Я тихонько смеюсь и слышу, как мне вторит Король. — Он часто говорил о вас с Ашоном, — говорю я и немного ковыряю огонь, хотя он не требует внимания. — Что он говорил обо мне? — спрашивает Король, покидая сиденье и, спотыкаясь, направляясь ко мне, только чтобы тяжело упасть и растянуться перед огнём. Интересно, часто ли он бывает таким и известно ли ассамблее о его расстройстве? Я улыбаюсь, радуясь тому, что Кедрик рассказал о нём. — Он говорил, что вы были его лучшим другом, его советником. Что в последние годы вы также стали его отцом. Я говорю, отвернув голову, чтобы дать ему немного личного пространства, когда Король замирает при моих словах. Огонь вспыхивает и потрескивает. — Они сказали мне, что мой брат любил тебя. А ты любила его? — мягко спрашивает он. — Да, — говорю я, моё сердце больно сжимается. Это то, что мучило меня после смерти Кедрика. — Я никогда не говорила ему, — признаюсь я. Я обвожу рукой комнату. — Солати — более консервативная раса, чем ваша. Мне было стыдно сказать ему об этом, — я сжимаю оба кулака, левый ещё не полностью. — Я горько сожалею об этом. Я надеюсь, он знал, что я любила его. Что я всё ещё люблю его. — Мой брат всегда был уверен в себе с женщинами. Ему и в голову бы не пришло, что ты можешь чувствовать иначе, — говорит Король. Я морщу лоб на его комментарий, гадая, что он имел в виду. Кедрик никогда не казался мне таким. Он был уверен в себе, но я никогда не считала его высокомерным. — Он любил тебя, несмотря ни на что, — Король встаёт на нетвердые ноги. — Что за дурак! Влюбиться в Принцессу. Не знаю, о чём он думал. Он, пошатываясь, подходит к кровати и с размаху бьёт кулаком по одной из каменных колонн, окружающих её. Мои глаза распахиваются от его внезапной ярости. Я встаю, схватившись за мех. — Ты можешь быть беременна? — спрашивает он, поворачиваясь обратно. Я задыхаюсь от его грубости. — Это не ваше дело! — говорю я. Король делает шаг ко мне. Я колеблюсь, неуверенная, что делать. — Не стыдись. Мой брат никогда не стеснялся показывать свою привязанность к представительницам слабого пола. Я снова вздыхаю. Почему он говорит такие вещи? Я не думала, что Кедрик был с другими женщинами до меня. Но он прав, я видела достаточно откровенных прикосновений в обеденном зале, чтобы понять, что Гласиум очень отличается в этом отношении. Моё сердце замирает. Любовь, которую я испытывала к Кедрику, как-то потускнела. Я смотрю на Короля, который немного колеблется, прежде чем возобновляет своё медленное движение ко мне. — Почему он предупредил других не говорить о твоей вуали? — размышляет он. Его голос стал немного ровнее, он уже не так невнятно произносит слова. Я не отвечаю. Это слишком личное, чтобы говорить об этом. Я смотрю в сторону двери, раздумывая, стоит ли мне сейчас уйти. Я оглядываюсь назад, и король вдруг оказывается прямо передо мной. В испуге я отпрыгиваю назад. — Он видел твоё лицо? — спрашивает он. У него сладкое дыхание, очень сладкое. — Нет, — вру я, пытаясь успокоить его. Я опускаю взгляд на одну из его рук. Обе они вместе взятые практически могли бы вместить мою голову. В лучшем случае, я смогу уклониться от него, пока он так болен. Он всё ещё был в состоянии справиться с двумя моими стражниками, и у меня не было никаких реальных шансов против него с почти зажившим запястьем и негнущимся плечом. Я оглядываюсь вокруг в поисках пути к побегу. — Ты в ловушке, девочка, — мурлычет Король, подходя ближе. — И ты соврала мне. Я не люблю лжецов. — Не называйте меня… Он бросается вперёд на середине моей реплики и хватает меня за плечи. Моё дыхание становится поверхностным и учащённым. — Я хочу видеть то, что видел он, — рычит Король. Моё сердце заколотилось в груди, когда я поняла его намерение. Он тащит меня к стене рядом с камином и прижимает мои плечи к стене своим предплечьем поперёк моей груди, прежде чем я успеваю моргнуть. Мои глаза расширяются. Я беззащитна. Я хватаю его предплечье обеими руками, пытаясь оттолкнуть его, царапая его. Это не тревожит его. Я пинаю его ногами, но он прижимает своё тело к моему, сдерживая мои ноги. Я запрокидываю голову назад и ударяю его под подбородок. Он ворчит, но не ослабляет хватку. Вместо этого другой рукой он срывает с меня вуаль. Я едва успеваю зажмурить глаза. Она снята, моя вуаль снята. Король не говорит ничего, он не издает ни звука. Единственное движение — это движение моей груди под его предплечьем и звуки моих судорожных попыток дышать сквозь страх. Я не смею открыть глаза. В комнате царит полная тишина, если не считать периодического потрескивания огня. Я вздрагиваю, поворачиваю голову, когда он начинает касаться моего лица. Он проводит по моим скулам и подбородку, по лбу, вниз по челюсти, не обращая внимания на мои попытки оттолкнуть его, мотая головой из стороны в сторону. — Открой глаза, — говорит он хриплым голосом. Я никуда не денусь, пока он меня не отпустит. Я открываю глаза и смотрю на него. Он отшатывается от меня так быстро, что я чуть не падаю. Я пытаюсь собрать мех с пола, так как он падает на пол без упора его предплечья, удерживающего его на месте. Я встаю, не в силах встретиться с Королём взглядом после того, как он увидел мою наготу. Он абсолютно безмолвен. Я наконец-то поднимаю глаза и удивляюсь его абсолютно шокированному виду. Его глаза отрываются от моих только для того, чтобы посмотреть на вуаль в его руках. Его рот открыт. Не знаю, как долго мы так стоим, но мои руки начинают дрожать от напряжения. Король Джован тяжело сглатывает, я замечаю, что он больше не качается. Моё лицо шокировало его, обеспокоило. — Ты должна носить свою вуаль, — говорит он. Я киваю, хмуря брови в замешательстве, которое быстро переходит в гнев. Почему люди продолжают говорить мне это или умирать? Он снова бросается на меня, прижимает к стене и хватает за горло. Его глаза дикие и необузданные, как у животного. — Не испытывай меня. Ты лишишься жизни, если я узнаю, что ты сдвинула вуаль без моего разрешения, — выплевывает он. На секунду мне кажется, что он действительно может читать мои мысли, затем я вижу, как его глаза скользят по моему лицу, и понимаю, что забыла отфильтровать выражение своего лица. Я привыкла к вуали, скрывающей это. Должно быть, он видел мой гнев. Его угроза отражается от меня. У меня нет сомнений, что он сделает именно так, как сказал, но моя мать так часто использовала эти слова, что они потеряли свою эффективность. — Ты понимаешь? — он трясет меня, кричит в лицо. Мой взгляд мечется к его глазам. Без вуали в свете огня я чётко вижу его лицо. Когда он так близко, я могу видеть каждую ресницу вокруг его глаз, которые так напоминают мне Кедрика. Я вздыхаю. — Я, в любом случае, не планировала снимать её, но вы всё ясно донесли. Когда я говорю это, я смотрю прямо в его глаза. Его взгляд скользит вниз, а затем снова поднимается к моим глазам. Он отпускает хватку и пихает вуаль в мою руку. Он не ждёт, чтобы проверить надела ли я её назад. С последним убийственным взглядом он широким шагом выходит из комнаты и исчезает, хлопнув дверью. Я в оцепенении надеваю вуаль, пытаясь осознать, что только что произошло. Я нахожу деревянный обруч в другом конце комнаты и натягиваю его на голову. Как только я это делаю, мой гнев покидает меня, и меня наполняет полное опустошение. Три человека видели моё лицо: один из них мёртв, а двое других угрожают убить меня. Король Джован больше похож на мою мать, чем я думала. Всё моё одиночество и душевная боль, все мои тревоги и печали обрушиваются на меня, когда я пытаюсь снова заснуть. Я не проронила больше пары слезинок с момента смерти Кедрика, но сейчас, в одинокой темноте я рыдаю, пока не проваливаюсь в измученный сон. ГЛАВА 19 У меня не получается поднять себе настроение. Я осознаю своё уныние, но не знаю, что с этим делать. Между событиями, произошедшими с моей матерью несколько месяцев назад, и смертью Кедрика, я задаюсь вопросом, были ли слова Короля Джована переломным моментом для меня. Мои друзья знают, что что-то не так. Я спокойно отвечаю на их расспросы о моём настроении и здоровье, но мне хотелось бы, чтобы они перестали спрашивать. Рон предлагает мне проехаться на упряжке, я отказываюсь.