– С каким Пашкой? – испугался Петр Степаныч. – Да не слушайте вы его, – сказал диспетчер. – При чем тут Пашка? Сейчас она придет. – Ладно, – кивнул Петр Степаныч. – А где этот автобус? – Я же сказал – подождите, она скоро придет! – рассердился диспетчер. – Автобус за углом, налево, – сказал шофер-информатор, добрая душа. – Ага. – Петр Степаныч снова кивнул и вышел. Следом за ним вышел и шофер. – Пошли, я покажу, – сказал шофер, не скрывающий радости от предвкушения скандала. Он подвел Петра Степаныча к стоявшему за углом автобусу. В автобусе было темно, двери закрыты. – Там же никого нет… – с острой надеждой и мольбой прошептал Петр Степаныч, косясь на ухмыляющегося шофера. – Как же, – хмыкнул тот. – Щас я тебе буду кино показывать… И он вытащил из кармана нейлоновой куртки серебристый китайский фонарик и включил – и направил луч света прямо в окно автобуса. Первое, что увидел Петр Степаныч – вскинутые белые ноги Лены, обхватившие спину нависшего над ней человека… – Выключай! – закричал Петр Степаныч и заплакал, и выбил из чужих рук фонарик, и побежал прочь. Не хочется даже и рассказывать, как и о чем они потом прощально беседовали. Не хочется вспоминать. Елена ушла. Не хотела уходить, плакала, в ноги падала, жалуясь на «помрачение», руки его целовала. А потом ушла. Несколько дней Петр Степаныч грустил и томился, привыкая к горькой мысли о крахе семейной жизни. Развода не требовал, а Елене при встрече сказал, что согласен на развод, но пусть она сама хлопочет. – Зачем мне развод? – сказала она, надеясь на прощение. – Я за другого замуж не собираюсь… – Дело твое, – буркнул Петр Степаныч. – Дело хозяйское. Потребуется – скажешь. – Не потребуется, – прошептала она нараспев, вымаливая взглядом карих лживых очей: прости. Смотреть на нее было больно, а голос ее был просто невыносим. – Пока, – кивнул он, не глядя, и пошел прочь. Постепенно, день за днем, он стал привыкать к ее отсутствию. Лишь иногда, по ночам, вздрагивал, просыпался – и шарил с просоночной надеждой возле себя… и не находил. В один из праздников друзья-приятели, как и раньше, в прежние холостяцкие времена, собрались в квартире у Петра Степаныча. Зная о нынешнем его одиночестве, специально пригласили двадцатилетнюю Розу, юную лаборантку с завода медпрепаратов. Пили, пели, плясали. Во время танца, прижимаясь мягким животом к Петру Степанычу, Роза лукаво шепнула: – Я живу далеко, на правом берегу… Вероятно, нет смысла сегодня мне ехать домой? Может, уеду завтра?.. Что скажешь, Петя? – О чем речь, разумеется, – ответил он, целуя ее в кончик вспотевшего носа и продолжая неуклюже танцевать. Роза была хороша – блондинка с нежной кожей и острыми зубками. Чайная роза. Эмблема печали. Так, вроде бы, началась новая полоса в жизни Петра Степаныча. Иногда, забываясь, особенно в полусне, по привычке шептал он: «Ле-е-ена»… – обнимая прильнувшую Розу, и та напрягалась, фыркала, отстранялась от него и кричала злобно, будя соседей: – Дурак! Тряпка! Опять – ее вспомнил?! – Э, брось, – добродушно отвечал он. – Не лайся. Это я нечаянно и случайно. А однажды, идя с работы, он вдруг услышал певучий голос Елены, окликающий его со стороны: – Петя! Он резко обернулся – никого не было вокруг. – Чудеса, – прошептал Петр Степаныч и ускорил шаги, боясь, что оклик повторится. Не повторился. По вечерам, почти ежедневно, являлась душистая Роза, приносила медицинский спирт, смешивала его с фруктовым сиропом и заставляла Петра Степаныча пить эту гадость. Он морщился, пил. А потом Роза начинала-продолжала его уговаривать, чтобы он всерьез подумал и ускорил дело с разводом. И женился на ней, на Розе. – Разве я – плохая женщина? – спрашивала Роза, горделиво выставляя крупную грудь. – Молодая, красивая, здоровая. Я – умная. Я – практичная. И я – верная, в отличие от некоторых. Если изменю – убей. – Что ты, что ты! – шутливо пугался Петр Степаныч. – Я убивать не умею. – Знаю, ты слишком мягок, – и Роза продолжала атаку: – Тебе нужна именно такая женщина, как я! – Да, конечно, – смиренно соглашался он. – Нет, Петька, без шуток. Ведь тебе тридцать второй год. У тебя плешь скоро будет. – Где, где? – всерьез пугался Петр Степаныч, хватаясь за голову. – Шучу, – и она щелкала его по лбу. – Дурачина ты, простофиля. Еще капризничаешь… Пользуйся моей добротой, пока не поздно. – Хорошо, женюсь, – кивал он согласно. И в этот самый миг он вдруг услышал певучий и нежный голос пропащей жены: – Петя, не на-а-адо! Не делай этого, Пе-етя. Она ж тебя, стерва, сожрет… ми-илый! – Что?! – Он вскочил со стула, огляделся по сторонам. Кроме него и Розы, никого в комнате не было. Петр Степаныч выбежал на кухню, заглянул в туалет, ванную комнату – нигде никого. – Петька, что с тобой? – сердито спросила Роза. – Ты совсем рехнулся? – Петенька, милый, гони ее прочь!.. – услышал он вновь голос жены. И он ошалел. – Убирайся! – закричал и затопал ногами. – Катись к чертовой матери! Вон отсюда! Дрянь! – Что-о? Ах, вот как! – задыхаясь от гнева, произнесла Роза. – Что ж, спасибо, Петя… спасибо… Она что-то еще бормотала, что-то невнятное и неприличное. Наконец ушла, непритворно рыдая. Петр Степаныч стоял, растерянно озираясь. – Вот и хорошо, – сказал голос жены. – И слава богу, что она ушла. Правда же, Петенька? – Заткнись! – крикнул он в пространство. – Замолчи!.. Ну, пожалуйста – замолчи… Эту ночь он почти не спал. Всё боялся-надеялся-ждал, что снова услышит голос жены. Прошло много дней. Роза не приходила. Друзья-приятели стали забывать его дом, только изредка забегали – распить бутылочку, занять трешку. Петр Степаныч стал ленивым и вялым, некрасивым и неряшливым. Прошел всего год после разрыва с женой, а он постарел лет на десять. Пропащая жена на глаза не попадалась, писем не писала, только поздравительные открытки присылала к праздникам – с пожеланиями счастья. И всё. От знакомых он слышал, что живет она у прежней хозяйки, снимает ту же комнату. И еще знакомые сообщали, что есть у нее ребенок, а мужика нет, и никто к ней в гости якобы не ходит. А те, кто приходят, тут же уходят прочь. – Очень странный образ жизни, – удивлялись знакомые, смущенные нелогичностью ее поведения. Петр Степаныч не хотел обсуждать образ жизни пропащей жены и уклонялся от подобных бесед. Приходя с работы домой, он пил чай, ел колбасу, макая кусок хлеба в банку с баклажанной икрой, или варил картошку. Иногда, не очень часто, выпивал. От водки становилось чуть легче, но много пить ему не хотелось. И голос пропащей жены предостерегал издалека: – Не надо пить водку, Петя. Это очень вредно. Петя, милый, пожалуйста, больше сегодня не пей… Хорошо? – О, черт! – рычал он отчаянно, и плакал, и умолял: – Ну, чего ты хочешь от меня? Отстань, ради бога! Отстань… отвяжись… Но пить прекращал. Прошло еще полгода. Как-то вечером, придя с работы, Петр Степаныч наспех поел, покурил и заскучал. «В кино, что ли, сходить? – подумал он. – Или – в театр музкомедии… давно я там не был. Там в буфете пиво бывает… Сходить, что ли?» – Не ходи никуда, Петя, – услышал он голос жены. – Лучше книжку хорошую почитай. На улице – мороз, ветер. В такую погоду хороший хозяин собаку во двор не выгонит, а ты – гулять. – А чего мне дома сидеть? – возразил Петр Степаныч. – С тобой, что ли, разговаривать? И так уж боюсь, что скоро меня в дурдом упрячут…