— Не знаю, — так же шёпотом ответила я. Наталья поправила причёску, мельком бросила взгляд в зеркало и тихо ответила: — Вообще я не была готова...но если вы настаиваете. — Что я настаиваю? — Чтобы нас снимали... Я вдохнула, выдохнула, тоже зачем-то поправила свой идиотский рогалик на голове и обреченно ответила: — Я согласна. ГЕРМАН Всю ночь я ворочался с боку на бок, одолеваемый грустными мыслями о Федорове и Машке. Что их на самом деле связывает? Может они и сейчас того? Ну а что... Маня девушка свободная, Федорову выходит, что нравится, чего бы им и не спать вместе?! Черт! Удар кулаком в стену отозвался резкой отрезвляющей болью в этом самом кулаке и я, поняв, что уснуть сегодня не выйдет, отправился в местный «бойцовский клуб», где пару часов неистово долбил грушу. В голове билась всего одна мысль — олень, олень, олень. Я олень, раз никогда не замечал очевидного. А еще, потому что за каким-то чёртом страдаю по Машке. Ну не то, чтобы страдаю, просто она меня бе-е-е-сит!!! Народу в клуб все прибывало, в основном знакомые парни. Ближе к двум появились пара-тройка девочек, хотя здесь это было табу. Но разве наших удальцов когда-то сдерживали запреты? Одна из девочек заметила меня и уже направлялась «познакомиться поближе», как я резко стартанул с позиции сидя и уже спустя полчаса был дома. Принял душ, съел пару бутербродов, голышом завалился на постель, и в этот раз почти мгновенно заснул. Утром меня разбудил телефонный звонок и я, толком не выспавшийся, в раздражении схватил трубку, не глянув на экран. — Да! — Герыч, ты чего спишь, что ли? А как же «Волна»? Черт! Совсем забыл, вот досада...Две недели собирались с Вадиком и компанией на турбазу — отдохнуть, выпить, порыбачить. И надо же такому случиться, что я совсем забыл об этом событии. — Слушай, давай завтра утречком, а? Не могу сейчас, приболел что-то, дома сегодня побуду. — Ну ты, брат, даешь! Так давно планировали, что за хрень? Наши сказали ночью тебя в клубе видели, сам не свой типа был. Чего стряслось-то? — Да нет, говорю же, просто неважно чувствую себя. Вы с парнями езжайте, а я завтра подъеду. Солотчинское шоссе, верно? Герман вздохнул и потребовал с меня обещание, что я приеду завтра утром, даже если буду умирать, что я и сделал, так как готов был что угодно сейчас пообещать, лишь бы он отстал, и я дальше мог бы давить подушку. Но не тут-то было. Как только я развалился на кровати, позвонили в дверь. Открывать мне совсем не хотелось и мать видимо это тоже поняла. Открыла дверь своим ключом, и я притворился спящим. А лучше мертвым. Сейчас нотации по поводу и без начнёт читать, а у меня и без неё башка трещит... — Ма, не начинай... — вяло попросил я, когда она сдернула с меня одеяло. Хорошо, что рядом валялось покрывало, которым я тут же и прикрылся. Но маму разве этим смутишь? — Опять простудиться хочешь, Германушка? — всплеснула она руками и поверх покрывала накрыла меня одеялом. Подоткнула его как в детстве со всех сторон и заботливо погладила меня по голове. — Мама, ну какая простуда? На улице плюс двадцать пять. — Знаю я твои двадцать пять... двадцать пять болячек. Только-только вылечила тебя от близорукости, а ты уже опять собрался болеть! — Мама! При чем тут близорукость? — Как при чем? Как при чем, сыночка? Это мне опять ночами не спать, за тобой смотреть, переживать... — Мама... операцию на глаза мне сделали за двадцать минут, ты в это время была на Кипре, загорала в шезлонге. Какие ночи, мама? — А ты думаешь я не переживала? — Конечно, переживала. Во время операции звонила и спрашивала какое платье тебе лучше надеть на вечеринку. Очень переживала, что цвет тебе не пойдет. — Да ну тебя... — отмахнулась она и достала трубку, но я тут же вскочил с постели, придерживая одеяло и подтолкнул маму в сторону балкона. — Мама, ты же помнишь... и вообще — в твоём возрасте преступление! — Ой ну ладно-ладно... просто у меня такое горе, такое горе, — запричитала она и в красках описала свой вчерашний поход к парикмахеру. — А что изменилось-то? — так и не понял я, со всех сторон оглядывая ее прическу. К тому моменту я уже успел одеться, умыться и даже сварить кофе и сейчас сидел на кухне, выслушивая очередную душещипательную историю маменьки. — Как?! — возопила она, — Ты что, не видишь? Я еще раз внимательно оглядел ее прическу, но, так ничего и не увидев, пожал плечами. — Слишком много филировки! — Чего? — Ай, одним словом, мужик. Ладно уж, это я переживу, а вот то, что мой сын до сих пор не женат, я точно пережить не смогу. — Мама! — Что мама? Мне, между прочим, совсем мало осталось... — С чего ты взяла? — вздохнул я. — С того... Доктор сказал, если я не перестану пить, курить и заниматься любовью так часто, как сейчас, то долго не протяну. Сердце ему мое, видите ли, не нравится. А мне, между прочим, всего шестьдесят шесть, какое сердце?! — Ну так может стоит прислушаться к врачу? Он, наверное, знает о чём говорит... — Ага! Сейчас прям! Тогда я умру от тоски, а это, согласись, гораздо менее приятная смерть. Я усмехнулся, но кивнул. Если уж выбирать, то тогда она конечно права. Мало кто хочет скончаться от тоски, по крайней мере я бы точно предпочел что-то поинтереснее. — Сыночка... — вдруг вполне серьёзно сказала она, взяв мои руки в свои теплые ладони, — Ну мне просто так хочется понянчить внученьку. Или внука на худой конец. Когда же ты женишься, а? — Всему свое время, — попытался утешить я её. — Это все из-за нее, да? Забыл бы ты уже эту девочку... итак она тебе жизнь поломала. — Мама! — Ну все-все, молчу. Но ведь ты такой у меня красивый, умный, добрый... ласковый... И тут она резко замолчала, округлила глаза, поднесла руки к губам и прошептала: — А может ты того? — Кого? — Может ты этот, нетрадиционный? — Мама! — Нет, ну ты скажи, сына, я ж не буду ругать-то. Я ж пойму. Ну хочешь, познакомь меня со своим парнем, ты же знаешь, я современная и... — Нет у меня никакого парня, мама, — устало покачал я головой. — Ну ты не переживай, ты сейчас не один такой. Найдёшь еще своего любимого. — Да ну что за черт! — слишком грубо воскликнул я, и мамины глаза тут же наполнились слезами, — Прости, я не хотел тебя обидеть. Просто я не гей, мама. Я люблю женщин, но ту единственную, на которой хотел бы жениться, пока не нашел, понимаешь? — Конечно-конечно, Германушка... потом признаешься, когда готов будешь. Я же мама — я пойму. — Да ну что за...а... Я махнул рукой и тут у мамы, к счастью, зазвонил телефон. — Любонька? У меня тут такое... ты не представляешь! — Мама! — зашипел я, но она отмахнулась и, улыбаясь, пробормотала в трубку: