Со слов прохожего дорогу к ратуше найти было несложно. Спустя несколько метров по яркой улице, темному переулку и пару поворотов её залитое огнями вечерней подсветки здание возвышалось над нашими головами. Ратуша была потрясающа. Как не жаль было это признавать, но мне хотелось попасть внутрь. Она возвышалась над нами со своими высокими резными колоннами на входе, величественными статуями древнегреческих богов, множеством балкончиков и больших стеклянных дверей, которые вели на них из залов. Выложенные из кремового камня, который сейчас светился золотом, стены казались ажурными из-за витиеватых узоров, высеченных на них. «Классицизм», — подумал я. «Барокко», — подумал Ларри. «Кошмар», — заключил Насель. К ратуше со всех сторон стекались люди. Кто неспешно прогуливался широкими аллеями, наполненными запахом теплой листвы, кто выходил из карет с лакеями и кучерами. Вокруг столпилось столько народу, что Ларри не сразу заметил свою первую незнакомку, даже когда она издалека помахала ему рукой. — Ларри! — ахнула она, когда увидела командира в новом наряде. — Как я рада, что ты пришел! Это так чуде…вы тоже здесь? Незнакомка скривилась при виде Населя, выступающего из-за спины друга. Он тоже был не особо рад видеть девушку. А когда она прижалась к командиру, обхватывая его локоть, боевая единица, нервно дергая глазом, уже потянулся, чтобы отодрать ее от Ларри. Но не успел. — Смотри! Смотри! — закричал я, хватая друга за руку, и потянул его к ратуше. Девушка потащила Ларри туда же. Поравнявшись с нами она степенно ввела нас в залитый белым светом дверной проём. Мир вокруг меня будто бы расступился. И хотя я зашел с бескрайней улицы, а над моей головой было едва начинающее сереть небо, но зал, открывшийся моему взору, казался намного шире и просторнее. Как будто бы вне этого помещения деревья сжимали меня, а небосвод давил сверху. Все здесь дышало неповторимым величием и светом. Светло-кремовые стены, украшенные картинами и декоративным оружием, белоснежные колонны, мраморный пол и лепной потолок. Мы поднимались по широкой лестнице, сделанной из светлого дерева. Из ножек перил были вырезаны маленькие фигурки животных, которые глядели на нас своими глазками без зрачков. И, конечно же, огромная люстра свешивала свои длинные гирлянды, похожие на ветви плакучих ив, вниз, едва не касаясь ими пола. Обстановка была пугающей. Слишком пафосно, слишком торжественно, всё слишком. Я не знал, куда деть глаза, и растерянно рассматривал стены. Как вдруг мой взгляд упал на неё. Я больше не мог отвести зачарованного взгляда. Её хрупкий стан и точеные формы притягивали, она выделялась среди вычурной помпезности всей обстановки простой изящностью. Она казалось очаровательно нежной и хрупкой, но буйный и своенравный характер был виден в каждой детали, решительность играла в её прямых формах. Я влюбился в неё с первого взгляда, я ждал её всю жизнь, она нужна была мне, как воздух. Рапира, одиноко висевшая на вычурно-белоснежной стене. Сомнений даже не возникало, что она идеально ляжет в пустующие ножны мушкетерского костюма. Её место в сражениях, её красота предназначена для битв, для смелых поступков и путешествий. Она не должна ржаветь на стене этого места, и я должен спасти её! В голове уже мелькали картинки, как посреди сражения я, звеня сталью, вынимаю рапиру из ножен. Как расхаживаю по Бразилии в голубом плаще, едва прикрывающий резной эфес. Как в пылу очередного бегства она бьется о мои голени. У кого еще, среди этих унылых, угрюмых городских жителей есть своя рапира? Я так и замер посреди лестница, завороженный её прекрасным видом. И так бы и простоял, если бы Насель, заметив моё отсутствие, не вернулся и не поволок по ступеням. — Подожди! — закричал я, упираясь. — Мне нужна рапира! Насель остановился и посмотрел на стену. — Эта что ли? Я кивнул. Боевая единица на секунду задумалась, а потом потянулась к цепочке, на которой висело оружие. Но тут сзади кто-то театрально кашлянул. Мы обернулись и увидели, как Ларри за спиной незнакомки показывает нам кулак. — Потом заберём, — сказал Насель, подталкивая меня вперед. Незнакомка завела нас в ещё один огромный зал, утопающий в золотых красках. Появление новых лиц не осталось незамеченным, и вновь прибывший квартет окружили, как я догадался, подруги нашей нимфы. Обступив нас со всех сторон, они бросали любопытные взгляды то на одного, то на другого, а с их, намазанных чем-то ярким, губ слетали тысячи вопросов. — Как вас зовут? Откуда вы? — наперебой галдели девушки. И самый главный вопрос, который их почему-то волновал больше всего: — Вы иностранцы? Насель на чистейшем, как ему казалось, английском произнес: — Yes. Ich bin birdmen. Flocken fallen…nider. Девушки заворожённо захлопали ресницами. Но незнакомке не стоялось на месте. Она нетерпеливо потянула Ларри за рукав, увлекая его и своих подруг вглубь зала. Командир этому не сильно противился и на прощание он помахал нам рукой. В ответ у Населя только дёрнулся глаз. Я осматривал зал, выискивая укромное местечко, где можно было бы скоротать время. Такое место не находилось, и я уже повернулся, чтобы сообщить об этом другу. Но и он рядом уже не находился. — Ну, замечательно! — в сердцах воскликнул я. — И что мне теперь делать? Но внезапно, словно бы ответ на мой вопрос, до меня донёсся прекрасный аромат. Я обернулся в поисках его источника и обомлел, уставившись на занимавший большую часть зала стол. Возможно, скатерть на нём была белой, но её не было видно из-за тарелок, блюд, подносов, салатниц, супниц и пиалок, которыми она была заставлена. Чувство потерянности отступило, и я решил, что пора наслаждаться вечером. Из неопознанного источника лилась музыка решительно приятнее, чем современный джаз. Люди вокруг кружились в танце, сбивались в группки и о чем-то оживленно беседовали, периодически хватая с подносов, которые носили по всему залу официанты, бокалы с чем-то светлым и пузырящимся. Я ни на секунду не отходил от стола, придирчиво дегустируя предложенную еду, и мог с уверенностью сказать, что чувствовал себя счастливым. Единственное, что меня беспокоило, так это отсутствие наших походных мешков. По настоянию Ларри, мы запрятали их в ближайшем сквере. Теперь всё, что в скором времени должно было стать нашим продовольственным запасом в дорогу, мне приходилось засовывать в карманы, а это было неудобно. Я застыл с пирожком в руке, не зная, куда его положить, как вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Я обернулся, и в меня тут же впились тёмные глаза, полные тоски и печали. Они смотрели с невообразимой грустью, казалось, будто бы густая ночь высосала всю радость из этого взгляда. Он пронизывал насквозь, задевая в душе что-то живое и трепетное, взывал стать добрее и благороднее, молил помогать близким. И принадлежал он маленькой дрожащей собачке. Она сидела на руках какой-то женщины и с грустью смотрела на пирожок в моей руке. Я тоже обратил на него внимание. Действительно, с пирожком надо было что-то делать. В карман он не помещался, и я откусил от него большой кусок. Собачка нервно сглотнула и быстро облизнулась, будто на что-то мне намекая. Намеков я никогда не понимал и не любил, поэтому поспешил отвернуться от печальных глаз. И тут же уткнулся носом в чью-то грудь. — Здравствуйте, — проговорил я, медленно поднимая голову вверх. Надо мной нависало знакомое настороженное лицо. Насель шарил глазами по всему залу, словно пытался что-то найти. — Ну, как? Нравится здесь? — спросил я друга. — Нет, — отчеканил тот, не задумываясь. Собачонка отчаянно тявкнула и Насель обмер. Его лицо вытянулось, глаза резко округлились, сдвинутые у переносицы брови поднялись. — Почему? — прошептал он. — Почему всегда со мной? — Неужели ты даже таких маленьких собак боишься? — со вздохом спросил я, на что Насель затравленно кивнул. Тем временем женщине с собачкой почему-то не стоялось на месте, и она начала дефилировать по залу. Собачонка ни на секунду не выпускала пирожок из виду, Насель не упускал из виду собачку. — Оно следит за мной, — сообщил он. — Оно следит не за тобой, а за едой, — ответил я. — Да. И его еда — я, — с уверенностью в голосе сказал Насель. Внезапно зрительный контакт был нарушен, и животное ушло из-под контроля боевой единицы. Он заметался, стал озираться по сторонам, но женщина затерялась где-то в толпе. На лице Населя отразилась испуг, плавно переходящий в панику. Я судорожно попытался отвлечь его от тяжёлых мыслей, задав нейтральный вопрос: — Так почему тебе здесь не нравится? — Люди. Полно народу. Еще и собак пускают… Кошмар какой-то! — несвязно пробормотал Насель. Он упорно переводил разговор на собак. — Зато еда вкусная, — я сделал еще одну попытку увести тему беседы в сторону. — Отвратительная, — тут же выпалил Насель, — такую даже собаки бы не ели. А они ничем не брезгуют. Разговор не клеился. Насель отчаянно выискивал в толпе собаку, а я думал, как его можно успокоить, не отходя далеко от стола. В раздумьях я откусил еще кусок от пирожка и стал задумчиво его жевать. Но тут беда подошла вплотную — женщина с животным оказалась за спиной друга. — Вам нравится моя собачка? Я отчаянно замотал головой, подавая знаки кому угодно, кто бы их понял: Населю, женщине, собачке. Но боевая единица уже обернулся и встретился один на один с грустными глазами. Дама попыталась кокетливо улыбнуться Населю, но тот не сводил взгляда с собачки. Она всё так же скорбно провожала пирожок в моих руках. Проследив за её взглядом, я быстро запихнул еду себе в рот и почти целиком проглотил. Собачонка протяжно заскулила. В этот момент Насель закатил глаза и грохнулся на пол. Женщина истерично взвизгнула, роняя из рук собаку. Та тут же вприпрыжку принялась крутиться вокруг ног, оглашая всё своим пронзительным голосом. Музыка оборвалась на скрипучей ноте, люди обернулись в нашу сторону и тут же ринулись смотреть, что происходит. В мгновение ока вокруг развалившегося на полу Населя образовалась густая толпа. Меня оттеснили в сторону от бездыханного друга, не давая возможности прорваться к нему. Кто-то впереди стоящий удерживал людей, не давая сердобольным господам затоптать неподвижное тело. И единственным, кто находился рядом с пострадавшим, была собачонка. Она долго и заливисто лаяла, но её голос утопал во взволнованном гуле толпы вокруг. Тогда она начала с интересом обнюхивать Населя, который будто бы закоченел. — Что с ним? Срочно зовите врача! — наперебой выкрикивали из толпы. Люди с задних рядов подпрыгивали, пытаясь рассмотреть, что происходит. — Спокойно. Я врач, — неожиданно для самого себя сказал я. Толпа расступилась передо мной, пропуская вперед к первому в моей жизни пациенту. Присев рядом с Населем, я взял его руку, пытаясь найти пульс. — С каких это пор ты врач? — прошипел он сквозь зубы так, чтобы никто не слышал и не видел движения его губ. — С этой самой секунды. — И как, получается? — Не очень. У тебя нет пульса. А что ты вообще делаешь? — Притворяюсь мёртвым. Меня этому лесник научил. Из груди непроизвольно вырвался тяжелый вздох. Поднявшись на ноги, я наткнулся на вопрошающие взоры толпы, ждущей чего-то от меня. Сам собой второй вздох получился еще более тяжёлым, чем первый. Толпа, расценившая это как плохой знак, обеспокоенно зашумела. С нарастающим беспокойством они принялись ставить диагнозы, которые с течением времени становились всё более редкими и несовместимыми с жизнью. Некто незримый в общей массе людей кричал, что прочитал все книги профессора Оффеберга, который говорил о приближении некой страшной эпидемии, и теперь все присутствующие наверняка обречены. Эта новость не добавила спокойствия в волнующиеся ряды светских господ. Я тем временем пытался изловить юркую собачонку. Она носилась вокруг неподвижного Населя и не хотела даваться мне в руки. Я бежал за ней, согнувшись и выставив руки вперед, надеясь схватить упрямое животное. Её лысый хвост был в сантиметре от моих пальцев, когда внезапно я зацепился о раскинутые в стороны ноги друга и с грохотом повалился на него сверху. Насель сдавленно ухнул и сморщился. — Я начинаю думать, что хуже: ты или собака. И пока что ты, карапуз, побеждаешь, — сообщил он мне придавленным шепотом. Какая черная неблагодарность! Я спасаю его рухнувшее достоинство, и вот, что получаю взамен. Мокрый, злой и уставший я скатился с товарища, искренне надеясь, что хорошенько его ударил. И внезапно осознал, что над нами нависла тишина, обеспокоенный гул толпы стих. Медленно я поднял голову вверх. Беспокойство переросло в удивление, и теперь окружающие с непониманием наблюдали, как доктор гоняется за собакой. Я стоял на четвереньках и с таким же непониманием смотрел на них. «И что теперь?» — пронеслось в голове. Внезапно на глаза попалась притаившаяся между людей хозяйка собачонки. Рывком поднявшись с земли, я отряхнул костюм и резким, может даже чересчур резким, тоном гаркнул: — Женщина, заберите своё животное! Оно может повредить больного…. навредить больному. Растерявшаяся от происходящего дама поспешно выскочила из толпы и в такой же позе, в какой мгновения назад был я, принялась ловить разбушевавшуюся собачку. Как только животное оказалось в её руках, хозяйка перевела на меня полный растерянности взгляд. Женщина была настолько удивлена происходящим, что не сразу поняла, что кто-то настойчиво выталкивает её из зала. И когда сознание вернулось к ней, то было уже поздно — я захлопнул дверь прямо перед её носом. — Уф, — выдохнул я, одергивая пиджак. В ту же секунду находящемуся при смерти бесчувственному телу стало лучше. Оно встало, залпом выпило рюмку коньяка, которую так кстати кто-то держал в руках, и задумчиво скрылось. * * * Где же всё это время был Ларри, спросите вы. Куда увлекла его таинственная незнакомка, и почему он больше не появлялся в нашем поле зрения? Всё очень просто. Капитан по традиции расположился лучше всех, на то он и мозговой центр путешествия. - *Не знает юность совести упреков, Как и любовь, хоть совесть — дочь любви. И ты не обличай моих пороков, Или себя к ответу призови. Тобою предан, я себя всецело Страстям простым и грубым предаю. Мой дух лукаво соблазняет тело, И плоть победу празднует свою.