Поляница отлично понимала, что осталось недолго. Вот она не успела перехватить еще один удар и только взвыла, когда сталь разрезала кольчугу на левом плече вместе с мышцами. И сразу что-то сильно вмазало по затылку – не меч, волосы и кожу явно не просекло. Скорее, краем щита приложили, успела прикинуть Настасья, падая лицом вперед. – А ну, расступись, православные! – Три коня ударили грудью разом, раскидывая дружинников. Арсентий, низко свесившись с седла, обеими руками подхватил Настасью за подмышки, перебросил через седло как куль, и тут же пустил скакуна наметом. – По седлам! Резво! – заревел Валдай, бросившийся к своему жеребцу. – Догнать! Настасья, болтавшаяся на конской спине в крайне непривычной и очень обидной позе, хотела было возмутиться, но почувствовала, что сил для этого нет совсем. Она еще успела увидеть, как, отъехав на некоторое расстояние от места стычки с дружинниками, Арсентий останавливает коня и спешивается. А потом голова поляницы безвольно повисла, потому что она погрузилась в глубокий обморок. Тогда послушник взвалил девушку на плечо и широкими шагами направился к лесу. * * * Всознание Настасья пришла, когда уже стемнело. С трудом открыла глаза на свернутом плаще возле небольшого костра. Над огнем был подвешен горшок, из которого тянуло душистым мясным запахом, а брат Арсентий сидел рядом, неторопливо водил точильным камнем по лезвию меча. Девушка приподняла голову и осмотрелась. Поняла, что они находятся на небольшой лесной полянке, окруженной высокими деревьями. – Зачем ты меня сюда притащил? – Настасья села, несмотря на легкое головокружение, скинула было заштопанную во множестве мест стеганку Арсентия, которой была накрыта. Но, увидев, что из одежды на ней осталась только нижняя рубаха, едва доходившая до середины бедер, тут же натянула куртку обратно до шеи. – Иначе бы нас схватили. – Послушник встал, подошел к костру, помешал ложкой варево в горшке, потом взял глиняную плошку и наполнил ее. – Один конь двоих бы далеко не увез. Вот и пришлось в лес уходить, а мои парни пока погоню уводят. – Вот леший! – Настасья попробовала встать, но раненая нога не слишком слушалась. – Они же Радмилу схватят! – Ну, ты ей сейчас тоже не особенно поможешь. – Он присел на корточки возле девушки, подул на плошку и поднес ее к губам поляницы. – Пей, тебе силы нужны. – Да какое пей! Надо Радмилу спасать! – Успокойся! – жестко отрезал Арсентий. – Близнецы ее догонят и будут ждать в условленном месте. Успокойся, тебе говорят! Пей давай! Настасья сперва собралась с возмущением отказаться – настолько ей претила такая забота. Да и сам послушник не вызывал особо положительных чувств. Но от запаха в желудке заурчало, а голова вновь немного поплыла. Поэтому поляница послушно приникла к плошке и залпом выдула не меньше половины. – Спасибо! – искренне произнесла Настасья. Арсентий не ответил, молча вылил остатки обратно в котелок. – Зачем ты меня спас? Тебе же только Милка нужна. – Очень жалко было бы, если б такая красота зазря сгинула. – Не смей меня жалеть! – Настасья посмотрела на послушника исподлобья. – Я тебе не девка крестьянская! – Да знаю я, кто ты! – Он потер бороду ладонью. – И ты нужна мне на случай, если мои парни Радмилу не найдут. Или если она им не доверится. Да и потом пригодишься. – Когда потом? – Когда к князю вас повезем. Но об этом пока рано думать. – И ты считаешь, что я тебе помогать стану? – ухмыльнулась Настасья. – Спасибо, конечно, что спас, но не надейся, что я из благодарности на предательство пойду. – Да я и не рассчитываю. Только вот в чем дело – пока мы с тобой нужны друг другу. В любом случае ты не доберешься до нее одна. – Чего это не доберусь? – вскинулась поляница. – У тебя сейчас не хватит сил ни на коня сесть, ни пешком далеко уйти без помощи. И первый встречный голыми руками возьмет. – Не думаешь же ты, что у меня это первые раны? – фыркнула Настасья. – Всякое бывало. – Верю, что бывало, – послушник отвернулся, показывая, что разговор закончен. – А почему я без одежды? – Я тебя раздел, – пожал плечами Арсентий и показал носом в сторону. – Вон там твоя одежда. Надо было раны перевязать, пока ты кровью не истекла. Я еще травки верные приложил, чтобы заживало быстрее. К утру уже полегчает. – Так ты что, меня голой видел? – От возмущения и стыда кровь прилила к ее щекам. – Другого выхода не было. Да ты не переживай, мне девичье тело уже доводилось видывать, так что я это пережил. – Послушник снял с костра котелок и принялся с аппетитом уплетать варево. Хлопая крыльями, большая черная птица вылетела из темноты и опустилась на плечо послушника так неожиданно, что Настасья вскрикнула и быстро перекрестилась. – Вот леший! Чур меня! – Не пугайся, это друг мой. – Арсентий пальцем пощекотал под клювом ворона, который смотрел на поляницу перламутровыми глазами. – Мы с ним не первый год вместе. – Дружок под стать тебе, надо сказать! Видать, с людьми ладить не умеешь? – Этот парень поумнее многих людей будет. Настасья какое-то время молчала, обдумывая положение, в которое угодила. За свою вольную жизнь она привыкла во всем полагаться только на себя. Но этот странный послушник прав – с ее нынешними ранами она пока не боец. Да и до поры до времени Арсентия лучше не выпускать из поля зрения. А вот когда они доберутся до Радмилы, Настасья найдет способ защитить девочку от него. – Хорошо, – согласилась она. – Идем вместе, пока Радмилу не найдем, а там посмотрим. Но только хочу тебя предостеречь. – О чем? – Если ты еще хоть раз ко мне прикоснешься, когда я буду во сне или без сознания, по одному тебе все пальцы отрежу. – Да больно надо! – Арсентий вынул из мешка большой ломоть хлеба и продолжил, жуя: – Было бы там к чему прикасаться! Девка – она должна быть мягонькая, чтобы пальцам приятно было. А у тебя сплошные жилы. Грудь маленькая, задница твердая, ляжки мускулистые, как у кобылы. Послушник ловко увернулся от летящей в голову палки и заливисто захохотал. Потревоженный внезапным движением хозяина ворон вскинулся вверх, опустился на землю чуть в стороне и укоризненно закаркал. * * * – Зачем она тебе? – спросила Настасья, когда они прошагали по лесу с полверсты. Как и обещал, Арсентий растолкал ее еще до рассвета, заставил выпить остатки вечернего варева и всучил длинную жердь, чтобы опиралась на нее и берегла раненую ногу. – Кто? Радмила? – Похоже, послушник глубоко задумался, и вопрос застал его врасплох. – Знамо, что Радмила. Так зачем? – А тебе? – Я первая спросила. Арсентий остановился, вынул из сумки баклажку с водой, откупорил и протянул девушке. По очереди они напились, потом послушник какое-то время внимательно смотрел на Настасью. – Добро, расскажу. Я хочу защитить нашу землю от большой беды. – Это как так? – Ну, я думаю, тебе не надо рассказывать, что не так давно у Василия, ее отца, было семь дочерей. – И Радмила была младшей, да, – ответила Настасья. – А потом шесть внезапно умерли, одна за другой. – Вот именно. Когда это началось, мы – я про наших братьев из монастыря – насторожились. Конечно, надо было раньше туда поехать, но нас на границе со степью важное дело задержало. Потом настоятель меня с близнецами отправил выяснить, нет ли в Полоцке какого наговора или еще чего похуже. Но мы опоздали. Когда приехали, шестую уже к похоронам готовили, а младшую схитили. – Все равно не понимаю, как княжна может большую беду остановить. – Ты же в степи немало времени проводишь? И на границе? – Арсентий взмахом руки показал, что стоит двигаться дальше. – Должна была слышать, что сейчас там что-то серьезное назревает. Половцы объединяются и стараются задружиться с нашими князьями. Словно готовятся к чему-то. – Не задумывалась, но да, согласна. Степь сейчас не та стала, что недавно. – Так вот. Степняки объединяются, а наши князья будто мухоморов пережрали, бросаются друг на друга, как псы окаянные. Готовы глотки рвать за малый кусочек земли. – Ну так всегда было. – Во-первых, не всегда, бывали и мирные времена. А во-вторых, раз уж грядет лихолетье – а оно грядет, в этом нет сомнений, – стоило бы подзабыть взаимные обиды. Потому что, как только мы ослабнем окончательно – изнутри себя сгрызем, или стопчут враги, – вся та нечисть, с которой мы не первый год боремся, такие силы наберет, что у нас никаких возможностей победить не останется. – Это все пугает, конечно, – Настасья оперлась рукой о ствол березы, давая ноге чуть отдохнуть, – только опять не понимаю, при чем тут княжна. – При том, что Полоцк, откуда она родом, много лет был на ножах со Смоленской землей. И отец Радмилы, князь Василий Дмитриевич, до недавнего времени проявлял немалую мудрость, стараясь сделать так, чтобы его и соседнее княжества жили в мире. Но когда дочери умирать начали, он решил – и, надо сказать, не без оснований, – что это происки смолян. А когда ты Радмилу увезла, выяснил, что ты по дороге в Полоцк как раз в Смоленск заезжала. Было такое? – Было, да, – подтвердила Настасья. – Так это потому, что дорога в Полоцк через Смоленск идет. – Этого достаточно. Василий уверился окончательно, что это они виноваты. И готовится к войне. Которую можно остановить только одним способом – вернуть ему Радмилу. Арсентий вскинул руку и замер, прислушиваясь, но лес был наполнен только птичьим пением и шелестом листьев на ветру. Поэтому он махнул ладонью и продолжил: – И что особенно неприятно – стоит Полоцку и Смоленску начать рубиться, как к ним очень быстро присоединятся все соседи. И такая заваруха может начаться, что через год-другой половина княжеств без дружин останется. А уж сколько детей отцов потеряют – вообще не сосчитать.