— Нет. Я забываю о своей злости, когда вижу, что он держит коробку с Каурой и несколько снежных пакетов под ней. Я протягиваю к ним руки. Он поднимает брови и передаёт мне их. Я кладу один на поясницу и один на рёбра, и со стоном откидываю голову назад, прикладывая последний к боковой части лица, над челюстью. Когда я наклоняю голову, чтобы посмотреть на Короля, я вижу, что он наблюдает за мной тёмными глазами. — Ты выглядишь намного лучше. Твои глаза стали получше, и отёк на лице намного… лучше, — говорит он. Моя вуаль всё ещё снята. С ней слишком больно. Я хихикаю. — А я-то думала, вы презираете ложь. Я знаю, что выгляжу ужасно, Король Джован. Вам не нужно быть милым, это не ваша сильная сторона. Несколько секунд он выглядит обиженным, прежде чем смеётся и проводит рукой по своим каштановым волосам. — Я подумал, что стоит попробовать. Каура поднимает голову на звук наших голосов. Она скулит, и Король берёт её за загривок и опускает на кровать. Она придвигается ближе ко мне, как будто чувствуя, что мне больно. — Я в порядке. Подойди и проверь. Она подходит ближе и запутывается в своих ножках. Я хихикаю и смотрю на Короля. — Иногда она спотыкается о свои щенячьи ножки, — говорю я. Смех Короля эхом разносится по комнате. Этот звук удивительный, как будто его вытащили из него. Я вовсе не хотела, чтобы мой комментарий был смешным, но его глубокий смех заразителен и заставляет меня тоже улыбаться. — Я думаю, что слово, которое тебе нужно, это «лапы». У щенков лапы, — говорит он. — А что тогда у собак? — спрашиваю я, почёсывая её живот, отчего она яростно дрыгает одной лапой в знак благодарности. — У них тоже лапы. — Хах, ладно, — говорю я, наблюдая, как она ёрзает на кровати. Я хихикаю от её игры. Как будто она рассказывает мне историю последних нескольких дней. — Спасибо, что присмотрели за ней, — говорю я, поднимая взгляд. Он снова смотрит на меня, но быстро отводит взгляд, с пустым выражением лица. — Пожалуйста, — жестко говорит он, делая шаг назад. — Я попрошу стражников собирать тебе снежные пакеты в течение следующих нескольких дней. Он чешет Кауру за ушами, один раз кивает мне и выходит из комнаты, захлопывая за собой дверь. Я качаю головой от его странного поведения. Я продержалась два дня прежде, чем почувствовала, что начинаю сходить с ума. Быть запертой напоминает мне о пребывании в башне. Ты можешь пересчитать каменные блоки на потолке много раз. Единственное, чего я добилась за последние два дня, это составила план расспросить Аднана о древке стрелы. Я даже отломила часть стрелы и положила её в карман. Обыск комнаты Блейна придётся отложить до момента, когда мне станет лучше. Я надеваю вуаль и поднимаю Кауру, решив вывести её ненадолго на улицу. Стражники делали это за меня. Я открываю дверь. — Нужно ли снова вывести её на улицу, Татума? — спрашивает один. Эти стражники до сих пор были самыми вежливыми. Король, должно быть, внушил им здоровый страх. — Нет, я собираюсь сама вывести её, — говорю я. Четверо стражников обмениваются беспокойными взглядами. — Нам было сказано, что вы пробудете в комнате всю неделю, — говорит тот же стражник, через несколько секунд. Я смеюсь. — Я и планировала, но просто передумала. Я спущусь вниз с Каурой ненадолго. Могу сказать, они не дураки. — Татума, просто… сам Король сказал, что вы останетесь там, — говорит тот же стражник, на этот раз добавляя небольшой поклон. Я начинаю идти по коридору. — Уверена, это какое-то недоразумение, но, возможно, пока меня нет, вы могли бы послать кого-нибудь уточнить ваши приказы, — бросаю я через плечо. Я выхожу на улицу и задерживаюсь на холоде пару часов, чего я не делала ни разу с момента прибытия в Гласиум. Снежные пакеты покорили меня, и я обнаружила, что при всех своих травмах, предпочитаю холод. Трое стражников наблюдают за мной. К сожалению, они раскусили мой блеф и послали четвертого стражника к Королю. Я чувствую лёгкое сожаление, что ослушалась Джована, когда он так сильно мне помог. Но это чувство настолько незначительно, что следующая стена изморози сдувает его. Я как раз возвращаюсь обратно, когда замечаю отца Аднана, стоящего с четырьмя моими стражниками. — Татума, — приветствует он. — Я пришёл поинтересоваться от имени Короля, почему вы на улице, вопреки его приказам. Его голос строг, но глаза наполнены весельем. Он стоит спиной к стражникам, и я понимаю, что тон его голоса скорее относится к ним, чем ко мне. — Приказы? Я думала, это было скорее предложение. Кажется, возникло недопонимание, — я киваю четвёртому стражнику. — Спасибо, что прояснил приказы Короля по моей просьбе. Он кивает в ответ. Его лицо бледное. Я гадаю, что Король сделал с ним. Отец Аднана усмехается моему маневру. Я продолжаю: — Мы не были формально представлены друг другу, хотя Аднан говорил мне, что вы его отец. — Да, мне принадлежит титул отца Аднана. Вы можете называть меня Роско. Рад познакомиться с вами, Татума Олина, — он слегка кланяется. — Вы направлялись обратно внутрь. Могу я присоединиться к вам? Он очень вежлив для Брумы. Я киваю, и мы проходим через маленькую боковую дверь, поворачиваем через несколько небольших залов, которые выходят в главный коридор. — Кажется, вы очень хорошо ладите с моим сыном, — говорит он. В его голосе звучит лёгкий вопрос. Тонкие нюансы, которые он использует, напоминают мне об Осолисе. — Да, он хороший друг, — говорю я, махнув рукой. — Ваша манера говорить похожа на мою собственную. Или на ту, какой она была. Роско испускает сдерживаемый вздох. — Я рад, что сохранил этот навык. Прошло много лет с тех пор, как я был в Осолисе. — Вы были в составе договорной делегации, — говорю я, наслаждаясь шансом разговаривать так, как я привыкла. — Да, я был достаточно удачлив. Все советники Короля побывали в Осолисе. Он очень отличается от Гласиума. Возможно, более утончённый, но всё такой же смертоносный. Просто более сдержанный. Я смеюсь, кивая в знак согласия. — Это то, что я думаю. Должна сказать, что манера речи Брум представляет собой освежающий контраст рядом с манерой Солати, — говорю я. Роско смотрит на меня сверху вниз с улыбкой. — Простите, что я говорю это так прямо, я надеюсь, что это будет освежающая речь, о которой вы только что упомянули. Вы кажетесь очень открытой. Другие Солати, которых я встречал, не всегда были такими. Я пожимаю одним плечом. — Я всегда была такой. Это необычно, я знаю, — отвечаю я. Воспоминания о выражении лица Оландона после пребывания в деревне проплывают в моей голове. Я улыбаюсь. — Даже мой брат куда более… консервативен, чем я. Роско усмехается, а я останавливаюсь, чтобы насладиться этим звуком. — Вы, наверное, замечательный певец, — говорю я. Он застывает, а я пытаюсь понять, что сказала не так. Он слегка кивает, подтверждая мой комментарий, но снова меняет тему разговора. — Я бы счёл открытость чертой, связанной с тем, как человек воспитан. То, что ваш брат консервативен, а вы открыты — это… интересный факт, — говорит он. Улыбка исчезает с моего лица. Я стараюсь говорить приятным тоном.