«Во всяком случае, на троих больше, чем обычно». * * * — Семь тысяч! — кричал Ларри. — Семь тысяч за эту ерунду. Давайте его продадим. — Нет. Мы его съедим, — упорствовал я. — Аникей, ты думаешь желудком. Подумай хоть раз о будущем. — Если я сейчас не поем, будущего у меня не будет. — Аникей, прошу, одумайся. Я его смогу продать за пятнашку, на эти деньги можно безбедно существовать… — Два дня. — Зато это будут счастливые два дня! Насель сидел в стороне от спора. Ему решительно не нравилось всё происходящее с ним за последние две недели. И сейчас он запивал печаль бутылкой из запасов Ларри. Он не мог точно сказать, что за напиток был у него в руках, но он ему нравился. Ларри решил не лишать друга единственной радости в жизни, поэтому переключил все свое внимание на меня и кактус. Закончив спор о том, что делать с растением: есть или продать — , и сойдясь на том, что каждый из нас хочет попробовать какой же он на вкус, мы нашли новую тему для дебатов. Теперь нам предстояло выяснить: кактус овощ или фрукт. Ларри настаивал на том, что он овощ и по-другому быть не может. Я спорил ожесточеннее, чем мой оппонент, хотя четко определенной позиции в данном вопросе у меня не было. — Докажи! — кричал я. — Докажи, что это овощ. — Как я тебе докажу? — Никак. Я психопат, ты мне ничего не докажешь. Ларри попытался мне возразить, но только воздух с шумом вышел из его легких. Он снова вдохнул и долго смотрел на меня, надувшись, как снегирь. Наконец, не найдясь с ответом, он обратился к Населю. Тот принялся за вторую бутылку и умиротворенно смотрел на реку. — Насель, неужели мысль о том, что кактус — фрукт, не вызывает у тебя отвращения? — Мой милый друг, — размеренно проговорил Насель, после недолгой паузы, — ничто не вызывает у меня большего отвращения, чем твоя физиономия. Удовлетворенный ответом, Ларри поспешно обратился ко мне: — Какая, в сущности, разница- овощ он или фрукт? Это походило на здравую мысль, поэтому я попытался её проигнорировать. Но внезапно заурчавший живот не дал мне этого сделать. Теперь у нас начался новый спор: варить кактус или съесть так. Здесь мы долго не препирались, потому что сразу же стало ясно — сырой кактус не съедобен. Он был жилистым, весь в ворсинках, которые кололи язык, а на вкус абсолютно неприемлем. Достав походный котелок, зачерпнув воды из реки и разведя костер, мы уже приготовились к готовке остатка кактуса, как вдруг Насель скучающе произнес: — Интересно, его в кипящую воду бросать, или нет? Зачем, о, зачем он это спросил! Пытаясь ответить на этот вопрос, мы с Ларри чуть не подрались. Результатом наших споров был перевернутый котелок, расплескавшаяся вода и потухший огонь, который мы добыли с таким трудом. Рукоприкладство остановило лишь неожиданное урчание животов всех трех участников экспедиции. Голод вынудил нас сплотиться и поступить разумно. Споры прекратились, и мы с Ларри склонились над бурлящей водой в старом котелке. За все время, проведенное в дороге, никто из нас еще не занимался готовкой, и теперь стало ясно почему — никто не умел. — Ну, ты и беспредельщик, — грозно рявкнул Ларри, когда увидел, как Насель тянется к третьей бутылке. Сонное лицо друга повернулось в нашу сторону. Заметив котелок, над которым поднималось облачко пара, он поднялся с земли и заинтересованно подошел к нам. Насель сложил руки за спиной и склонился над ним. — Знаете, — внезапно произнес он. — Я ведь с детства чувствовал в себе призвание к кулинарии. — Да, ну? — отмахнулся Ларри. Но Насель этого не заметил. Он всматривался в пузырьки, то и дело вскакивающие на поверхности воды. — Да-да, — мечтательно протянул он. — И сейчас во мне умирает повар. Насель бесцеремонно отодвинул капитана в сторону. — Пожалуйста, не надо, — взмолился Ларри. Но было поздно, Насель уже закатывал рукава. — Да, ладно, — сказал я. — Пусть делает, что хочет. Мы все равно не знаем, как этот кактус готовить. — Колючки оставим для пикантности, — донеслось от котелка. Ларри закрыл лицо рукой и потер пальцами висок. — Ты уверен? — страдальчески спросил он меня. Нет, я не был уверен. Но кулинар уже начал творить. Повозившись в мешках, Насель достал какую-то железную коробочку и насыпал в варево нечто сыпучее и коричневое. — А что… — хотел было спросить я, но Ларри остановил меня. — Подожди! Я не хочу знать ответ на этот вопрос! Спустя какое-то время, когда повар сорвал пучок травы с земли и бросил в котелок, я и сам не хотел знать что-либо о секретах приготовления кактусов. Наш деликатес забурлил, закипел, стал мягким, слизким, расползся по дну котелка и начал вонять. Его тошнотворный запах забился в ноздри, и переносить его было почти невозможно. Казалось, он уже пропитал всех нас насквозь: наши волосы, одежду и даже забился в поры на теле. Я подумал, что можно было бы дышать через рот, и тогда запах будет не таким сильным. Но при мысли, что этот, казалось, сгнивший воздух, попадет мне на язык и нёбо, стало противно, и я просто старался не дышать. Насель почувствовал, что что-то идет не так, и снова углубился в походные мешки. — Произвол! — закричал Ларри, выхватывая из рук Населя бутылку. — Оставь, может лучше станет, — закашлялся я. Но Ларри крепко прижимал к груди свое сокровище и грозно сверкал слезящимися глазами. Насель не стал настаивать. Спустя какое-то время, когда вся вода выкипела, кактус поплыл, потерял все свои очертания и пригорел к дну, мы посчитали, что произведение кулинарного искусства готово. Варево было по консистенции нечто средним между картофельным пюре и обувным кремом; цветом походило на опавшую листву, неделю пролежавшую на сырой земле под холодными ливнями, а среди всего этого торчали, как вымпелы, «пикантные» колючки. — Все же погиб, — с тоской проговорил Насель. — Что? — Не что, а кто. Повар во мне. Еще долго мы стояли, склонившись над котелком, не желая мириться с тем, что наш обед пропал. Но все было бесполезно, варево от времени не стало лучше, а только засохло, и отодрать его от дна было невозможно. Ларри с горечью кинул котелок в реку и пошел дальше по дороге. Насель удовлетворенно кивнул и поспешил за другом. Мы снова приближались к городу, и как я не старался, предотвратить это не мог. Наш путь лежал сквозь неприветливые следы цивилизации к виднеющимся тупоконечным вершинам города. С одной стороны тянулась деревня, с другой — река. — Я тут подумал, — подал голос Насель. — Все это время река была нашей верной спутницей. Она видела все наши победы и неизменные поражения, указывала нам путь и всегда подбадривающе звенела рядом. Может она выведет нас к самой Бразилии? Она начала с нами этот путь, и с нами его закончит. — Не думаю, — отрезал Ларри. — Такая речушка не может впадать в Средиземное море. Ты видишь ее в последний раз. Командир испытывал какую-то неприязнь к этой реке. Солнце, как всегда, начало клониться к горизонту, когда вдруг дорога оборвалась, и перед нами вырос высокий забор с надписью: «Охраняется злыми собаками». Неприступная ограда раскинулась вправо и влево до самого горизонта, и конца ей не было видно. Солнце неумолимо гасло. Ларри хмуро всматривался вдаль, надеясь найти обход. Я устало оперся лбом о железный прут. Натруженные ноги было больно даже сгибать. — Знаешь, собака — это же друг человека, — вдруг сказал Ларри. — Я уверен, что они не такие уж и страшные. Я кивнул, не отнимая головы от забора. Насель вдруг вздрогнул и, не веря, оглянулся на нас. Его глаза столкнулись с тяжелым взглядом уставшего Ларри. — Лезь, — сказал командир. — Я не умею лазить по заборам, — невозмутимо ответил Насель. — Ты смеешься!? — Нет, — хладнокровно врал друг. Рот Ларри изогнулся в оскале, и он кинулся на Населя. Тот попытался увернуться, но наткнулся спиной на забор. За это время командир отрезал ему все пути отхода и, окружив собой, вжимал его в прутья. Насель с силой толкнул Ларри в грудь. Тот потерял равновесие и повалился на спину. Командир приподнялся на локтях, собираясь рывком подняться на ноги и вновь ринуться в бой, но Насель уже был по ту сторону забора. Товарищ сморщил нос, и с сомнением оглядывался по сторонам, и внезапно обмер. Брови стали медленно ползти вверх, глаза расширились и под ними показались морщинки, рот искривился. Насель был в ужасе. Он бросился обратно к забору, но Ларри гневно закричал: — Не двигайся! Привлечешь собак. Державшийся за прутья Насель, прислонился лицом к забору и без сил опустился на колени. Он поднял голову и смотрели в сереющее небо, словно прощались с ним. Настала моя очередь перебираться на сторону счастья. Но забор был слишком велик и гладок, а я слишком мал и тщедушен. Ларри попытался поставить меня себе на плечо, но я тут же свалился, недопрыгнув до спины высокого товарища. — Это знак! — воскликнул Насель и снова попытался перебраться через забор. Но растрепанный, раскрасневшийся, голодный и уставший Ларри не был примером терпимости. — Стоять! — закричал он в неистовом бешенстве. Я замер на месте. — Не ты, Валенок, — уже стонал командир. Он снова наклонился, чтобы я встал ему на плечи. Что-то мне подсказывало: либо я сейчас перебираюсь через забор, либо меня торжественно отпевают в ближайшей церкви. И, о чудо, мне это удалось. То ли я от испуга стал выше, то ли забор в страхе перед гневом Ларри уменьшился, то ли еще что, но непреодолимое препятствие покорилось мне. Кряхтя и пыхтя, обессиливший командир кое-как сам забрался на забор, с верхушки которого благополучно свалился к моим ногам. Встав с земли и отряхнув брюки от грязи, Ларри осмотрелся по сторонам. За это время Насель исчез. Безумная ярость, в которой пребывал Ларри, сменилась ледяным спокойствием. Тем самым, после которого идет сцена с жестоким и хладнокровным убийством. — Где он? — спросил он тихим охрипшим голосом.