– Какой? – еще больше напрягся я. Зная императора, от него можно было ожидать чего угодно. Карриан чуть подался вперед. – Зачем ты заставил меня пережить твою смерть? Я уставился на императора с искренним недоумением. Что за фигня? Это был совсем не тот вопрос, которого я ждал. Мне-то казалось, он первым делом поинтересуется моей ориентацией, начнет выяснять детали о перстне… Черт! Да мало ли о чем можно было спросить в такой двусмысленной ситуации! Тем не менее ответить что-то было нужно, поэтому я глотнул еще немного вина и так же спокойно поинтересовался: – Тебе напомнить, на какой ноте начинался наш последний разговор во дворце? – Мы его не закончили. – Полагаю, он и не подразумевал логического окончания. Но, если хочешь, можешь считать, что у меня не нашлось в том споре достойных аргументов. У Карриана чуть сузились глаза. – И все же ты не ответил на мой вопрос. Зачем, Мар? – Зачем я подбросил твоим ищейкам чужой труп и вместе с ним вернул твое кольцо? – с горькой усмешкой переспросил я. – Ты не поверишь: выбравшись из дворца, я вдруг осознал, что очень хочу жить. Под пристальным, буравящим взглядом императора, в котором в этот момент появилось что-то совершенно непонятное, я вдруг почувствовал себя неуютно и на мгновение отвел глаза. И обнаружил, что не только у меня наметились трудности. Оказывается, пока мы обменивались любезностями, к графу подплыла дражайшая леди Эмильена, после чего желание его сиятельства сбежать окончательно накрылось медным тазом. Блондиночка, не стесняясь отца, откровенно жеманилась, призывно махала ресничками. Кажется, кто-то успел положить глаз на нашего коменданта? – Я не отдавал приказа тебя убивать, – вдруг уронил император, заставив меня отвлечься на проблемы посерьезнее. Причем сказал он это очень тихо. Весомо. Так, что я, даже поверив, что он не лжет, не сумел удержаться от невеселого смешка. – Мне почему-то так не показалось. – Все, кто тогда тебя ударил, уже понесли наказание. – Зачем? – снова усмехнулся я. – Они-то как раз все сделали как надо. Император упал – значит, на него было совершено покушение. Если произошло покушение – надо его защитить. Все просто… Не напрягайся, Кар, я уже не злюсь. А если и огорчен, то лишь тем фактом, что мне так и не удалось замести следы. Кстати, позволь спросить: как ты меня нашел? Где я облажался, если ты так и не поверил в мою смерть? На лицо его величества словно облачко набежало. – Я верил. Следы ты замел хорошо. Когда чернеют обручальные кольца, не поверить, знаешь ли, сложно. – Хм. Но что-то же навело тебя на мысль о том, что я жив? – Где-то с полгода назад мое кольцо стало возвращать себе цвет, – бесцветно произнес император, покосившись на левую руку. Я тоже туда глянул и удивился – все еще носит? Но потом подумал, что на Тальраме невероятно сильны традиции. И если, скажем, Кару до окончания траура надо было носить это треклятое кольцо, то он и будет его носить, даже если знает, что это бессмысленно. Правда, сейчас оно было покрытой такой же тонкой сеточкой стабилизирующих нитей, как и остальная фигура императора. Это означало, что, кроме меня, перстня никто не видел. И не мог уличить его величество в том, что он так грубо нарушает обычаи. – И что дальше? – спросил я, все еще пытаясь разобраться в себе и в нем. Кар глотнул вина. – Ничего. Когда стало ясно, что это не ошибка, я решил еще раз все проверить. Заодно попросил Тариса отправить запрос во все провинции на предмет того, не появлялся ли там кто-то с похожей внешностью. На Карраг мы, правда, не думали, потому что соваться сюда даже для тебя – самоубийство. Но когда один из наших людей дал знать, что в окрестностях Трайна видели огромного белого волка… – Остальное было уже делом техники, – заключил я. – Все ясно. Почему же ты решил явиться сюда сам? Почему без свиты? Не проще ли было сразу отправить карателей? Или кто там у вас занимается поимкой беглых преступников… Кар помолчал, как-то очень уж внимательно всматриваясь в мое раздосадованное лицо, а потом на удивление тихо осведомился: – Что ты знаешь об обручальных кольцах первого императора? – То, что рассказали Тизар и мастер Зен, – пожал плечами я. – Значит, об эмоциональной связи они тебя просветили? – Конечно. – А о том, что она усиливается при надетом перстне, ты знаешь? Я неохотно кивнул. – Догадаться было несложно. Если даже простое касание тут же передавалось обоим… Мне только не сказали, насколько эта связь могла окрепнуть, когда перстни были у нас в руках. – Достаточно, чтобы я в тот же день доподлинно выяснил, кто еще участвовал в покушениях. Что? Что он сказал?! – Ты… слышал? – Все до последнего слова, – бесстрастно подтвердил его величество, невольно заставив меня вспомнить пыточную графенка эль Нойри. Тогда этот слащавый мудак разоткровенничался. Похвастаться ему, видите ли, захотелось. О будущем и прошлом поговорить. Там же он содрал с меня храмовый перстень, но, к его несчастью, сделал это слишком поздно. Если Кар и впрямь слышал все, что было произнесено в том подвале, вплоть до момента, когда графенок разорвал нашу связь… Но, наверное, так даже лучше. Значит, герцог эль Соар уже вырвал эту заразу с корнем. Подельники графенка гарантированно мертвы. Так что перстенек оказался более чем кстати и сделал хотя бы одно нужное дело, прежде чем наши с Каром пути окончательно разошлись. Жаль, конечно, что Тизара от правды уберечь не удалось. Но с другой стороны, от Марса он давно отказался, поэтому вряд ли попал под статью. Император ведь не дурак, не станет палить перед знатью родство с моральным уродом, у которого даже имени родового не было. – Вот и хорошо, – вздохнул я, успокоившись по этому поводу окончательно. – Значит, еще одной проблемой меньше. Кар на мгновение замер. Его лицо напряглось, уголки губ дрогнули почти в такой же горькой усмешке, как у меня недавно, но это быстро прошло. И всего через секунду передо мной стоял все тот же Карриан – невозмутимый, жесткий и несгибаемый. – Что ж, спасибо и на этом, – неестественно ровно бросил он после долгой-предолгой паузы, после чего залпом допил вино и, поставив пустой бокал на поднос пробегающего официанта, решительно двинулся прочь. Я в полном обалдении уставился ему в спину. Черт возьми! Да что же такое происходит? Он это всерьез? Два года меня искал, чего-то ждал, затем приехал в Ойт в составе очередной проверки, после чего задал кучу каких-то странных вопросов и теперь снова уходит?! Я недоверчиво покрутил головой, подспудно ожидая, что вот теперь-то из-за угла выскочит городская стража и, наставив на меня оружие, попросит куда-нибудь пройти. Ждал неприметных людей в серых камзолах. Группу захвата в составе теней, ощетинившихся боевыми заклинаниями магов на пару с готовыми к бою арбалетчиками… Но император действительно ушел и даже ни разу не оглянулся. Спустя короткое время я заметил его массивную фигуру рядом с губернатором и изумился еще больше, увидев, как его величество и граф эль Сар о чем-то вполне мирно беседуют. Лицо его сиятельства во время этой беседы постепенно расслабилось, плечи опустились, из глаз ушла недавняя настороженность. Он даже явственно кивнул, обнаружив, что я на него таращусь. А император тем временем скользнул куда-то в сторону и снова исчез, оставив меня стоять с пустым бокалом в руке. Когда стало ясно, что никто нападать на меня не собирается и силком в тюрьму не потащит, я так растерялся, что мог только машинально сжимать в пальцах ножку хрустального бокала и лихорадочно размышлять над тем, что сейчас произошло. Почему-то мне показалось, что я не понял самого главного из того, что хотел сообщить его величество. Но что я упустил? И чего не заметил? Сегодня Кар сказал, что не желал моей смерти. И в то же время спросил: зачем я заставил его ее пережить? Почему он хотел задать именно этот вопрос? Проехав сотни рисаннов, добравшись в одиночку в эту несусветную глушь, он сказал, что желает выяснить только это. И для чего-то использовал именно такую формулировку: пережить. Не узнать о моей смерти, не заставить его сомневаться… именно пе-ре– жить! Если хорошенько вдуматься, довольно страшное получается слово. Ведь оно означает не просто получить плохое известие. Это значит пройти через что-то очень скверное. Преодолеть. Переступить через какое-то событие, по силе сравнимое лишь со смертью. – Почему ты так сказал, Кар? – холодея от жутковатой догадки, прошептал я, тщетно пытаясь отыскать в толпе императора. – Почему ты должен был это переживать? Это ведь была сугубо моя проблема, разве не так? Да нет… не может этого быть! Я ведь тогда отключил боль. Убрал все эмоции. Даже через перстень Карриан не мог их от меня заполучить. Я бы не позволил! Но тут в грудь меня толкнула подзабытая печать, и я с ужасом вспомнил, что мы с императором были синхронизированы дважды. Первый раз, когда я подобрал из фонтана проклятый перстень. И второй, когда умирающий император Орриан перекинул часть ниточек со своей печати на страдающего сына. Я тогда не придал этому большого значения. Ну, перекинул и перекинул. Эти нити что капля в море, и они не обязывали меня беспрекословно подчиняться. Фактически их наличие означало, что я должен был исполнить лишь один приказ императора. Последний. И я его исполнил. После чего рассудил, что раз новый повелитель от меня отказался, у меня есть полное право его покинуть. Но что же тогда произошло между нами в ту ночь, когда я был ранен, а Карриан едва не погиб? Я хорошо помню, как зол он был, узнав, что за «невесту» ему по ошибке предназначил перстень. И еще лучше помню, какие чувства испытал сам, когда с досадой нацепил на палец кольцо, желая доказать, что не лжец. Растерянность, отчаяние, боль… вот что превалировало тогда среди эмоций Карриана. Ярость, конечно, тоже была. Обида, горечь, сознание совершенного предательства. Но до определенного момента ярость стояла где-то на втором плане. Мы поругались. Не столько из-за самого перстня, сколько по причине того, что у меня не хватило мужества открыть ему всю правду. Карриан, само собой, обозлился еще больше. Но я только сейчас подумал, что раз уж мы в тот миг оба носили кольца, то и наши чувства должны были стать тогда общими. То, что злился он, вывело из состояния равновесия и меня. Вот почему я его ударил. Вот почему в тот день меня обуяло такое бешенство. Мои эмоции передались ему. Его вернулись снова ко мне… В том неуравновешенном состоянии, в котором мы находились, просто удивительно, что мы не поубивали друг друга сразу. А между тем первым тогда по-настоящему ударил именно я. И это я нарушил и без того хрупкое равновесие. Моя агрессия запустила цепную реакцию, и если я все правильно понимаю, Карриан должен был отреагировать точно так же. Причем мгновенно. Я хорошо знаю, как проявляется его знаменитое бешенство. Не раз уже сталкивался, поэтому могу представить, во что бы мы тогда превратились. Озверевшие от взаимной ярости. Осатаневшие, словно дикие звери. Мы должны были поубивать друг друга дважды. А то и трижды. Но тем не менее я остался жив и при этом до сих пор не мог вспомнить, когда же и как именно Карриан умудрился мне ответить. И вот сейчас, в этот самый момент меня вдруг посетила еще одна пугающая мысль. А что, если он и не успел меня ударить? В те несколько секунд между моментом, когда я надел кольцо, и тем мигом, когда мы оба слетели с катушек… что произошло с печатью? Той слабой, единственной, но до предела натянутой между нами ниточкой, которая и по сей день никуда не делась? Могла ли она усилить то действие, которое оказывали друг на друга кольца? Могла ли хранящаяся в ней магия первого императора послужить катализатором, чтобы между нами сформировалась не только эмоциональная, но и физическая связь? В ту ночь я испытал так много боли, что это едва не свело меня с ума. Но лишь сегодня, лихорадочно обшаривая глазами переполненный зал, я с ужасом подумал: а что, если и эта боль была не только моя, но наша общая? Страшнее всего оказалось сознавать, что император, скорее всего, не лгал и в тот день действительно не хотел меня ранить. Но когда его ударил я, в тот миг, когда синхронизация стала по-настоящему двойной, не только ему прилетело тогда по голове. Его боль, оглушение, все, что он испытал в момент оказавшегося для него полнейшей неожиданностью удара, мгновенно передалось и мне. Поэтому я тогда упал. Поэтому у меня в ушах зазвенело. Я ударил себя сам! Через него! Через нас! А потом в дело вступила печать, и нам с Каром стало совсем плохо. Но тогда получается, что все время, что я полз, обламывая ногти, по подземному переходу, харкал кровью, заблевывал ею стены и тихо хрипел, пытаясь выбраться из императорского дворца, Кар точно так же хрипел и выл, брошенный мною в той самой комнате. Он должен был чувствовать все, что смог пережить в ту ночь я: в потайном ходе, на улице, в залитом кровью подвале. И раз уж он слышал, что там произошло, то наверняка и прочувствовал – прямо на физическом теле – абсолютно все, что пережил я. Самое страшное заключалось в том, что пока я глушил свою собственную боль трансом, помочь императору оказалось некому. Его-то контролю над болью никто не обучал. А если и обучали, то не так, как мастера-тень. Поэтому там, где я язвил и скалил зубы, Карриан должен был корчиться от боли. Чувствовать каждый удар хлыста. Слышать, как гудит в ушах кровь. Вздрагивать от хруста переломанных пальцев. Скрипеть зубами, чтобы не заорать в голос. А когда я нацепил его перстень на умирающего графенка, да еще и кровушкой своей полил, полагая, что это нужно для достоверности… Боже! Надеюсь, это не означало, что на какое-то время перстень принял этого полумертвого урода за меня и снова начал добросовестно передавать императору чужие ощущения? А если огонь добрался до подвала чуть раньше, чем я ожидал? И что, если в разгар пожара придурок эль Нойра был еще жив? От последней мысли у меня потемнело в глазах.