Я вздрагиваю. — Я ежедневно благодарю судьбу за то, что у вас здесь этого нет. Мы впадаем в молчание, слушая другую, более оптимистичную мелодию. Смех и крики раздаются из толпы, которая двигается к нам, стремясь быть ближе к своему Королю. Надеюсь, что дамы Жаклин весело проводят время. Скамья сдвигается, и Король оглядывается. — Были найдены двое стражников, которые стояли у твоей двери той ночью, — говорит он, понижая голос. — Они живы? — с надеждой спрашиваю я. Их смерть лежала на моей совести. — Они были живы. С тех пор эта проблема была устранена. Я в тревоге поднимаю на него взгляд. — Что вы имеете в виду? Он смотрит на меня, вскинув брови. — Ты не находишь странным, что той ночью ты не услышала звуков борьбы снаружи комнаты? Охранникам заплатили, хорошо заплатили, насколько я смог выяснить. Они провели бандитов внутрь и затем оставили тебя. Они пытались скрыться в Средних Кольцах, но были схвачены моими людьми. Плата за дезертирство и другие их действия — смерть. — Это отвратительно. Король рычит от моего ответа. — Нет. Не их наказание. Их жадность. Как человек может быть настолько… — я пытаюсь подобрать правильное слово. — Безнравственным? — подсказывает Джован. Я киваю и продолжаю: — Я рада, что их больше нет. Они сказали, кто им заплатил? Конечно, он не был бы таким спокойным, если бы знал, что это сделал Ашон. — К сожалению, в самом начале их пребывания, прежде чем мы смогли над ними поработать, дозорный, охранявший подземелья, был скручен. На следующее утро было обнаружено, что у обоих мужчин вырезаны языки. Я тяжело сглатываю при этой ужасающей мысли. — Ох. Где располагались подземелья? Я не замечала, чтобы что-то такое происходило. Должно быть, они за казармами. Это была единственная часть, которую у меня так и не удалось исследовать. — Так или иначе, мы найдём этого человека. Я не допущу присутствие такого человека в ассамблеи. Однако я не думаю, что мы когда-нибудь найдём наёмников. Большая часть меня надеется, что Король никогда не узнает, что это был Ашон. И я всё ещё уверенна, что это был Ашон. Для своих шестнадцати лет он был знаком с очень сомнительными людьми. Он был мальчишкой, играющим с острыми мечами, и Джовану нужно было взять его в руки, пока он не увяз слишком глубоко. — Олина… — Король прерывает мои мысли. — Я должен извиниться за то, что напугал тебя вчера утром. Я утратил контроль над своим гневом. Я меняю позу на скамье, вытягиваю одну ногу и кладу обе руки по обе стороны от себя, чтобы ухватиться за скамью. Мой рот открывается и закрывается, пока я обдумываю, какой ответ ему дать. Я выбираю честный. Раньше он говорил мне, что он презирает ложь, так что, предполагаю, он ценит противоположное. — Только позже мне пришло в голову, — говорю я, — что в вашей семье не сложилось… хороших отношений с упряжками. Я могу простить ваше беспокойство, если это было оно, — я держу лицо прямо. — Я возражала только против запугивания. Он долгое время молчит. Моё сердцебиение учащается, пока я пытаюсь предугадать его реакцию. — Ты права. Я теперь не особо дружу с упряжками, — говорит он, как будто слова вырываются из его рта. Я ухмыляюсь под вуалью. Он продолжает: — Хотя, признаюсь, я был удивлён твоей реакцией. Ты никогда раньше не реагировала таким образом. Даже, когда я был в твоей комнате, после твоего приезда, и прижал тебя к стене. Кто-то задыхается позади нас. Джован оглядывается и бросает взгляд, отпугивающий их. Он поворачивается обратно, нахмурившись. Теперь моя очередь хранить молчание, пока я решаю, как ответить. Ему было сложно признать, что он слишком остро отреагировал. По какой-то причине я чувствую себя в долгу перед ним. Может быть, за то, что он оставил меня в живых, а может быть, потому что он знает мой самый большой секрет и доказал свою осмотрительность. — В Осолисе у меня были непростые времена, — говорю я, и его взгляд переходит на мою вуаль и скользит вниз, возможно, оценивая мою позу, как я делаю это с другими. — Помните, Блейн говорил, что Татум ненавидит меня? — спрашиваю я. Он кивает. Я поворачиваюсь вперед. — Это ещё мягко сказано. В результате… в результате этого мне не нравится чувствовать себя запуганной. На самом деле, я делаю всё, чтобы избежать чувства уязвимости, — заканчиваю я, жалея, что сказала ему больше, чем собиралась, больше, чем я рассказала Кедрику. Я смотрю на его руки, которые всё ещё лежат на его коленях, но теперь они сжаты в огромные кулаки. Когда он говорит, его тон — мягкий голос, который, как я поняла, означает, что я должна бежать от него так быстро, как только могу. — Тогда я сожалею вдвойне. Сообщения о Татум, конечно, не были благоприятными. В какой мере с тобой плохо обращались? — спрашивает он. Я ёрзаю на сидении. — Не думаю, что вам нужно знать детали, — говорю я, надеясь отвлечь его от темы. — Мне не нужно знать, но я хотел бы знать. Если ты скажешь мне, — он говорит своим грубым, приближенным к нежному голосом, который я слышала только один раз. Я пожимаю плечом и оглядываюсь. Толпа отступает на несколько шагов. — Подобно тому, как меня избили здесь, иногда сильнее, иногда слабее, — я сохраняю свою голос без эмоций. — Тебя физически избивали? — в его тоне звучит ужас. Я наклоняю голову на бок. А что, по его мнению, я имела в виду? Король встаёт, как будто ему нужно ещё раз ударить по каменным колоннам, окружающим мою кровать. Через несколько мгновений он садится. — Блять, — произносит он голосом, который я никогда раньше не слышала. — Кедрик знал? — допытывается он. — Думаю, он подозревал, но я никогда не говорила ему. Я не хотела, чтобы он пытался вмешаться и пострадал или создал проблемы между нашими мирами из-за меня. Я оглядываюсь по сторонам в поисках вдохновения, чтобы сменить тему. — Как называется эта штука в конце? — спрашиваю я. Я знаю, что он хочет услышать больше о плохом обращении со мной. — Барабан, — наконец отвечает он. Я выдыхаю. Король встает, заставив скамью пошатнуться. — Пойдём, я представлю тебя музыкантам. Он протягивает руку. — Я не хочу отвлекать их, — говорю я, глядя на его руку. Он закатывает глаза. — Пойдем со мной, чертова упрямая женщина. Я надуваюсь и кладу свою руку в его. Его рука охватывает мою. Мои руки, должно быть, ощущаются для него, как куски льда. Его кожа такая тёплая. Я вижу, как он бросает взгляд вниз, на мою руку, слегка нахмурившись. Он ведёт меня к музыкантам и поднимает свою руку вверх, прерывая их в середине песни. Мужчина, который сидит у третьего, неизвестного объекта, поднимает голову и обменивается нервным взглядом с остальными. — Вам не понравилась песня, мой Король? — спрашивает он. — Твоя музыка, как обычно, хороша, Тонио, — он подталкивает меня вперёд. — Это Принцесса Осолиса. У них нет музыки, и она заинтересовалась вашими инструментами. Трое музыкантов переключают своё внимание на меня. Я делаю шаг вперёд, сцепив руки перед собой. — Я не могу найти слов, чтобы описать, как прекрасна ваша музыка, — говорю я. Кажется, это их успокаивает. — Я услышала скрипку из своей комнаты и должна была узнать, откуда она доносится. У нас в Осолисе есть только певцы. Они благодарят меня и предлагают показать, как работают их инструменты.