— Эх, мандолины и маракасы, чача, тако, сомбреро и океан: огромный, теплый и лазурно-синий… определенно, это то место, где хочется жить! Кто знает, быть может, там даже наш карапуз найдет своё счастье, — пьяно посмеиваясь, проговорил он, — да, Аникей? С пьяным другом лучше было не вступать в разговор, поэтому я напустил вид крайней сосредоточенности, уплетая своё мясо. Не дождавшись ответа, Насель махнул на меня рукой и приложился к горлышку бутылки. — Ну, вы и идиоты, — заключил лесник. Насель подавился алкоголем и лесник начал бить его по спине. — Вроде бы взрослые люди, а в сказочки верите, — говорил он, параллельно отвешивая удары по мощной спине Населя. — В вашем возрасте пора перестать о таком думать. В конце концов, это не принесет вам ничего, кроме разочарований, а то и в могилу сведет. Пора задуматься о делах насущных. — Это каких же? — спросил Насель, откашлявшись. — Ясное дело, каких: дом, семья, дети, работа. Поверь, они согревают холодными зимними вечерами намного сильнее. Да и подумай сам. Неужели вам действительно удастся дойти до своей Бразилии: пешком, без копейки за душой, да ещё и с твоей удачливостью. Мой вам совет, как старого, прожившего жизнь человека, — поворачивайте назад. — Повернуть в самом начале? — Лучше раньше, чем когда будет поздно. Знаешь фразу: «Я мыслю, значит существую»? Умение думать рационально — то, что делает нас людьми. Как лесник это тебе говорю. Я вздрогнул. — Ерунда, — воскликнул Насель, — умение прагматично мыслить делает нас роботами, людьми — способность мечтать и фантазировать. Мечтая, мы к чему-то стремимся, фантазируя — придумываем способы этого достичь. Погруженный в цифры клерк не может открыть новых звезд. Он сидит, уткнувшись носом в бумаги, при свете огарка свечи, даже не поднимая взгляд на небо. Он знает, что звезды есть, они появляются каждую ночь и их настолько много, что пытаться найти новую — пустая трата времени. И только идеалист, мечтатель и фантазер станет искать новые созвездия, разглядит в бесформенном скоплении огоньков медведицу, весы и древнегреческий богов. Долгое время всё говорило о том, что Земля плоская, и людей это устраивало. Какая разница, хоть квадратная, главное, что на ней можно разводить детей и рационально рассуждать. Но ведь она круглая! По спине пробежали мурашки и меня снова передёрнуло. Сердце бешено заклокотало в груди. «Так вот в чём была проблема» — с улыбкой подумал я. Это было ответом на мой давний вопрос. В ушах почему-то зашумело, и когда я очнулся, понял, что крепко сжимаю пальцами край стола. Сбоку началось какое-то шевеление. Быстро оглянувшись по сторонам я, холодея, заметил, что на нас стали бросать заинтересованные и местами подозрительные взгляды. «Скоро нас будут бить» — пришёл я к выводу. — Ты рассуждаешь, как ребенок, — сказал лесник. — Плевать. В душе мне только девять. Лесник резко вскочил с места, с грохотом роняя бочку на землю. Он повернулся к нам спиной и я понял, что сейчас он начнет что-то говорить заинтересовавшейся нашей компанией толпе. И после этого нам точно не уйти целыми от пьяных посетителей. Единственная трезвая голова в этом заведении, то есть моя, начала напряженно работать. Но затуманенный алкоголем разум сработал быстрее. Насель схватил лесника за плечо, резко повернул его лицом к себе и со всей силы ударил его в отвисшую челюсть. Лесник повалился на щербатый пол. — Ну, и? Что же ты замолчал? — не нашел ничего лучше сказать мой друг. Кто-то из посетителей резво вскочил на стол, ошалело оглянулся по сторонам и с диким криком: «Наших бьют!» ударил ближайшего человека в челюсть. Насель отвлекся в ту сторону и не заметил, как лесник поднялся с пола и ответил ему крепким ударом. Мой друг отлетел к барной стойке, разбивая спиной всё, что стояло там. За спиной лесника уже кипела бодрящая трактирная драка. Я понял, что настало моё время, и быстро спрятался за стойку. Битва была нечестной: Насель стоял один против всего трактира, отбиваясь обломком стула. Я быстро пополнял запасы своего мешка и, когда в него уже решительно ничего больше не могло вместиться, решил, что настало время спасать товарища. Забравшись на стол, я с боевым кличем прыгнул в самую гущу сражения. Но тут воротник моей рубашки зацепился за низко висящую люстру. Я безвольно повис на ней, болтая ногами и пытаясь освободиться. Носок моего увесистого ботинка случайно врезался кому-то в челюсть, и я с ужасом увидел, как медленно с пола поднимается некто, цепляя макушкой потолок. Противник был шириною в дверь и он стал надвигаться на меня. Сглотнув застрявший комок в горле, я, что было сил, замахал ногами в отчаянной попытке освободиться. Враг был рядом, он замахнулся кулаком размером с мою голову, и тут послышался треск. Мы оба подняли взгляд вверх. Весь потолок избороздили маленькие трещинки. Я сделал последний отчаянный рывок, и люстру вырвало вместе со штукатуркой. Мы с диким грохотом упали вниз, и воздух тотчас наполнился белой пылью. Я упал на что-то мягкое, а сдавленная ругань откуда-то снизу говорила о том, что лучше бы я сломал себе ноги. В белом мареве, где ничего нельзя было разобрать и полной сумятице, я почувствовал, как кто-то подхватил меня под руки и волочит на улицу. «Сейчас будут бить», — пронеслось у меня в голове. — Открой глаза, карапуз, — донесся до меня голос товарища. Я широко распахнул глаза и обнаружил, что сижу на пороге трактира, а рядом Насель крепко держит меня за плечи. — Ты цел? — Нет! — пискнул я и сорвался с места. Сзади послышался звук выбиваемой двери, и толпа пьяных мстителей вывалилась наружу. Я понесся по уже известной мне узкой улочке, Насель летел следом. Преследователи настигали нас. Завернув за угол, мы вырвались из их поля зрения, что дало нам небольшую фору. Убежать от разъяренных и пьяных сельских жителей нам не удастся, и единственным нашим шансом на спасение было найти укрытие. Я резко остановился посреди дороги и в панике начал оглядываться по сторонам. В голову не лезла ни одна толковая идея. Бегущий Насель схватил меня за шиворот и потянул дальше по улице. Воротник впился мне в шею, выдавив весь воздух и не давая сделать новый вдох. Я попытался вырваться, но друг держал меня железной хваткой и продолжал мчаться вперед. Я услышал звуки погони. Еще чуть-чуть и толпа окажется на тесной улочке, вот тогда нам точно конец. Но только я так подумал, как Насель с силой впихнул меня в темный, едва заметный переулок. Именно отсюда и выскочил Ларри, когда они гнались за мной, уносящим сервиз, догадался я. Мы вжались спинами в стену дома, надеясь, что с главной улицы не будет видно две тени в и без того темном переулке. Бешеная одышка душила меня. Дыхание было громким и рваным, я изо всех сил пытался приглушить его. Рев толпы послышался на улице. Она приближалась все ближе и ближе, и топот сотен ног сотрясал землю. Впереди нёсся лесник с подбитым глазом. Он рьяно возглавлял свою рать, вооруженный ножкой от стула. Я стал догадываться, отчего их было так мало в трактире. Толпа неслась за своим предводителем, размахивая тем, что первое попалось под руку: у кого битая бутылка, у кого и вовсе кость от мяса. Вот они приблизились к темному закоулку, в котором прятались я и Насель. С нашей удачей я почти не надеялся выйти из этого переулка живым. Вот мимо пролетел лесник, а за ним с оглушающим ревом вся его рать. Сейчас он должен был резко остановиться, повернуть налившиеся кровью глаза в нашу сторону и с орудием наголо бросится на нас. Шансов нет. Но воодушевлённая погоней толпа пронеслась мимо, даже не повернув головы в нашу сторону, и вскоре скрылась за очередным поворотом. Звуки погони начали затихать вдали и вскоре стали едва различимы на общем фоне ночных мелодий. Насель устало присел на корточки, обхватывая голову руками. Он выглядел весьма потрёпанным: налившаяся шишка на лбу отчетливо выступала из-под разметавшейся челки, нижняя челюсть разбита, под правым глазом красовался насыщенного аметистового цвета синяк, а вся одежда была в копоти и дырках, прожжёнными искрами. — Ты это видел! — внезапно взревел он. — Этот лесник…зачем мы вообще за ним пошли, я же говорил, что ему нельзя верить. Гад, завёл нас непонятно куда, ещё и поживиться решил. Хорошо, что я ему врезал. Было бы в трактире меньше народу и ему бы несдобровать. Ох, я бы размазал его гнусную физиономию по стенке. Чего ты молчишь, карапуз? Скажи, что ты со мной согласен! — Отчасти, — проговорил я. — От какой ещё части? — весь вспыхнул Насель, вскакивая с земли. — Может ещё скажешь, что лесник был прав, и нам следует заняться чем-то более серьёзным. — Нет. Это как раз была та часть, в которой я согласен с тобой. Но всё-таки, может, не стоило так резко с ним поступать? — А как ещё мне было с ним поступать!? — Поговорить с человеком. Решить всё можно диалогом. — Поговорил. Он меня высмеял! — Не то чтобы высмеял. Он хотел тебе помочь, образумить. — Не нужна мне его помощь. — Очень даже нужна. — Мне от него ничего не нужно! — Он мог дать нам еды, ночлег, карты, в конце-концов. Или просто указать дорогу. — Сами разберёмся. — Как? Опять последуем за «знаком свыше». Один уже привёл нас сюда, дальше что? — Ещё утром ты был в восторге от этого плана. Да, и что с тобой такое, карапуз? Ты стал говорить так разумно. Я осёкся и только судорожно взхдохнул. — Что было с ним спорить, — продолжил Насель. — Он был пьян. — Ты тоже был не особо трезв, — тихо ответил я. — Тем более. Я и в трезвом-то виде не могу решать проблемы диалогом, а в таком состоянии чего от меня ждать? — Ладно, чего уже теперь говорить, — вздохнул я. — Может и хорошо, что так всё вышло. Пойдём, найдём где поспать, а утром уже будем разбираться. Усталость брала верх. Мы с Населем тихо крались по деревушке, прячась в густых тенях и выискивая место для ночлега. Ночь близилась к середине, или скорее к концу, когда мы вдруг вышли к огромному полю. Оно простиралось далеко вперед, скрываясь где-то за линией горизонта. Руки рабочих уже прошлись по нему с серпами, и то тут, то там виднелись снопы сена. Вздох облегчения вырвался одновременно. Собрав остатки сил, мы доковыляли до мягкого стога и рухнули в него. Я зарылся в теплую солому, прячась от прохладного ночного ветра, беспрепятственно гулявшего по полю. Легкие наполнил успокаивающий запах свежей травы и влажной земли. «Ничуть не хуже», — подумал я, вспоминая образ мягкой кровати в трактире. Глава 2, в которой мы катаемся на лодке — Вправо! Вправо! Табань! Ларри судорожно схватился за край лодки. Его голова нещадно болела, а мягкие, успокаивающие волны реки вызывали приступы дурноты. — Что происходит? — спросил он хриплым голосом. Перед глазами всё плыло, и ему с трудом удавалось разглядеть окружающий мир. — Угомони этого припадочного! — воскликнул Насель, упорно пытаясь ударить меня веслом. — Сухопутные крысы! Лесные лисы! Домашние собаки и полевые мыши, — кричал я придуманные мной же ругательства, раскачивая лодку из стороны в сторону. — Что ты делаешь? — удивленно спросил Ларри, устало потирая глаза пальцами. — Я пират! — Ты идиот! — огрызнулся Насель. Недалеко что-то плавно покачивалось на волнах. Промчавшись по всей лодке, я оказался на носу и снова закричал, имитируя пиратский голос: — Вражеские корабли прямо по курсу. Свистать всех наверх, сабли наголо, пушки к бою. Мы идём на абордаж. — Это всего лишь стайка уток, — проговорил Ларри. — Это флот! — обиженно воскликнул я. — Насель, греби туда. — Нет, — отчеканил тот. Мой друг вынудил меня пойти на крайние меры. Мне придется взять бразды управления лодкой на себя. Окрыленный этой мыслью, я попытался заполучить символ власти в наших условиях — весло. Но не стоит забывать, у кого в руках оно находилось. Насель, как всегда, упёрся ладонью мне в лоб и не подпускал к себе. Весло он поднял у себя над головой, и больше я не мог до него дотянуться. Но я не мог сдаться. Возможно, я был не так силен, как Насель, и, может, не так хитер, как Ларри, но я был упрям, как никто другой. — Смирись, карапуз! Ты должен покориться неизбежному, — вещал Насель с бесстрастным лицом. Ларри со вздохом опустился на дно лодки. — За что мне это? — простонал он, прикрывая глаза. — В каком смысле? — обернулся к нему Насель. Это был мой шанс. Внимание Населя было полностью сфокусировано на больном товарище. Пришло время действовать. Я прыгнул на Населя, тот завалился на спину и через мгновение я уже вцепился в весло и со всей силы тянул его на себя. Лодка накренилась сначала в одну сторону, затем в другую, грозя перевернуться и выбросить своих пассажиров в холодную реку. Блестящие брызги радужным фейерверком искрились на солнце и прохладным душем опускались на наши головы. А тем временем на дне лодки уже начало скапливаться небольшое озерцо. «Как бы нам не пойти ко дну» — мимоходом подумал я. Но, как я уже говорил, моё упрямство не знало границ. Оно пренебрегало всеми доводами рассудка, здравым смыслом и техникой безопасности. В моей голове, не знавшей ни одной разумной мысли, царил полный хаос. Руки не только не разжимали весло, но с ещё большим остервенением рвали его в свою сторону. Намокший Ларри пытался казаться невозмутимым на дне лодки. Он лежал с закрытыми глазами, не обращая внимания ни на наши крики, ни на возможное скорое кораблекрушение. Его невозмутимое спокойствие могло вызвать предательскую дрожь в ком угодно. Но не во мне. Я стоял спиной к Ларри, не видел его и был бесстрашен. — Сели оба! — проговорил Ларри.