Стас задевает такие чувствительные точки, меня каждый раз возносит выше и выше. — Это… Слишком. Для одного раза… — Все хорошо. Ты очень… Сладкая, — Стас сглатывает. Он вынимает руку из моих трусиков и тянет их вниз вместе с шортиками. — Снимай. — Что? Нет… — снова испытываю легкий мандраж. — У меня ни с кем еще не было. Я… Я не готова! — пунцовею. — Поэтому, если тебя интересует только секс и как быстрее к нему перейти, позвони той мымре в желтом платье! — Задолбала ты мне о ней напоминать! Ревнуешь? — Вот еще! — фыркаю. — Ты же меня не… — Ревную! — высекает. — Бешено. — Ох… — Не охай, снимай свои милые оранжевые трусики. — Мне стыдно. Еще света так много… — Тебя свет не смущал, когда на меня смотрела. — Но я же хотела увидеть! — И я хочу. Что не так? Уф…. не знаю. Я и хочу, и побаиваюсь. Не желаю показаться перед Стасом совсем наивной деревенщиной, но и раздвигать ноги по щелчку — это как-то неправильно. — Милашка… Решайся. Я мнусь. Не могу решиться. Не знаю, как вообще девушки себя в таком случае ведут. Стас поднимается с кровати, выключает свет всюду, оставляет гореть только маленький ночничок. Снова ложится рядом, целует, обнимает. Просто держится рядом. Так тепло и ласково… Я таю. Именно в этот момент он решает продолжить. Стаскивает с меня одежду. — Обними меня за плечи, целуй. Ни о чем не думай… — Стас… — Ммм? — Так много всего. Я сгорю. — Обязательно. Но тебе понравится… Его руки творят волшебство. Через несколько секунд я остаюсь без трусиков, Стас рядом. Целует мои губы, шею, поглаживает по колену, крадётся пальцами по бедру. Вверх по талии, цепляет футболку. — Ай-яй-яй… Кто снова надел лифчик! — цокает с укором. — Пожалуйста, — оставь на мне немного одежды. Я стесняюсь, — прошу едва слышно, когда Чарский расстегивает мой лифчик. — Чего ты стесняешься? Ты очень красивая. Ооочень. Еще несколько поцелуев. Его пальцы снова пробираются между ножек, осторожно касаются меня. Той самой точки, от прикосновений к которой рождается жар, пульс зашкаливает. — Стас… Стас… — начинаю ерзать. — Тшшш… Все хорошо! Его губы влажно спускаются по шее, к груди. Он находит соски, ставшие тугими и накрывает ртом, целует, всасывает. Стону вслух. Бедра дрожат… Чарский ныряет пальцами ниже, трогает складочки, водит по кругу, тянет дорожку касаний выше. Его пальцы — влажные. Горячие. Почему у него такие мокрые пальцы. Хочется, чтобы он снова погладил меня ниже и поднялся выше, потом снова спустился и поднялся. — Стас… — Ты очень горячая, влажная. Пздц просто, какая отзывчивая… Смотри. Влажными пальцами он рисует у меня на животе сердечко и коварно улыбается. — Держись… Что?! Как? За что держаться… Мгновением позже я понимаю, что даже кровать подо мной не способна выдержать падение. Чарский ласкает меня до изнеможения, целует жарко, сосет грудь, дерзко шалит пальцами, надавливает, сжимает… Ох… Влажно. Невыносимо. Постанываю все громче. — Хочешь? — Хочу… — хныкаю. — Стас, хочу… Но хочу, сама не знаю, чего. Но оно накатывает, приливает, разбивает меня на клочки безжалостно, когда Стас быстро-быстро водит пальцами по кругу и чуть-чуть вставляет в меня палец, погладив изнутри. В голове как будто взорвалась хлопушка из съедобного, сладкого конфетти. Потом мы долго-долго обнимаемся, просто лежим рядом. Мне даже кончиками пальцев пошевелить сложно. — Хочешь погулять? Говорят, здесь есть неплохое кафе, — предлагает Чарский. За окном темно. Ахаю, внезапно вспомнив о времени. — Стас, уже поздно. Меня родители хватятся. На телефоне, наверное, куча сообщений! Ууу… Так и есть! Меня потеряли… — Вези меня домой скорее! Стас выглядит расстроенным. Мое сердечко хочет тоже только одного — остаться. — Я каждый день буду тебя похищать, идет? Столько всего в планах на тебя… — окидывает меня горящим взглядом. — Ты даже не представляешь. *** Позднее Все-таки мне удалось избежать наказания. Можно сказать, лишь чудом!