Часть 27 из 52 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Есислава Вадимовна, жена воеводы Льва Коловрата из Переславля. В монастырь направляется, – ответил словоохотливый хозяин, а потом доверительным тоном добавил: – Непраздна[30] боярыня, уже родит вот-вот, видать, едет молиться за здоровье будущего первенца.
– Дело доброе, – согласился Арсентий, а потом аккуратно спросил: – А все ли спокойно у тебя на дворе? Не было ли необычностей в последнее время?
– Божьей милостью все хорошо. – Хозяин перекрестился, а потом еще и сплюнул три раза через левое плечо. – А почему спрашиваешь?
– Так, на всякий случай. Я, с твоего позволения, когда боярыня вечерять будет, тут, в уголке, посижу. Не каждый день живых бояр видеть доводится.
– Да мне не жалко. Главное, к уважаемым гостям с разговорами не приставай, а так сиди сколько хочешь. Особенно если за ужин заплатишь.
– Нет, спасибо, я уже по дороге поснедал. – Арсентий подвинул к хозяину пустую кружку. – А вот от кваску не откажусь, знатный у тебя квасок. И заплачу?, знамо дело.
Ждать в углу пришлось не очень долго. Вскоре двое помощников хозяина сдвинули несколько столов в один большой, накрыли скатертью, и в трапезную стали спускаться люди из свиты боярыни. Первыми ввалились полтора десятка шумных молодых парней под руководством того самого хмурого мужчины. В них Арсентий опытным взглядом сразу узнал дружинников во главе со старшиной – сам когда-то таким же был. Хмурый вновь посмотрел на него недоверчиво, а когда парни расселись за столом, подошел и опустился на скамью напротив послушника.
– Кто такой будешь? – спросил он без лишних церемоний.
– Мирный путник, послушник из Богоявленского монастыря, – скромно ответил Арсентий.
– А лицо тебе так в монастыре спалило?
– Нет, на пожаре. До монастыря.
– Ты больше на лесного татя смахиваешь, чем на послушника. – Старшина наклонился чуть вперед: – Если что дурное попытаешься сделать против боярыни, враз в капусту порубаю. Усек?
– Усек, – подтвердил Арсентий. Хмурый молча встал и вернулся к общему столу.
Чуть погодя в трапезную вошла и боярыня Есислава в сопровождении женской части свиты – пяти молодых девушек-подружек, перед которыми тут же начали красоваться дружинники, а также трех женщин старшего возраста. Одна из них, самая старая, тут же уставилась на Арсентия очень странным взглядом, словно пыталась насквозь просверлить. Он от этого почувствовал себя несколько неуютно, но глаза прятать не стал, внимательно смотрел за всем, что тут происходит.
Конечно, не мог он не обратить внимания и на боярыню. Есислава была очень и очень красива – высокая и статная, с глазами цвета летнего неба. Правда, какая-то очень грустная и даже, подумал Арсентий, испуганная. Пожалуй, это можно было объяснить тем, что, судя по размеру живота, ее ожидания подходили к концу, со дня на день разродится, а это неопытную женщину вполне может не только радовать, но и пугать.
Он пытался понять, от чего же его предостерегал леший на дороге, но все было так мирно и обыденно, что Арсентий даже засомневался, не ошибся ли тот. Гости ужинали разнообразными яствами, которые на больших блюдах подносили служки (судя по обилию снеди, хозяин выставил для высоких гостей все самое лучшее из запасов), мужчины потягивали пьяный мед – правда, в меру, чтобы не слишком захмелеть и не забыть об обязанностях. Парни перекидывались шутками, над которыми смеялись девушки. Даже боярыня, несмотря на грусть, время от времени присоединялась к веселью.
Старшая из женщин в какой-то момент наклонилась к Есиславе, пошептала ей на ухо, показывая на Арсентия. Та, подумав, повернулась к старшине и тихонько сказала несколько слов. И к послушнику по команде хмурого тут же подошел один из парней, уважительно поклонился.
– Боярыня приглашает тебя трапезу разделить.
– Благодарствуем, – ответил Арсентий. Хотел было отказаться, но, подумав, встал и последовал за дружинником. Его усадили напротив Есиславы, для чего пришлось чуть подвинуть старшину, который, судя по взгляду, за это еще больше невзлюбил чужака.
– Куда путь держишь, божий человек? – с легкой улыбкой поинтересовалась боярыня после того, как он представился.
– На границу со Степью иду, в сельцо одно.
– И что же ты на границе забыл? – тут же вмешался в разговор хмурый.
– Настоятель послал, – ответил Арсентий уклончиво.
– Что-то ты не особенно словоохотлив. Скрываешь что? – прищурился старшина.
– Охолонь, супостат! – строго посмотрела на него старшая женщина. – Ты что, никогда про богоявленских братьев не слышал?
– А должен был слышать?
– Они известные умельцы по борьбе с нечистой силой. – Она со значением во взгляде посмотрела на боярыню, которая поежилась, словно от сквозняка. – Потому они единственные из монашей братии, кому оружие носить дозволено.
– Что-то я устала. – Боярыня поднялась из-за стола. Лицо ее действительно вдруг сильно побледнело. – Нянюшка, а проводи-ка меня.
– Иду-иду, золотко! – Старуха встала и заковыляла вслед за боярыней к лестнице, ведущей наверх.
– Вот что, давайте-ка все ко сну! – сложил руки на груди хмурый старшина. – Стражу несем по уговору, если что не так, меня будить. Ты где разместился, послушник?
– На сеновале.
– Добро. Тогда надеюсь, что до утра тебя в гостевом доме не увижу.
– Не боись, два раза просить не придется. – Арсентий залпом допил свой квас и встал.
На сеновале было очень уютно. Зарывшись в сухую траву так, что только голова торчала наружу, послушник смотрел на звездное небо через прорехи в кровле – видать, хозяину все не с руки было ее залатать. Он лежал и пытался понять, что же заставляет его сердце биться так шумно, как обычно бывает накануне боя.
Сперва, оказавшись на постоялом дворе, он даже засомневался в правоте лесного деда. Но потом, во время разговора за столом, что-то вызвало у него неясную тревогу, но так и не удавалось понять, что именно. Помучившись над этой загадкой какое-то время, послушник решил отложить ее решение до утра, прочитал вечернюю молитву и закрыл глаза.
– Эй, божий человек, ты где? Эй! – громко кричал один из дружинников, стоявший в воротах сеновала с факелом в руках. – Послушник, выходи, боярыня тебя срочно требует!
– Что стряслось? – Арсентий вылез из сена, продирая глаза со сна.
– Так это, такое дело. – Парень почесал затылок. – Боярыня наша рожать собралась.
– А я тут при чем? Я роды принимать не умею, тут бабки нужны.
– Так бабки и велели за тобой послать. Ну, точнее, нянька еёная. Так что ты давай не мешкай особо.
– Добро, идем. – Арсентий отряхнул рясу от сена, пригладил волосы и шагнул следом за дружинником.
Дойдя до гостевого дома, дружинник остановился, указал головой на дверь. «Мне не велено», – пояснил он. Оглянувшись, Арсентий увидел, что и другие гридни, потирая сонные лица, сидят на корточках возле стены. А старшина стоит в стороне со скрещенными на груди руками, еще более хмурый и сосредоточенный, чем до того.
Обстановка внутри сильно отличалась от той, что была во время ужина. Множество свечей и лучин так же светили, наполняя воздух запахом меда и горелого дерева, но стол в середине помещения был очищен от посуды, на него был наброшен большой отрез чистого холста, на котором лежала Есислава в простой рубахе. Вокруг нее суетились женщины из свиты с влажными полотенцами и горячей водой.
– А, пришел! – К послушнику подковыляла нянька. – Боюсь, для тебя сегодня дело найдется.
– И что же за дело? – насупился Арсентий.
– Ты же знаешь, что за ночь сегодня?
– Сегодня? – Он посчитал в уме. Да, получалось, что ночь действительно была непростой. – Купала сегодня. Язычники гуляют, да, но это не наш праздник.
– При чем тут праздник? В эту ночь тончает грань между мирами, колдовские силы крепчают.
– Поучи меня, мать! – ухмыльнулся Арсентий. – Это я и без тебя ведаю. А еще и то, что на жилой двор, а тем более в дом, нечисть без приглашения не войдет. Так что зыбиться[31] тебе не о чем.
– Я не о себе тревожусь, о боярыне. Во время родов женщина особенно перед силами Нави уязвима. В другую ночь я бы переживать не стала, но сегодня… Что-то мне совсем не по себе.
– И что ты предлагаешь? Костер во дворе разведем и прыгать через него станем? Или папоротник цветущий все вместе пойдем искать?
– Заканчивай зубы скалить, остроязыкий! – Нянька стукнула его костяшкой пальца по лбу. – Поможешь или нет?
– Так ты говори прямо, чем помочь-то?
– Тебя нам, сынок, бог послал. От этих-то толку мало в таких делах. – Она указала головой на дверь. – А ты, умелец, сможешь встать на защиту.
– Мать, ты говори прямо, от чего мне вас защищать? Хватит извиваться, как змея в подлеске!
– Я тебе и так уже слишком много сказала. Очень прошу, встань на дворе, оборони нас от нечистой! Если поможешь, то проси утром у боярыни все что захочешь, все исполнит.
– Ты бы, мать, такими обещаниями не бросалась, а? Так и беду накликать недолго. – Арсентий оглянулся на Есиславу, которая в этот миг закричала от боли, поэтому не увидел, как на миг потемнело лицо старухи. – Ладно, постерегу двор, пока боярыня не разродится. Но утром ты мне все подробно расскажешь, без утаек.
– Спасибо, сынок! – Нянька перекрестила послушника. – Ступай ужо. Старшине велено, чтобы, если что, тебя слушал. Он, знамо, не шибко доволен этим, но куда же денется?
Выйдя во двор, Арсентий лицом к лицу столкнулся с хмурым старшиной, который при виде послушника молча махнул, показывая, что просит отойти в сторону.
– Говори давай, чужак, что тут происходит? – начал он без лишних вступлений.
– А я уж было понадеялся, что ты что-то знаешь. Ошибся. Давай-ка так поступим – парней своих расставь вдоль ограды, вели рубить все, что движется. И огни пусть запалят погромче, нечего дрова жалеть, раз такое дело. И пусть шумят поменьше, чего-то сердце чует, что не такое простое дело.
– А ты что будешь делать?
– Мое место у ворот. А твое – у двери в дом. С тем же наказом – что бы туда ни сунулось, руби не думая, даже если это твой знакомец или сродственник будет. Нечисть хорошо умеет облик менять.
– Добро, – не сразу, но кивнул старшина и развернулся к дружинникам, с ожиданием смотревших на него.
Арсентий быстро направился к сеновалу, разложил на земле седельные сумки со снаряжением и стал готовиться к неизвестному. Больше всего на свете послушник не любил загадки, а тут, как назло, сплошные тайны и недомолвки. Он бы не придал словам няньки большого значения, но вместе с предостережением лешего все это очень тревожило. Поэтому собирался как на бой – натянул кольчугу, опоясался заветным мечом, слева подвесил длинную серебряную цепь.
– Как тут, все тихо? – на всякий случай поинтересовался Арсентий у старшины, вернувшись на двор.
– Как в подполе в летний день, – ответил хмурый, но в то же мгновение из дома донесся истошный крик боярыни, от которого по лицу старшины пробежала тень. – Ох, бедная Есислава! Дай ей бог, чтобы все полегче прошло!
– Помоги, боже, дщери твоей! – перекрестился послушник. – Но у нее свое дело сегодня, у нас свое. – Он прошел к воротам, прислонился плечом к одному из столбов и замер, вглядываясь в чернильную темноту ночи.
Достаточно долго тишина прерывалась только протяжными криками боярыни из дома, потрескиванием костров и факелов да позвякиванием кольчуг на дружинниках. Часа с два ничего не происходило, и Арсентий даже стал надеяться, что ночь закончится спокойно. Все изменилось только ближе к рассвету, когда небо на востоке принялось потихоньку светлеть.
Сперва поднялся туман. То, что туман этот не простой, было понятно с первого взгляда: он стелился вдоль земли, поднимаясь не выше пояса, был плотным, как кисель, ярко-белым и при этом шипел. Примерно так шипит клубок змей в яме, если пошерудить там палкой. Костры густое марево обтекало кругом, словно боялось пламени, поэтому дружинники жались к огню, оторопело выставив в стороны оружие.