— Ладно, пора остановиться, — бросил нам через плечо Ларри, — мы всё равно не знаем, куда идти. — Что это значит, командир, мы изменяем нашей тактике? — спросил Насель и врезался в столб. Я, цеплявшийся за боевую единицу, от неожиданности споткнулся и налетел на него. Случайно подбил друга под колено, и мы оба повалились на землю. Насель, бранясь, попытался отпихнуть меня, но пихать было некуда-вокруг толкались ноги прохожих. — Примем это за твой любимый, Насель, знак судьбы, — сказал Ларри, изучающе рассматривая столб, у которого мы валялись. Я поднял глаза. Насель наконец-то стянул меня, путающегося у его ног, и поднялся. Перед нами была доска объявлений. Здесь было много чего, но чего именно, разобрать было невозможно. Бумажки клеились друг на друга, нужная информация отрывалась прохожими, а то, что оставалось, было лишь смутно связано смыслом. Все же нам удалось рассмотреть несколько листов. Это были объявления о купле, сдаче, продаже и аренде одной и той же квартиры, о пропавшей кошке и новых париках, афиша гастролирующего цирка и концерта современного джаза, реклама чудо-иголки и какого-то туристического агентства, название и адрес которого были заклеены другими бумажками. Ларри хлопнул рукой по доске. — Смотрите! Работает тактика! Я не знаю как и почему, но работает, — воскликнул он, чуть не подпрыгнув на месте. Но внезапный приступ восторга прошел, и командир опустил голову на плечо Населя. — Господи, какой бред, — простонал Ларри. — Какой кошмар. Насель понимающе вздохнул и положил руку на плечо друга, пытаясь его приободрить. Ларри взял в себя в руки и выпрямился. Он нервно пригладил волосы и снова пробежался глазами по афишам. Решение было принято. Мы — трое тонких ценителей искусства- устремились к филармонии. Кассу командир обнаружил при помощи какого-то внутреннего чутья. Вокруг была огромная толпа людей, которые озабоченно читали программки и считали своим долгом попасть на первый концерт современного джаза. Идти туда я отказался. Ларри наказал Населю стеречь меня и сам ринулся в самую гущу. Мы неотрывно следили за продвижением командира. Вот он, миновав всю очередь, пробился к кассе, повернулся к расписанию концертов с ценами на билет и внезапно в ужасе отпрянул. Словно не веря тому, что увидел, командир еще раз подошел к вывеске и снова отшатнулся от нее. — Не видать нам концерта, — поделился я с Населем грустными мыслями. — Да, я вижу, — с досадой выдохнул тот. — Жаль. А мне хотелось сходить. — В филармонию? — удивился я. — Конечно. Сам подумай, там должно быть просто восхитительно! И вообще, знаешь, карапуз, если и работать, то только в театрах. Ходишь по одному вестибюлю с Цезарем и Мефистофелем. Там человек в доспехах пробежал, здесь Одиссей. Где-то на задворках слышится «Опять Троянского Коня куда-то дели!». Но Ларри уже разворачивался и бежал прочь от кассы. Насель печально вздохнул, расстроено скребя носком землю. Когда вдруг взгляд командира упал на кого-то в толпе. И он помедлил. Ларри неуверенно обернулся на афишу и через секунду снова быстро стрельнул глазами в толпу. Медленно, будто бы крадучись, командир вновь приблизился к кассе. Он внимательно пробежался глазами по строчкам, прищурившись, прочитал то, что мелкими буквами было написано в самом низу и чуть не поперхнулся. На его лице отразилось то ли удивление, то ли восторг, то ли все это вместе. Он снова перевел взгляд на кого-то в толпе, снова на афишу, снова на толпу и на афишу. Его пальцы опустились в карман, где лежали два конверта, и нервно сжались на гладкой поверхности бумаги. Скрипнув зубами, он решительно подошел к окошку кассы и, громко сказав: «Джентльмен не должен быть скрягой!», ударил деньгами о прилавок. Он напряженно следил за тем, как они медленно исчезают в окошке, а вместо них появляются три билета. На его лбу выступили капли пота. Командир повернулся к толпе и попытался игриво подмигнуть кому-то, но его улыбка был вымученной. Он бросил последний взгляд на афишу и, тяжело вздохнув, пошёл прочь. — Так мы все-таки идем в филармонию? Я поднял голову вверх и обомлел. Насель широко улыбался. — Да, карапуз, похоже на то. Идем быстрей, пока он не передумал. И Насель привычно схватил меня за воротник рубашки и потащил за другом. Ларри остановился за кассами в тихом закоулке, где почти не ходят люди, и принялся обмахиваться купленными билетами, сложив их веером. — Запомните, друзья мои, — начал он, — филармонии в целом и джазовые в частности чем-то неуловимым и загадочным отличаются от всех других театров. Мы с другом понимающе кивнули; ни он, ни я никогда не были в филармониях. Мы ждали продолжения речи, но Ларри стоял, обводя обстановку задумчивым взглядом, иногда сминая в руках билеты. — И когда мы зайдем внутрь? — с нетерпением спросил я. Командир сосредоточил свой взгляд на мне и снисходительно проговорил: — Валенок, сразу видно, что ты совершенно не опытен в этом вопросе. Я обиженно надулся, но Ларри не обратил на это внимание и продолжил: — Но ничего, я приоткрою завесу тумана над таинственной для тебя светской жизнью. Скажи мне, Аникей, когда начинаются все концерты? — Это я знаю. Когда поднимается занавес. — Нет. — Когда проданы все билеты? — Нет. — Когда приехали артисты? — Тоже не угадал. — Но, когда же!? — После захода солнца. Я непонимающе скривился. Насель недоверчиво дернул глазом и искоса уставился на мозговой центр. Но командир не обратил на наш скепсис никакого внимания и с видом знатока кивнул головой. — А почему? — спросил я, на что Ларри только пожал плечами. — Кто знает, почему слуги искусства предпочитают мрак и не показываются при дневном свете. Для многих это остаётся загадкой. Солнце неспешно поднималось из-за крыш домов. Закат был далёк и впереди был весь день, который можно провести с пользой. Мы вышли из закоулка и направились искать безымянное туристическое агентство. За это время улица значительно опустела, и мы смогли спокойно пройтись, не опасаясь быть сбитыми потоком. Я внимательно смотрел по сторонам, вглядывался в вывески и витрины, чтобы не пропустить ни одной. Насель шёл рядом, изучая противоположную сторону, Ларри шествовал сзади, контролируя улицу целиком. Мы шли уже несколько минут, но никакой зацепки не было, и даже злополучный столб был потерян из поля зрения. Меня начинало распирать нетерпение, и даже закралась мысль, что это безнадежная затея. Я развернулся, чтобы сообщить эту мысль Ларри и воздух так и застыл в легких. За это время мы не только не нашли ничего нового, но и умудрились потерять старое: Ларри нигде не было. — А где он? — спросил я, оглядываясь по сторонам. Насель резко остановился. Его глаз дернулся, а из горла вырвалось отчаянное рычание. Он схватил меня за шиворот и поволок в обратном направлении, откуда мы только что пришли. — Да, поставь же ты меня на место! — наконец-то решился возмутиться я. — Я могу и сам ходить. — Ты делаешь это слишком медленно. Когда пропадает Ларри нельзя мешкать и секунды. Ларри нашелся у порога здания, внимательно изучая колышущуюся вывеску «Паб». — Что ты там делаешь? — крикнул ещё издалека Насель. — Я нашёл, — вдохновенно ответил Ларри. — Что ты нашёл? — рычала боевая единица. — Мы ищем туристическое агентство, алкоголик несчастный! Понимаешь? Чтобы путешествовать. — Друг мой, у тебя стереотипное мышление. Путешествовать можно многими способами. Пойдём, я покажу тебе чудесные миры, — приглашающе махнул рукой командир и потянулся к дверной ручке. — Мы не пойдем туда! Ларри замер и удивленно глянул на Населя. — Почему это? — Догадайся. — Не вижу никакой объективной причины, — качнул головой Ларри. У Населя снова дернулся глаз. Он сделал глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки. Но у него плохо получилось и боевая единица, то и дело подрагивала от злости. Ему не терпелось решить проблему, как умел только он. И все же Насель как мог спокойно процедил сквозь зубы: — Потому что некто из нас напьётся…опять, станет невменяемым, и нам придется спасаться из этого города бегством…опять! Командир оценивающе осмотрел боевую единицу и сказал: — Пожалуй ты прав. — Насель облегченно кивнул головой. — Дружище, ты совершенно не знаешь своей меры. Поэтому сюда я войду один. Насель захлебнулся в ярости и выкрикнул: — Ты, можно подумать, знаешь свою меру! — Да, и причём весьма четко. Она на три-четыре литра больше, чем у других людей. Но в этом уж нет моей вины. На этих словах дверь за спиной Ларри захлопнулась со звоном колокольчика, висевшего над порогом. Насель остался одиноко стоять на улице. Во всяком случае я всеми силами старался это обеспечить. Боевая единица всё ещё подрагивала вместе со своим глазом, он скривил плотно сжатые губы и тяжело дышал. Внезапно Насель с силой ударил кулаком о косяк двери так, что снова зазвенел колокольчик. Только это смогло слегка успокоить друга. Он развернулся и нашарил взглядом меня, на всякий случай, прятавшегося в подворотне. — Идём, мне надо успокоиться, — буркнул мне Насель и пошёл обратно. Вздыхая, я покорно последовал за другом. Он молча чеканил шаг и, казалось, точно знал, куда направляется. На горизонте завиднелись какие-то ларьки. Я прищурился и стал внимательно вглядываться в них. Внезапно смутные очертания приобрели четкость. Я шарахнулся в сторону, запутался в собственных ногах и чуть не упал. То, что я увидел впереди мне совершенно не нравилось. Я бросил умоляющий взгляд на Населя, но он не замечал ничего вокруг и шагал в своем тумане. Отчаянным рывком я незаметно для друга развернулся и попытался бежать, но тут же он подхватил меня и потянул за собой, в самую гущу рынка. Рынка техники. Худшего места для меня на Земле придумать было нельзя. Я снова попытался бежать, но Насель отрезал все пути отхода и увлёк вглубь этого лабиринта из прилавков, чтобы я ни за что не смог выбраться сам. Боевая единица с серьёзным видом расхаживал между лавок, а я грустно плёлся за ним следом, бросая по сторонам беспомощные взгляды. Насель со знанием дела вертел в руках разные непонятные предметы, подолгу чесал подбородок и многозначительно хмыкал. Но каждый раз, когда я спрашивал, что за вещь он держит, друг отвечал лишь: «без понятия», — и продолжал критично морщить нос, перебирая какие-то детальки. Его глаза всё больше и больше разгорались алчным блеском, мои же с каждой минутой гасли. Меня пугало всё, что связано с техническим прогрессом, а места скопления детищ цивилизации ввергали в шок и панику. Оглядываясь по сторонам, я натыкался лишь на бездушный металлический блеск ото всех прилавков и витрин. Каждый предмет был либо вывернут в абсолютно невозможную фигуру, либо походил на обыкновенный металлический брусок. А в моей голове вертелись два вопроса: «Что?» и «Зачем?». Панический страх в душе вызывало отнюдь не непонимание происходящего, а отсутствие возможности понять. Внезапно моё внимание привлёк ящик, доверху заполненный небольшими коробками. На вид они были совершенно обыкновенными: белые, перемотанные ленточкой. В такой нам дали кактус, только коробка была немного больше. Люди, как муравьи, толпились вокруг и с оживлением вертели их в руках, взвешивали на ладонях и, уж совсем глупая вещь, покупали коробочки. Я остановился рядом и стал наблюдать за копошащимся роем покупателей. Их бурное оживление меня поражало и вскоре начало пугать. Испуг нарастал, и я уже начал сомневаться, что нахожусь среди нормальных людей, как вдруг где-то рядом раздался звук разрывающегося картона. Сбоку от меня стоял новый счастливый обладатель белой коробки, методично рвущий ее на части. Сомнений больше не было никаких, вокруг сумасшедшие, и я начал пятиться назад. И тут в глаза ударил солнечный зайчик, отскочивший от блестящей поверхности того, что скрывалось за разодранной белой коробкой. Я ахнул и сделал шаг вперёд, навстречу этому человеку; коробка была всего лишь упаковкой. Мужчина вёл упорную борьбу с коробкой, а я неотрывно следил за его руками. Что-то темное с тусклым металлическим блеском медленно показывалось из-за белой обертки. Маленькими шажками я подкрадывался всё ближе и ближе, как вдруг очередная лавина людей пронеслась мимо, скрывая заветную тайну из моего поля зрения. Я рванулся вперед, но встрял в самую гущу потока, который начал уносить меня от ящика. Отчаянным рывком я вырвался на свободу и тут же обернулся в поисках рук, рвущих белую коробку. Но место, где стоял человек, было пусто. Я быстро оглянулся по сторонам, но нетерпеливого покупателя и след простыл. Вблизи не было ни одного знакомого лица. Одинокий и потерянный я стоял посреди улицы и внезапно задумался, а какое мне, в сущности, дело до того, что лежит в этой коробке? А дела не было никакого, и не было причин, почему бы я рвался это выяснять… кроме одной, о которой я уже начал забывать- я слишком упрям. Пришло время пораскинуть мозгами. Занятие было необычное, но весьма увлекательное. Я осмотрел толпу покупателей, пытаясь изучить обстановку. Все новые и новые люди подходили к таинственному ящику, оценивающе изучали висящую рядом табличку, кто-то восхищался прочитанным, кто-то недовольно цокал языком и уходил. А я стоял и с укоризной смотрел на черные буквы. Ни этой таблички, ни других, разбросанных по всему рынку, я не заметил. И теперь, открыв для себя эту тайну, я готов был срывать пологи неизвестного. Я ринулся в толпу, расталкивая людей локтями и проделывая себе путь к табличке. Почему-то показалось, что узнай я эту простую истину, всего лишь пару строк, написанных на сбитых досках, и мне откроется тайный смысл всего сущего. Тайны мироздания перестанут существовать, сумей я понять хоть что-нибудь в прилавках с техникой. Покров неизвестного уже приоткрывался перед внутренним взором, когда, втесавшись в толпу покупателей, я прочитал «КНЧ Mi 100MAH». Занавес таинственного судорожно дёрнулся и застыл, а на моем лице отразилось полное непонимание. Внезапно кто-то из покупателей, рьяно прорывающийся наружу, задел меня плечом. Я бросил на него потерянный взгляд и тут же сфокусировался на сжимаемой в руках незнакомца белой коробке. Сами собой мои пальцы сжались на рукаве жертвы и потянули на себя. Мужчина нервно дернулся, пытаясь освободиться, и судорожно прижал к груди свой коробок. На его лице отразился ужас, когда он посмотрел на меня, крепко вцепившегося в его пиджак. Я улыбнулся ему самой широкой своей улыбкой и поспешно задал мучающий меня вопрос. — Что это!?