Спешившись, я подошел к замершему посреди деревьев Чернышу и прищурился, переходя на второе зрение. Угу, вижу. Хотя не совсем понимаю, что же именно не нравилось магам в повисшей над логовом розоватой пленке. Когда я расспрашивал Огриса, тот признал, что четко не различает, что же именно делает медуза, впадая в зимнюю спячку. Но сейчас стало ясно: она просто меняла структуру ауры, которую маги воспринимали как едва заметное, слабо колыхающееся марево, а я видел как плотный, бледно-розовый купол, накрывающий все логово по периметру. Самое интересное, что на поверхности купола медуза сохранила те самые отростки, которыми умела так ловко наносить ментальные оплеухи. Только сейчас они были короткими, толстыми и изредка шевелились, напоминая разжиревшие протуберанцы. Выглядели они до омерзения гадко, но не попробовать их на прочность я не мог – не просто же так мы перлись в такую даль? Само собой, о правилах безопасности я тоже не забыл, поэтому, как и все, надел тщательно вымоченную в слизи драхтов одежду. Плюс обмотал вокруг себя веревку, другой конец которой Надир привязал к седлу. Собаку я на всякий случай отогнал подальше. Людям тоже посоветовал не подходить. После чего осторожно вступил на хрупкий ледок, готовясь отпрянуть в любой момент. – Аш, Огрис сказал, что ближе пятидесяти шагов к ней нельзя приближаться, – беспокойно бросил Надир, стоящий за спиной. Из седла он так и не выбрался. Остальные тоже не спешили рисковать. Но я стоял уже в сорока шагах от логова, будучи в полной уверенности, что меня не заметят. Потом уже в тридцати, в двадцати пяти… – Аш! – сердито рявкнул ашеяр, поняв, что именно я собираюсь сделать. – Может, они тебя и не видят, но ты не бессмертный. Рам тебя забери! Это действительно опасно! Хватит! Я послушно остановился. И вот что странно – при беглой проверке резервов неожиданно обнаружилось, что немалое их количество куда-то незаметно утекло. За ночь я восстановил их до максимального уровня, а сейчас примерно пятую часть словно корова языком слизала! Притом что к спящей медузе я даже не прикоснулся! Что за фигня? А потом моя нога наткнулась на что-то твердое, и я с недоумением воззрился на замерзший трупик, который не так давно был местной разновидностью воробья. Вот опять. Летел себе воробушек, летел. А потом бац – грохнулся на землю и умер. Следов повреждений на теле нет, кости целы, клюв не разбит… Я оценил расстояние до купола и попятился. Птичка ведь не над самой землей летела, верно? Небось пуганая уже, ниже верхних веток вряд ли рискнула бы спуститься. Но раз она лежит тут в столь непрезентабельном виде… Когда меня кольнуло недоброе предчувствие, а вдобавок чувствительно обожгло грудь, недвусмысленно намекая, что мастер-тень стоит слишком близко к краю, я развернулся и со всей доступной скоростью рванул прочь, мысленно велев Чернышу проваливать отсюда на хрен. И вовремя. Как только я сорвался с места, слабо колыхающийся купол вдруг изогнулся и, сжавшись пружиной, выстрелил мне вслед громадной соплей, на конце которой расцвело несколько сотен ярко-розовых присосок. Я увидел их лишь краем глаза, мельком, когда улепетывал оттуда во все лопатки. Но если бы Надир вовремя не хлестнул коня, одна Рам знает, что бы от меня осталось, когда эта ментальная пиявка хлестнула меня наотмашь по спине. Могучим рывком меня в последний момент все-таки выдернуло из-под удара и, окунув мордой в сугроб, стремительно поволокло по свежевыпавшему снегу, который мигом забился в глаза, уши, ноздри и даже в рот, заставив сдавленно закашляться. Спину, естественно, опалило. Тут же, словно вознегодовав от моей глупости, активизировалась императорская печать. Резервы, которые и без того ухнули вниз, едва не показали дно. Но мне было уже не до того, чтобы всерьез этим озаботиться. Дурная метка заставила меня согнуться крючком и заскрежетать зубами, проклиная тот день и час, когда я согласился стать тенью императора Орриана. Рамова тварь… Такое впечатление, что с каждым разом она обжигала все сильнее, хотя, казалось бы, все должно было быть наоборот. Распаляясь с каждой секундой, печать все-таки заставила меня тихо взвыть, зарываясь лицом в рыхлый снег. А когда я услышал испуганный окрик и почувствовал, что какая-то тварь так и продолжает держать меня за ногу, запоздало сообразил: все-таки зацепило. Более того, присосавшаяся пиявкой, сонная, но на редкость прожорливая медуза продолжает тянуть из меня энергию! Вот отчего печать не затыкалась! Похоже, своим поведением она всего лишь намекала, что сдыхать мне еще рано. – Вот же блин… – прохрипел я, извернувшись и увидев тянущееся от моего сапога к болоту активно сокращающееся розовое щупальце. – Отцепись, уродище! Оторвать присоску удалось с немалым трудом, учитывая, что меня при этом так и волокло по снегу. Да еще я, болван, упустил время, решив, что смогу вернуть утраченное уже изученным и привычным способом. Угу, хрена с два! В полусонном состоянии медуза, как и мои резервы, наотрез отказывалась отдавать проглоченное! Похоже, в спячке она могла ее только поглощать. Или же ее измененные отростки не были предусмотрены для обратного процесса. Как бы там ни было, пока я сообразил, что напрасно теряю время, и отцепил от себя липкую дрянь, от моих резервов остались лишь жалкие остатки. Медуза высосала все за считаные секунды. Подчистую. Как монструозный пылесос. Так что когда Надир наконец остановился и подбежал, меня хватило лишь на то, чтобы приподнять голову и хрипло каркнуть: – Не подходи! Убью! Ашеяр замер в нерешительности. А мне стоило немалого труда от него отвернуться. Честное слово, я уже давно не испытывал такого бешеного, дикого, всепоглощающего звериного голода. Он воистину ослеплял. От него сводило зубы, рот наполнялся слюной, а перед глазами колыхалась кровавая пелена. Не зря говорят, что голодный дарру быстро теряет над собой контроль и становится опасен для всего, что окажется поблизости – сейчас я действительно был готов убивать всех без разбору. И Ворчуна рядом не было. И живности, как назло, в округе не осталось. Даже завалящего драхта и то не достать! – Возвращайтесь в крепость, – прошипел я, поняв, что еще немного, и мне действительно станет все равно, кем питаться. – Оставь коня и уходи! Живо! Надир понял. Попятился, отвернулся, поймал моего перепуганного скакуна и, вскочив в седло, что было сил его пришпорил. Следом за ашеяром, повинуясь окрику, потянулись растерянно оглядывающиеся Атис, Эрт, Митт и озабоченно хмурящий брови Орхос. А я, с трудом дождавшись, когда они отъедут на приличное расстояние, поднял голову. Отыскал нервно приплясывающего поодаль коня Надира. После чего потянул его за привязанную к поясу веревку и, увидев отчаянно большие глаза, в которых страх уступал место обреченному пониманию, тихо сказал: – Прости. Глава 15 В крепость я вернулся глубоко за полночь – все еще голодный, но уже вменяемый и соответственно злой. Ворота мне открыли без разговоров. Спокойно впустили. Позволили прошлепать на восточный двор. Ни о чем не спросили. Ни слова не сказали, когда я с угрюмым видом добрался до своей комнаты и жадно присосался ко всем нитям, которые смог с ходу выдернуть из стены. Более того, до утра меня вообще никто не побеспокоил, и даже его сиятельство к себе на ковер не вызывал. – Не волнуйся, охарру, к тебе нет претензий, – улыбнулся ашеяр поутру и протянул горячий котелок с кашей. – Кони и в обычные дни могут сломать себе ногу. Добраться до крепости пешком, конечно, дело нелегкое, но кто знает, насколько далеко ушли на зимовку ашши? И есть ли среди твоих друзей кто-то еще, кто мог тебя вчера подвезти? Я долгое-предолгое мгновение смотрел в спокойное лицо Надира, на котором не появилось даже тени тревоги или сомнения, и тяжело вздохнул: – Что насчет Атиса? – Вечером лорд получил письмо из Трайна – их снова вызвали на учебу. Уехали сразу, мастер Нолам не любит ждать, поэтому слухов никаких не будет. – Думаешь, графу не сказали? – Если и сказали, они не видели, что на самом деле произошло. И я не видел, – выразительно произнес Надир. – Так что лгать не придется. Я благодарно сжал его плечо. Отлично. Значит, объяснения с графом по поводу случившегося сугубо моя проблема. Хорошо, что мы не взяли с собой мага. И еще лучше, что Атиса здесь уже нет – некому будет меня поправить. Что же касается графа, то играть полуправдой я научился давным-давно. И к тому же не думаю, что его сиятельство окажется проницательнее, чем император. Как и обещал ашеяр, никаких последствий этот случай для меня не принес. За исключением того, что на западный берег нам всем было запрещено выезжать поодиночке. Меня это, естественно, не остановило, и через несколько дней я все равно попытался сунуться к медузам. Но к собственному удивлению обнаружил, что при приближении к логову снова активизируется печать. Более того, когда в моей голове промелькнула мысль, что контакт со спящей медузой прекрасный способ самоубийства, она с такой силой полыхнула, что стало ясно: метка императора и впрямь взяла на себя несвойственные ей функции. И вместо того чтобы дать мне спокойно сдохнуть во славу империи, принялась не просто предупреждать об опасности, но еще и не давала сунуть голову туда, где мне гарантированно грозила смерть. «Да ты совсем спятила! – ошеломленно подумал я, когда до меня дошла эта простая истина. – Во дворце тебе это не мешало! Что изменилось сейчас?» Печать, само собой, не ответила, но когда я во второй раз попытался приблизиться к логову, наградила самым настоящим ожогом. Более того, продолжала упорствовать даже тогда, когда я попытался сделать обманный маневр и обойти медузу по кругу. Куда там! Эта сволочь (имею в виду печать) будто знала, куда мне не следовало соваться. Каждый раз ее отклик становился все сильнее и тревожнее. Вполне освоившись в новом качестве, она попросту не позволила мне подойти ближе определенного расстояния. Умудрилась вывести из себя и заставила даже воспользоваться трансом. Но к логову все равно не подпустила и притихла, лишь когда я на полном серьезе подумал, что не собираюсь сегодня умирать. Правда, и тогда она до конца не заткнулась – просто перестала дымиться, будто подозревала, что я был с ней не совсем честен. А по-настоящему успокоилась только после того, как отряд развернулся и покинул опасное место. Нет, вы можете себе это представить?! Понятия не имею, что вдруг произошло и почему именно в тот день метка императора Орриана начала своевольничать, но нескольких экспериментов мне вполне хватило, чтобы со всей ясностью понять – это действительно серьезно. После чего отказаться от мысли прогуливаться по здешним лесам и признать, что до наступления половодья я остался без работы. Без охоты в крепости стало скучно. Долго спать я не мог, постоянно есть не позволяли размеры желудка. Одежду, что у меня была, я уже починил. Оружие в порядок привел, не без помощи Регга, разумеется. Тренировки в отсутствие Атиса возобновил (правда, по ночам и не в полную силу). Вернул былую форму. Еще немного вытянулся. Надеюсь, что в последний раз. А поскольку днем в замке, за исключением ухода за скотиной, уборки помещений и регулярных караулов, делать было решительно нечего, то к исходу первого месяца зимы я с ужасом понял, что скоро начну сходить с ума от безделья. Правда, кроме меня, это, похоже, никого не смущало. Мужики, с которыми я успел неплохо сдружиться, с удовольствием отсыпались в казармах, травили похабные анекдоты, обсуждали женщин, выпивку, оружие, дела в империи… Конечно, что же еще делать по вечерам? Ни телевизора, ни радио, ни Интернета. Только и оставалось, что чесать языком и по сотому кругу обсуждать одно и то же. Зато от последней партии наемников стало известно, что в империи и впрямь объявлен трехлетний траур. Флаги в городах были приспущены, большинство увеселительных мероприятий отменены… Оказывается, уже полтора года император добросовестно скорбел о безвременной кончине своей несостоявшейся «супруги», чем, надо сказать, привел меня в совершеннейшую растерянность. Зачем весь этот фарс? Для чего Карриану прилюдно посыпать голову пеплом? Быть может, его величеству просто понадобилось объяснить народу отсутствие жены после окончания помолвки? Тогда да, было намного легче сообщить о ее смерти, чем объяснять, почему неправильная «невеста» отказалась от бракосочетания. Ну и заодно продлить свои холостяцкие денечки на несколько лет, под шумок отрываясь за три года вынужденного целибата. Деталей, к сожалению, новички не знали, однако последнее покушение, случившееся при непосредственном участии чрезвычайного и полномочного посла Сории, не являлось для них тайной за семью печатями. Значит, о нападении вкупе с неудачно организованной попыткой разладить отношения двух стран император умалчивать не стал. Странно. Более того, мужики даже смогли поведать всем желающим, что в результате неудачного покушения его величество потерял свою тень! Нет, вы представляете? Он меня потерял! Ха-ха. К сожалению, о новых покушениях и о других важных изменениях на политической арене никто из них толком не знал. Оно и понятно – на окраину столичные новости всегда доходят с опозданием. Поэтому народу больше нравилось обсуждать другие вещи, в том числе смаковать слухи о некоей графине или баронессе – а может, даже герцогине, которая успела привлечь внимание получившего свободу императора. И которая, если верить сплетникам, уже вовсю осваивалась во дворце. А что такого? Помеха в моем лице с горизонта исчезла. Перстенек в храм наверняка никто не вернул. Что мешает его величеству расслабиться? Собственно, ничего. Хотя на фоне известий о всеобщем трауре подобные новости выглядели смешно. Я бы, может, даже повеселился, если бы точно знал, что это правда. Но характер Карриана не позволял всерьез поверить, что наш драгоценный император забросил дела в угоду любовным приключениям. Для этого он был слишком занятым, циничным и недоверчивым. Раз-два встретился с той самой баронессой-графиней-герцогиней – и хорош. Собственно, я даже не понял, с чего вдруг стал так часто думать об императоре и даже заподозрил, что дело было именно в скуке. Даже успел всерьез озаботиться поисками какого-нибудь дела. Однако примерно в середине зимы меня вызвал к себе граф эль Сар и прямо с порога огорошил. – Собирайся, Аш, – заявил он, когда я зашел в кабинет и приветствовал коменданта в соответствии с уставом. – Завтра я отправляюсь в Трайн. И ты едешь со мной. Я от неожиданности даже запнулся. – Э… простите, милорд, а что мне, позвольте спросить, там делать? – Я представлю тебя как своего адъютанта, – непреклонно сообщил его сиятельство. – Это значит, что ты должен будешь вспомнить или заново выучить, что такое этикет. А также обязан быть соответственно одет, обут и… Взгляд графа скользнул по моей бороде. – И тщательно выбрит. Амуницию тебе выдадут. Бритвой, надеюсь, пользоваться умеешь. Выезжаем завтра с рассветом. А теперь, если нет вопросов, свободен. Признаться, я настолько не ожидал ничего подобного, что, получив приказ, молча развернулся на каблуках и вышел, даже не пытаясь спорить. Озадачив Надира и получив от него, как от действующего завхоза, новенький мундир без знаков отличия и такие же новые, с иголочки, сапоги, всерьез призадумался. Но потом решил: какого черта? В Ойте до весны скука смертная. Поеду, развеюсь. Может, чего полезного узнаю. После этого оставалось только достать из мешка позабытую за ненадобностью бритву, старательно намылить щеки и, глянув на себя в позаимствованное у ашеяра зеркало, решительно приставить лезвие к коже. В Трайн мы прибыли ровно через пять дней, поздним вечером, вдвоем, верхами. И с ходу заселились в лучшую гостиницу, где на имя графа эль Сара уже были забронированы номера. Само собой, это оказалась не та гостиница, где я квартировал год назад. Зато номеров оказалось целых два: один роскошный (ну, роскошный для Каррага, конечно), предназначенный для его сиятельства, а второй – маленький и скромный – для меня. Впрочем, у номера имелось одно немаловажное достоинство: наличие индивидуального санузла и горячей воды. Так что хозяину я был готов простить даже тараканов с клопами, если тут таковые водились. Уже начиная со следующего утра его сиятельство принялся носиться по городу, как настеганный. Только за первый день он совершил шесть довольно продолжительных визитов к нужным людям. На второй день таких визитов оказалось три. На третий – сразу восемь. И все они были чрезвычайно важны для графа, который за эти несколько дней обегал, наверное, половину города. Состоятельные торговцы, местная знать, военный советник императорского наместника – по-нашему, губернатора провинции… И к каждому у него было какое-то дело. Кто-то поставлял в крепость Ойт продовольствие, с кем-то граф заключил сделку о перепродаже добытого хитина, кто-то отвечал за боеприпасы и оружие, правда, я не понял, почему этим занимаются частные лица, если по идее крепость находится на содержании государства. Потом, правда, дотумкал: на окраинах государственные подряды проще было заключать на местах. Ну а то, что вся договорная работа ложилась на плечи нашего графа, так для того он и комендант, а не простой бумагомарака. Следовательно, это была его забота – заключить выгодные контракты на следующий год, а по возможности еще и сэкономить энное количество отпущенных на это казначейством денег. От меня во время визитов ничего особенного не требовалось – ходить за начальством по пятам, делать умное лицо, носить за ним папки с бумагами и вовремя подавать тот или иной документ, когда это было нужно. Поначалу, правда, его сиятельству пришлось мне подсказывать, что и где у него лежит. Но я быстро разобрался, по какому принципу он сортирует бумаги, так что в дальнейшем трудностей не испытывал. И прекрасно запомнил, что в какой папке находится, поэтому ни разу не накосячил. В обсуждениях я, само собой, не участвовал, за общим столом не сидел – мое место было за спинкой кресла степенно ведущего беседу начальства. Порой вообще приходилось куковать в приемной, пока за дверьми роскошно убранных кабинетов творились большие дела. Но чаще я все же присутствовал при разговоре, изображая некий предмет мебели. Что, разумеется, не мешало слушать, запоминать и по привычке делать выводы. Одно хорошо – по городу нам приходилось передвигаться не верхом и не на своих двоих, а в специально нанятом экипаже. Но даже так я едва не стоптал себе ноги до задницы, сопровождая графа в гости. Приглашение на аудиенцию у наместника императора мы получили лишь к вечеру четвертого дня. Эль Сар к тому времени все же вымотался. Причем так, что попросту вырубился за столом, так и не закончив писать какое-то письмо. Приглашение от посыльного в этой связи пришлось принимать мне. И я же, обнаружив его сиятельство в совершенно неподобающем виде, заказал ему ужин в номер, а также распорядился расстелить постель и подготовить на завтра его парадный камзол. Открыв глаза и обнаружив висящий на вешалке тщательно отутюженный мундир, а под ним надраенные до блеска сапоги, его сиятельство спросонья, кажется, растерялся. Когда же в дверь без приглашения скользнул расторопный слуга, расставил на столе еще горячие блюда и вскользь сообщил, что завтра к обеду его сиятельству стоит ожидать прихода цирюльника, а вечером нас отвезет в резиденцию губернатора новенький экипаж, граф на некоторое время потерял дар речи. Я не стал его беспокоить сверх необходимого и, убедившись, что у командира есть все, что нужно, ретировался в свою комнату. Конверт с приглашением остался лежать на столе. Из самого важного я вроде тоже ничего не забыл. Ну а то, что на следующее утро его сиятельство как-то очень уж подозрительно на меня посмотрел, я проигнорировал.