– Ловко, – усмехнулся послушник. – Тогда показывай, куда идти. В бане действительно было очень и очень хорошо. В других обстоятельствах Арсентий ни на миг бы не засомневался, что топили ее по всем правилам, не один час. Только сейчас он понял, насколько замерз в дороге и насколько ему не хватало тепла. Даже вымывшись хорошенько, он не спешил выходить, еще несколько раз поливал камни печи кипятком с еловым отваром, отчего в воздухе разливался густой хвойный аромат. Разморенный, Арсений пытался вспомнить, что там народ рассказывал о таких вот ситуациях. Вроде как вначале положено накормить и напоить, потом в баньку сводить, потом герой должен рассказать о себе – это все они сделали. А вот что теперь? По одним сказкам, хозяйка должна попытаться съесть гостя, но это казалось очень странным после их разговора. По другим – даст оружие, которое поможет победить в грядущей битве. Но послушник ни к какой серьезной битве сейчас вроде бы не готовился. – Ты там живой, соколик? – раздался легкий стук в дверь. – Не смылся весь? – Сейчас, уже выхожу, – ответил он с сожалением. С большим удовольствием бы еще понежился в тепле, но не хотелось заставлять хозяйку ждать. Поэтому Арсентий поднял деревянное ведро со студеной водой, вылил на голову, стряхнул ладонями с плеч капли, пригладил мокрые волосы и потянул на себя дверь. Марфа ждала его в предбаннике с кожаным кубком, наполненным квасом. Увидев хозяйку, он поспешил отвернуться и схватить широкое полотенце, которым обмотал бедра. Она смотрела на Арсентия, чуть склонив голову, с легкой улыбкой. Потом протянула ему кубок, а когда он начал пить, подняла руку и положила прохладную ладошку на его разогретую баней грудь. – Ты чего это задумала, хозяйка? – закашлявшись от неожиданности, произнес послушник голосом, еще более хриплым, чем обычно. – Заканчивай болтать! – Другой рукой она распустила завязки на груди, платье сползло с плеч и упало на пол. – Полностью твое сердце вновь растопить я, конечно, не смогу – не мне это суждено сделать, и не в моих силах. Но почему бы мне не начать? Тогда, может, и той, другой, потом немного легче будет? Арсентий молча разглядывал ее грудь и бедра, сильные стройные ноги – кстати, вполне себе обычные, костяных действительно не было. Нет, конечно, она и в платье смотрелась статно и глазу приятно. Но сейчас он отчетливо видел, что тело ее, судя по формам и изгибам, по свежести кожи, не изменилось с тех пор, как женщине исполнилось восемнадцать лет, сколько бы веков назад это ни произошло. – Что же ты такой робкий? Как мальчишка неопытный, право слово! – Марфа подошла вплотную, прижалась к нему, положила голову на грудь. Он втянул носом запах ее волос, пахнувших крапивой, мятой и еще какими-то травами. Потом решительно обхватил ее руками пониже пояса. – Значит, не будешь меня есть? – не удержался Арсентий от вопроса. – Какой же ты все-таки обалдуй, – тихонько засмеялась она. * * * Арсентий проснулся от того, что его кто-то сильно раз за разом толкал в плечо. Вставать и даже просто открывать глаза не хотелось совсем, за ночь с Марфой он сильно вымотался. Но, с другой стороны, тело было налито приятной истомой, которая случается у мужчины только после подобных забав. Потянулся, не открывая глаз и раскинув руки, а потом почувствовал сильный запах хвои и резко сел. Снег с еловых лап тут же обильно посыпался на него, в том числе за шиворот. – Ах ты ж ядреная зараза! – тихонечко выругался послушник, вылезая из-под дерева. Вчерашняя пурга стихла, ветра не было совсем, снег перестал идти, а солнце ярко светило с неба. Кобылка – а это именно она, проголодавшись, будила его, тыкая мордой, – заметно радовалась теплу. Арсентий, крайне озадаченный, не дал ей долго стоять. Быстро покормил, запрыгнул в седло, прикинул, где примерно должен был находиться дом Марфы, и пустил лошадь рысью. Разумеется, там не было ничего, кроме голой степи – ни реки, ни моста, ни дома. Их и не должно было быть тут, он хорошо знал окружные места – тут на много верст вокруг ни одного более-менее пригодного жилища. Никаких сомнений в том, что это был хотя и яркий и очень правдоподобный, но все-таки сон, Арсентий уже не испытывал. – Да что же я за дурень! – хлопнул себя по лбу послушник, а потом начал считать, загибая пальцы один за другим. Точно, получалось, что сегодня именно тот день, в который христиане празднуют Рождество, а язычники Коляду. День, накануне которого деревенские обычно гадают на будущее. И пытаются защититься от нечистой силы, для которой именно в эту ночь открывается граница между тем миром и этим. Как же он в дороге забыл про это? – Ну, с Рождеством, брат Арсентий! – Он вынул из седельной сумки баклажку с водой, вынул пробку. Посмотрел на ворона, который с гордым видом сидел на голове кобылы. – И тебя, братишка, с Рождеством! Арсентий сделал большой глоток и чуть не закашлялся, потому что в рот хлынула огненная жидкость, сваренная из липового меда умелыми руками. Проглотив медовуху, он откинул слева плащ и задумчиво посмотрел на рукав. Прореха, оставленная на стеганке когтем волколюда, была аккуратно зашита маленькими стежками. – Вот оно как, – по-доброму ухмыльнулся Арсентий. А потом пришпорил лошадку, которая потрусила, быстро перебирая копытами. Настроение его в этот миг полностью соответствовало окружающей природе – было таким же солнечным и теплым. И совсем не хотелось думать о грустном. Послушник не мог видеть, как позади, в туманном мареве, ненадолго проявились очертания большого деревянного дома, окруженного высоким частоколом. И фигурка женщины в ярком зеленом платье, с темными волосами, стоящая перед воротами и смотревшая ему вслед с доброй улыбкой. Слова и клятвы Когда едешь по пустынной лесной дороге, а на ее окраине на валуне сидит высоченный широкоплечий мужчина с дубиной в человеческий рост, да еще и улыбается во весь рот, в котором отсутствует половина зубов, – это не самая хорошая примета. Именно поэтому Арсентий положил ладонь на рукоять меча и чуть пришпорил лошадку, глядя при этом вроде бы вперед, но краем глаза держа здоровяка в поле зрения. Впрочем, человек, больше всего похожий на разбойника, очевидно, не хотел ссориться. Когда послушник поравнялся, незнакомец встал и поднял раскрытые ладони, показывая, что у него мирные намерения. – Здрав будь, брат Арсентий! – пробасил незнакомец. – Поговорить бы надо. Неожиданное вежливое обращение удивило и заинтересовало послушника. Поэтому он натянул поводья, останавливая лошадь. – И тебе не хворать! – ответил Арсентий, смотревший на чужака с легким прищуром. – Ну, давай поговорим, раз надо. Только побыстрее, а? Очень есть хочется, а до постоялого двора еще ехать и ехать. – Так это мы зараз, – еще шире улыбнулся незнакомец, достал из-за камня наплечный мешок, вынул из него краюху хлеба и большой шмат ветчины, положил на расшитое полотенце, которое заботливо расстелил на валуне. – Вот и не надо спешить никуда. – Ладно, уговорил. – Послушник спрыгнул с лошади, подошел поближе к незнакомцу, по прежнему держа руку на оружии. – Давай поснедаем. Только один вопрос – откуда ты знаешь, как зовут меня? – Описали. – Здоровяк вынул из-за пояса длинный нож, принялся резать ветчину. – Одет как монах, но с мечом на поясе. Глаза темно-серые, волосы и борода рыжие, половина морды сожжена. Да и поодиночке сегодня здесь еще никто не проезжал. – И кто же меня тебе так точно описал, а, дядька лесной? – Арсентий привычно потер пальцами шрам от ожога. – Быстро сообразил, догадливый. – Так а что тут соображать? Вот моя лошадка, например, – послушник указал вначале на кобылицу, а потом ей под ноги, – а вот тень от моей лошадки. Вот я стою, а вот моя тень на дороге. Даже у камня этого есть. А где твоя тень, спрашивается? А? Ну про то, что у тебя одежда на другую сторону запахивается, уже и говорить незачем. Здоровяк расхохотался, закинув голову назад, даже слезы из глаз потекли. – Да, так мне про тебя и сказали. – Леший вытер глаза рукавом косоворотки. – Что ты глазастый и сообразительный не в меру. Поэтому постоянно в неприятности и попадаешь. – Кто это такое сказал? – Было кому. Ты вот что, человече, – сейчас либо поворачивай назад, либо вперед поспешай. Но на постоялом дворе, куда путь держишь, не останавливайся на эту ночь. – Леший протянул Арсентию большой кусок хлеба с мясом, и у послушника даже слюни потекли от вкусного запаха. – А что же так? – Не надо тебе туда, не будет там добра. – Лесной дядька отстегнул от пояса берестяную сулею[29], положил на камень и пояснил: – Свежий, березовый, сам добывал. – Ты загадками заканчивай говорить, дядька! Кто послал, зачем, почему? – Вот же ты любопытный! – Леший забросил в рот еду, пожевал и шумно проглотил. – Одно тебе скажу – есть вещи, которые ты не в силах изменить никаким способом. А вот голову сложить можешь вполне. – И какое же тебе дело до моей головы? – Знаешь, послушник, на тебя, надо признать, очень многие из наших зуб имеют. У кого-то ты родню пожег и порубил, кого-то с насиженных мест согнал. Но также многие тебе благодарны, потому что в обиду не дал. Вот и я тебе благодарен. – И за что же? – А помнишь, как три года назад одного лешего крестьяне поймали да к попам свели? Те его сжечь хотели, а ты не дал? – Было дело. Он ничего плохого им не сделал, свой лес берег от вырубки. И попался по глупости. – Вот! Это был мой родной брат. Он и рассказал про тебя, и описал, как ты выглядишь. – Ладно, одной загадкой меньше. А то, что я тут поеду сегодня, тоже он тебе сказал? – А вот это уже совсем другое дело. Тут я тебе больше ничего сказать не могу, кроме того, что нельзя тебе там ночевать. – А если я с тобой не соглашусь, силой будешь удерживать? – Арсентий указал на дубину лешака. – Да больно надо! – опять засмеялся лесной дядька. – Я тебя предупредил, дальше твое дело, как ты с моим советом поступишь. Если человек неглупый – а про тебя и такое говорят, – послушаешься. – Спасибо за угощение, хозяин! – Арсентий стряхнул крошки с бороды и повернулся к лошади. – Только вот не обессудь, не послушаюсь. Я от беды и опасности никогда не бегал, а твое предупреждение меня уж очень заинтересовало. – Смотри сам, Арсентий. – Леший убрал в суму остатки еды, забросил ее на плечо, взял в руки дубину. – Есть в этом мире силы, с которыми даже у тебя тягаться никак не получится. Лесной хозяин исчез в одно мгновение. Не было ни хлопков, ни всполохов – просто только что стоял рядом, и вот уже нет никого. Только ветер резко хлестанул Арсентия, поднял дорожную пыль – и всё. К постоялому двору послушник подъехал, когда уже начало смеркаться. Ненадолго замер перед воротами, колеблясь, не стоит ли последовать предупреждению лешего, но потом все-таки решился, двинулся к дому. Навстречу сразу же выбежал парнишка-конюший, подхватил под уздцы лошадку. Арсентий спрыгнул с седла, бросил парнишке пару монет на уход за кобылой, а сам пересек большой двор и направился к трапезной. За последние годы он сотни раз останавливался на ночлег на постоялых дворах, расположенных на больших дорогах, и все они были во многом похожи друг на друга. Этот не был исключением. Рядом с конюшней стоял большой гостевой дом, в котором могли с условными удобствами переночевать три десятка путников, к нему примыкала трапезная зала, которую порой грубо называли едальней, чуть в стороне размещались хозяйственные постройки. Входя в трапезную, Арсентий уже примерно представлял себе, что увидит, и не ошибся. Просторное помещение, в котором большую часть пространства занимали столы на шесть – восемь человек, освещалось в основном берестяными лучинами, закрепленными на специальных светцах в разных концах залы – от этого пахло тут в первую очередь именно горелой березой. По летнему времени печи не топили, но за годы бревна прокоптились, стали почти черными от дыма. Посередине с потолка свисало на цепи большое тележное колесо, уставленное восковыми свечами. – Будьте здоровы, люди добрые! – перекрестился Арсентий, входя в помещение. – И ты здравствуй, божий человек! – махнул рукой в ответ хозяин, крепкий еще мужчина лет сорока пяти, с длинной бородой, до этого о чем-то споривший с хмурым широкоплечим человеком, который посмотрел на нового гостя недоверчивым взглядом, развернулся и вышел через боковую дверь. – Мне бы переночевать. Найдется комната? – спросил послушник, подходя к стойке. – Заплатить есть чем. – Чем накормить и напоить, сообразим, а вот с ночлегом беда, – пожал плечами хозяин. – Сегодня у нас боярыня со свитой остановилась, все комнаты заняты. Разве что на сеновале, если не побрезгуешь. – Не побрезгую, – пожал плечами Арсентий. – А пока плесни-ка кваску. – Это всегда с удовольствием, – улыбнулся хозяин, поставил на стойку большую глиняную кружку и наполнил до краев. – Куда путь держишь, божий человек? – На богомолье, – отпив, ответил Арсентий уклончиво. – А что за боярыня у тебя гостит?