– За то, что я так некрасива, – горько сказала Анна. Ширин вдруг сжала ее руку и прошептала: – Одним все, а другим ничего, да? Но ведь и наше время придет. Она еще что-то хотела сказать, но ее позвала Фатьма-султан. Анна же отправилась к своей госпоже. – Где ты ходишь? – накинулась на нее Хюмашах. – Ибрагим подарил мне дворец! Немедленно собирайся! Мне так не терпится его увидеть! Интересно, он больше, чем дом паши Абашидзе? У него самый богатый в Батуми дом. Я хочу дворец еще больше и еще богаче! Мы немедленно едем! – Дай хоть вещи собрать, – проворчала Анна. Но монета, спрятанная на груди, словно раскалилась. Она, Анна, никчемная рабыня, шлюшка бывшая, через много мужских рук прошедшая, будет жить теперь во дворце! Исмаил словно стал намного ближе. * * * Дворец на Ипподроме, который называли по имени первого его владельца дворцом Ибрагима-паши по прозвищу Паргалы, мало чем уступал дворцу самого султана. Когда-то, во времена Византийской Империи на этом месте был гигантский ипподром, где устраивали и скачки, и бои гладиаторов, и грандиозные представления для черни. Теперь же часть трибун была разрушена, и на месте непотребных зрелищ, оставшихся в далеком прошлом, возвышалась самая настоящая каменная крепость. Дворец Паргалы был огромным, четырехэтажным, с множеством галерей, переходов и окружающими его четырьмя просторными дворами. В нем легко было заблудиться. Ибрагима-пашу еще прозвали френком за любовь ко всему европейскому, и на потолке в парадных комнатах до сих пор сохранилась заказанная им роспись, на которую нынешний владелец дворца, Юсуф-паша, смотрел неодобрительно. И грозился все здесь переделать. Но не успел. Когда султану доложили о казни сердара, Ибрагим тут же объявил, что все имущество Юсуф-паши конфисковано в казну. А его дворец падишах дарит своей невесте Хюмашах, которая немедленно туда переезжает. Бывшая грузинская княжна захлопала в ладоши и велела Анне собираться. Процессия выдвинулась на Ипподром этим же вечером. Благо ехать было недалеко. Анна и радовалась, и злилась. Она бы хотела проследить за Исмаилом, если удастся выбраться из дворца. А вместо этого переезжает, да еще и слушает болтовню Хюмашах, которая рта не закрывает. Но едва они подъехали к дворцу, настроение у Анны резко изменилось. Она даже не ожидала, что подарок султана окажется таким щедрым! Выйдя из кареты посреди впечатляющих размеров двора, где Анна казалась маленькой и жалкой, она невольно заробела. Какой огромный дворец! На крепость похож, окна забраны решетками, все так торжественно и мрачно. Но им навстречу выбежали слуги. Весть о казни Юсуф-паши дошла и сюда. И о том, что здесь теперь поселится новая госпожа. Слуги низко кланялись ей, а заодно и Анне, которая шла рядом, шаг в шаг с султанской невестой. Хюмашах невольно прониклась пафосом этого места, где проходила вся светская жизнь стамбульской знати. И по привычке цеплялась за Анну, которая была и старше, и больше повидала. Словно лиана, которой предстоит тянуться ввысь и обильно цвести ищет опору в надежном и крепком, хоть с виду и неприглядном дереве. Так они и живут, дополняя друг друга: красота и сила, юность и мудрость, фантазия и мощь. И вдруг до Анны дошло: ей больше не придется выполнять черную работу. Она теперь, похоже, управляющая при Хюмашах. Сама-то девчонка ничего в делах не понимает. А имущества сколько! Анна ревниво оглядела дворец, считая этажи. Какой же он был величественный, хоть и мрачный! – Какой большой дом! – с восторгом сказала Хюмашах. – Немедленно хочу увидеть, что внутри! – Распорядись-ка насчет ужина, – остановила Анна одну из женщин, которая показалась ей одетой богаче других. – Слушаюсь, хатум, – едва наклонила та голову в расшитой золотом красной феске. «Хатум? – удивилась Анна. – А пожалуй, что и хатум. Не девка, не рабыня. Хотя да, рабыня еще, но в этом дворце я теперь хозяйка». Войдя, она не спеша огляделась. Что ж, богато. Не поскупился султан. Повсюду мрамор, позолота, мозаика и роскошные светильники. И впрямь дворец! Потолки высоченные, искусно расписанные, галереи широкие, а колонны неохватные. Неужели же все это для одной только юной девушки? Султанской невесты. Анна все еще боялась поверить своей удаче. Из темницы, где чуть было не убили – да во дворец! Но потом она заметила признаки запустения и упадка: сколы на мраморе, облетевшую позолоту, кое-как прикрытые коврами и занавесями трещины, паутину и пыль, которую не везде потрудились смахнуть. Все было сделано наспех, небрежно. В другую часть дворца Анна даже боялась заглядывать. Хюмашах же, резвясь, бегала из комнаты в комнату, рассматривая ковры и утварь. – А где моя спальня? – капризно спросила она у Анны. – Я велела, чтобы весь пол был устлан мехами! – Все сделано, госпожа, – подскочила давешняя служанка, которой Анна сказала об ужине. – Ты кто? – заметила ее наконец Хюмашах. – Калфа, госпожа. Меня прислали из дворца, чтобы вы с любой своей просьбой обращались ко мне. Я здесь главная. – Главная она, – кивнула Хюмашах на Анну. – Слушаюсь, госпожа, – поклонилась калфа, бросив на Анну недобрый взгляд. «Эту надо будет убрать, – подумала Анна. – Остальных подкупить. Да султану бы на глаза хорошо попасться. Пусть Хюмашах за меня замолвит словечко. Да сказать ей надо, чтобы сюда свезли побольше разного добра. Сам султан ее в жены берет, пусть-ка тряхнет мошной. Я за всем прослежу: куда поставить, где разложить. А как высекут по моему приказу парочку неумех – так и утвержусь я здесь управляющей». Она впервые так подумала: «по моему приказу». Еще неуверенно, боясь сказать это вслух, но уже пробуя слово на вкус. А каково это – приказывать? До сих пор приказывали Анне, глядя поверх ее головы. Рабыня, недостойная даже того, чтобы за столом прислуживать. Уж очень неловка и некрасива. Лицо жалкое, волосы сальные, сколько их ни намывай, плечи сутулые. Ступив же на мраморный пол в одной из галерей, Анна вдруг невольно распрямилась. Унижения пригибали ее к земле, Анна постоянно недоедала и ждала побоев, она стремилась сжаться в комок, чтобы лишний раз не привлекать к себе внимания. Но теперь все смотрели на нее и ждали ее приказов. Анна разволновалась. Надо будет все тут прибрать к рукам. Вскоре их позвали ужинать. Для Хюмашах, выросшей хоть и в бедном, но княжеском доме, сидеть за парадно накрытым столом было не в диковинку. Калфа нарочно, чтобы сразу сбить с девчонки спесь, велела накрыть ужин в том самом зале, где обычно принимали иностранных послов и где обстановка сохранилась еще со времен Ибрагима-паши. Но Хюмашах только обрадовалась. Ее отец презирал турецкие обычаи, и в своем доме, несмотря на бедность, старался придерживаться старых традиций. Хюмашах не любила «есть на полу», как она говорила, и с неприязнью относилась к пирам у паши Абашидзе. – Что стоишь? Садись, – велела она Анне. И кивнула на кресло рядом с собой. – Госпожа, как можно? – Анна бросила торжествующий взгляд на калфу. – Я вам буду прислуживать, я ваша раба. – Слуг здесь хватает, а мне поболтать не с кем. Не буду же я каждый раз задирать голову, чтобы сказать тебе пару слов. «Да если бы пару!», – Анна невольно вздохнула. Хюмашах не выносила одиночества, совсем как ребенок, который весь день хочет играть. Она не любила читать, писать и вообще чему-нибудь учиться. Любое занятие, требующее сосредоточенности, быстро ее утомляло. Зато развлечения – никогда. Анна надеялась приспособиться. Саму ее больше волновал дворец, набитый богатствами. Надо бы все осмотреть, каждую комнату. Справиться на кухне о припасах, познакомиться с поваром. Анна любила вкусно поесть, но до сих пор жила впроголодь. Она смотрела на заставленный яствами стол и не верила своим глазам. Неужели так теперь будет всегда?! Все, что только пожелаешь, тебе тут же и принесут. Фрукты, сладости, напитки… Словно в сказке оказалась. …Хюмашах уснула быстро, очень уж утомилась. Весь пол ее спальни и в самом деле был устлан соболиными мехами. Султан сегодня не приехал, хотя прислал шедрые подарки, прибыл гонец из дворца и сообщил, что повелитель занят государственными делами. Анна догадывалась, что это за дела. У этого дворца еще сегодня утром был другой хозяин. Понятно, что человек не простой, важный чин. Власть не передают по мановению волшебной палочки. За власть борются до последнего. Анна хоть и была из простой семьи, но ум у нее был живой и по-житейски неординарный. Она не разбиралась в политике и государственных делах, но понимала, что один человек не может всем этим имуществом управлять, равно как и страной. Это все равно что круговая порука. Вот как у них с Хюмашах. Не будь Анны – девчонка бы уже отправилась рыбам на корм. Но Анне выгодно, чтобы она была жива, потому и постаралась. Отравить не дала и с рук на руки сдала у дверей гарема хранителю покоев. Которому тоже, выходит, выгодно, чтобы Хюмашах была жива. Так и султан. Пока есть у него верные люди, то он султан. А лишись он поддержки – будет другой султан. У Ибрагима, говорят, много сыновей, да и одна из жен беременна. Анна потихоньку постигала, как тут все устроено, в том месте, где она теперь будет жить. И как сделать так, чтобы удача не отвернулась, а, напротив, пришла бы навсегда и жизнь ее, Анны, стала бы легкой и приятной. Она невольно вздохнула, вспомнив зеленые глаза и стройную фигуру Исмаила, его гладкую смуглую кожу, густые темные волосы. Как должно быть сладко в объятиях у такого красавца! Вот чего Анне недостает! Мужчины! Не старика, как ее хозяева, которые заставляли ее делать всякие гнусности, а нежного любовника, ради которого и сама сделаешь все, что он захочет. …В это время тот, о котором она грезила, вот уже больше часа ждал Фатьму-султан в лавке у отца. Исмаилу не терпелось рассказать любимой, как ловко он избавился от очередного ненавистного жениха. Но Фатьма все не шла. С ней увязалась Ширин, которую султанша подозревала в неверности. Ширин явно шпионила за своей госпожой, а взгляд у нее был зоркий. Поэтому сначала Фатьма зашла к знакомому ювелиру. Рассеянно перебирая золотые украшения, она думала лишь о том, как бы улизнуть от соглядатаев. – Ты тоже себе что-нибудь выбери, – через силу улыбнулась она Ширин. Вот ведь дрянь! Глаз не сводит и будто принюхивается все время. Кончик носа у Ширин постоянно дергается, что за неприятная манера! – Как можно, госпожа! Здесь так все дорого! – закатила глаза служанка. И сразу стала похожа на дохлую рыбу. – Не стесняйся, преданность достойна щедрой награды, – насмешливо сказала Фатьма и бросила девушке тугой кошель. – Я беру вот эти алмазные подвески, а ты присмотри что-нибудь себе и расплатись за нас обеих. А я пойду пока выпью кофе. – Но госпожа! Это же рынок! Вам нельзя здесь быть! – Меня никто не узнает, не беспокойся. Жадность взяла верх, и Ширин кинулась к разложенным на прилавке украшениям. Обрадованный ювелир поспешил в свои закрома в надежде продать девушке все самое дорогое. Фатьма же, выйдя на улицу, стремительно направилась к посудной лавке. Встретила ее Карине. – Меня будут искать, – торопливо сказала Фатьма, вспомнив, как отозвалась Шекер Пара о своей младшей сестренке: на редкость сообразительная. – Я сказала, что выпью кофе. Где Исмаил? – Он вас ждет, госпожа, – присела Карине. – Не беспокойтесь, я отвлеку ваших слуг. Опасность распаляла Фатьму еще больше. Она истосковалась и металась в постели всю прошедшую ночь, думая только о том, как бы поскорее увидеть Исмаила. И вот он рядом, в двух шагах! Он ждет! Фатьма шмыгнула в кладовую мимо другой сестры Исмаила, Седы, которая почтительно посторонилась. – Наконец-то! Я заждался! – Фатьма буквально упала в сильные мужские руки, которые стиснули ее так, что она невольно застонала. – Я как девчонка, и ум потеряла, и всякий стыд, – тихо рассмеялась Фатьма. – Думаю только о тебе и словно умираю с тех пор, как тебя не вижу. – Живи. – Исмаил приник к ее губам. Фатьма почувствовала, как в нее и в самом деле вливается жизнь, сердце забилось, словно сжимающие его тиски вдруг разжались, кровь заструилась по жилам. Руки стали горячими, по пальцам побежали невидимые иголочки, приятно покалывая. Исмаил ласкал ее умело, старясь не терять головы. Не хватало еще овладеть своей будущей женой в кладовой посудной лавки, прямо на полу. С другими он не церемонился, но тут ведь султанша! Поэтому он, не торопясь, довел Фатьму до экстаза и мысленно представил темный коридор, по которому волокли недавно на казнь Юсуф-пашу. Горящие глаза главного палача и его слова: «Мы скоро встретимся. Ты приговорен». Мысли о смерти мгновенно его остудили. Он ласково погладил Фатьму по волосам и губами выпил капельки пота с ее лба и щек. Шлюхи в стамбульских борделях успели многому его научить. Женское тело давно уже не было для Исмаила тайной. Когда придет время, Фатьма заполучит его целиком, но сейчас еще рано. Никто не должен узнать об их связи. А неосторожность, как известно, имеет последствия. Фатьма почувствовала себя пушинкой, ее невесомое тело несло по воле ветра. Она уже не имела ни мыслей своих, ни чувств. Кроме одного: любовь к Исмаилу. Которая затопила Фатьму, не позволив даже усомниться в том, правильно ли она поступает. Ведь это против закона и морали. Против их религии. Мало того: против семьи. Мать и брат не простят. Все запреты, какие только были, Фатьма уже нарушила. Но она была так счастлива сейчас, что если бы Исмаил предложил ей немедленно бежать, она согласилась бы без колебаний. – Я уговорил султана казнить Юсуф-пашу, – сказал Исмаил, поглаживая ее грудь, высвободив ее из унылого вдовьего платья.