучшее. Арсентий поспешил вернуться к еде и скоро уже вытирал тарелку кусочком хлеба. Сытый и довольный, он откинулся от стола и лукаво посмотрел на хозяйку, которая поглаживала пальцами кота, забравшегося ей на колени. – Спасибо, хозяйка! Накормила, напоила… Что дальше? Баньку уже протопила или сейчас пойдешь топить? – Ой, давай вот без этого? – захохотала она, показав ряд ровных зубов. – Ты еще спроси, не костяная ли у меня нога. – А она костяная? – Ага, и нос такой длины, что, когда на печи лежу, в дверь упирается. – Марфа протянула руку, и ворон послушника подошел к ней, позволив погладить. – Давай уже закончим с этими придумками деревенских простаков? Про вас, мастеров по нечисти, тоже много всякого рассказывают. – Кто рассказывает? – Арсентий вновь сделал глоток и вновь довольно покачал головой. – Те, кого вы нечистью называете, знамо дело. Некоторые говорят, что вы звери лютые, и нет от вас спасения никому – ни русалке, ни водяному, ни кикиморе. Кого встретите, сразу на части рубите. – Глупость какая! – обиженно произнес Арсентий. – Я уже давно в послушниках, по всей Руси-матушке с нечистью боролся, но ни одной русалки или кикиморы не обидел. Упырей и волколюдов бил, не буду отрицать, ведьмы и неупокоенные тоже были, пару раз навки попадались. Но русалок-то за что? Они плохого людям не делают. – Я и говорю, нельзя верить всему, что болтают. Еще налить? – Она подняла кувшин, видя, что его кружка опустела. – Можно. А ты будешь? – А чего бы и не выпить под интересный разговор. Пока хозяйка наполняла кружки, послушник смотрел на своего ворона, который, коротко взмахнув крыльями, взлетел вверх и сел на одну из полок, уставленную коробками, плетенными из бересты. – А как ты поняла, что я мастер по нечисти? – Тоже мне тайна. Ты, брат Арсентий, можно сказать, лицо известное. И что удивительно – одни твое имя произносят с ненавистью, а другие с уважением. – Я просто свое дело честно делаю. Невиновных не трогаю, виноватых не отпускаю. – Вот за это и выпьем. – Марфа отпила из кружки, а потом показала на распоротый рукав его стеганой куртки. – А это тебя кто? – Волколюд. Злой был черт, пришлось повозиться. – Ты черта-то в моем доме заканчивай поминать. Головой думай, сам понимаешь, где оказался, – покачала она головой. – Снимай, заштопаю. Арсентий замешкался – чтобы снять куртку, надо было расстегнуть пояс, а на нем висел меч, за рукоять которого в этот момент он неосознанно взялся левой рукой. Хозяйка это заметила и вновь засмеялась. – Ты всерьез думаешь, что, задумай я плохое, меня бы остановила твоя железяка? – Она взмахнула ладошкой. – Это не простой меч. Заговоренный. Любую нечисть рубит, проверено! – Прекрасно! Если встречу нечисть, обязательно ее предупрежу, чтобы боялась тебя и твоего заговоренного меча. – То есть ты не нечисть? – Это смотря что ты под этим словом имеешь в виду. Конечно, ваши попы считают нас демонами, врагами людей. Но ты сам понимаешь, что это скорее от страха и непонимания, – грустно улыбнулась она. – Снимай куртку, говорю! Негоже ходить в рваном, примета плохая. Не сразу, но Арсентий все-таки расстегнул пояс, поставил меч у стены – так, чтобы в случае чего можно было схватить одним движением. Распустил шнуровку на груди, стянул через голову стеганку и подал Марфе. Она скинула с колен кота (который при этом коротко, но очень красноречиво мявкнул), встала, сняла с полки деревянную корзину с нитками и иголками, принялась умело зашивать прореху на рукаве. – Странно все это, надо признать, – произнесла она, не отрываясь от шитья. – Что именно? – То, что ты ко мне попал. Ко мне живые очень редко заходят, обычно только те, кто уже туда направляются. – Марфа головой показала куда-то за спину. – Я и про тебя подумала сперва, что ты уже отбегал свое. Но потом смотрю – нет, живой. Сердце бьется, воздухом дышишь, кровь по жилам бежит – я это хорошо чую. Еду вон ешь, медовуху пьешь… Я такого уже много-много лет не помню. – Стало быть, я правильно понял, что река эта, через которую я перешел, та самая Смородинка? А мост Калиновым называется? – На колени Арсентия забрался хозяйкин кот, улегся и довольно заурчал. – Надо же! И Баюн тебя принял, – удивилась Марфа. – Да, все ты правильно понял – и про мост, и про реку. – А прошлый раз, когда такое было, – это как произошло? – Это старая история! – Она протянула послушнику зашитую куртку. – Было бы время, постирать бы не мешало. Ходишь почти как юродивый. – Да мне особо незачем перед людьми красоваться, – пожал плечами Арсентий. – А если вдруг девку красивую встретишь, а сам как оборвыш? Неприятность случится. – Меня девки не интересуют.