– Надеюсь, вы понимаете, что такой человек, как Ибрагим не может управлять государством? – История знала немало монархов не менее развратных и со странными наклонностями, – осторожно заметил француз. – Взять Калигулу или Нерона, римских императоров. – Я плохо знаю историю. Но разве все они не кончили плохо, эти монархи? – О да. Их свергли и убили. – Весьма показательно. – Но говорят еще, что, женившись, султан Ибрагим образумился. – Это лишь слухи, которые распускают верные ему люди, чтобы остаться у власти. Я его мать, кому как не мне знать правду? – Вам нельзя не верить, Валиде. Но хотелось бы подтверждения. Никто из иностранцев не может проникнуть в гарем. Мы не можем даже поговорить ни с одной из женщин султана. А поверить слухам… – развел руками посол. – Откуда же ваш купец обо всем узнал? – насмешливо спросила Кёсем-султан. – А ведь ему верят. Француз смутился. – Все, что связано с сералем чрезвычайно интересует моих соотечественников и не только их. Запертые во дворце, полном сокровищ, сказочные красавицы, все обязанности которых заключаются лишь в удовлетворении желаний своего господина. Многоженство. У султана Ибрагима, если я не ошибаюсь, восемь жен. – Вы не ошибаетесь, – кивнула Кёсем-султан. – Это ведь совершенно другая культура, другой мир, – взволнованно сказал посол. – Неудивительно, что возникают всякие домыслы, и есть люди, которые хотят на этом заработать. Выдают себя за путешественников, называют якобы свидетелей, ссылаются на случайную встречу с одалиской из гарема, которая, расчувствовавшись, рассказала правду. – Наложницам запрещено даже смотреть на мужчин, не то что разговаривать с ними, – возмущенно сказала Валиде. – Вы сами создали из жизни в гареме тайну, – развел руками француз. – Увы, я не могу пригласить вас в гарем. Да и не собираюсь. – Валиде кивнула, давая понять, что аудиенция окончена. – Но вы можете сказать своим соотечественникам, что в рассказах этого купца есть доля правды. – Ссылаясь на вас? – Ссылаясь на меня. «Какая мерзость, – подумала она, когда француз ушел. – На что только приходится идти, чтобы свергнуть Ибрагима с престола. Но если я этого не сделаю, он прикажет меня убить. Такая же участь грозит Мехмеду и Сулейману. И кто сядет на трон? Сын Телли? А она станет Валиде? Никогда!» – Скажи, Мелек, Эвлия Челеби сейчас в Стамбуле? – спросила она у верной служанки. Кёсем-султан использовала сметливую и проворную Мелек для особых поручений. – Этот молодой ученый муж подает надежды. Я хотела бы с ним поговорить. – Я узнаю, Валиде. Прикажете привезти его сюда? – Да, я приму его здесь. Угли тлеют, а мне надо, чтобы как можно скорее вспыхнуло пламя. Эвлия был родом из большой и знатной семьи, его двоюродные братья подавали большие надежды. Они учились в дворцовой школе Топкапы и стали заметными чиновниками в Османской империи. Если бы они приняли ее сторону, Кёсем-султан охотно назначила бы их на ключевые посты. Сам Эвлия не проявлял интереса к государственной деятельности, он ездил по санджакам, выполняя поручения своих братьев, описывал то, что увидел, и составлял для них отчеты. Писатель, путешественник, в будущем возможно, историк и философ. Вот кто был нужен сейчас Кёсем-султан. Ее младший сын Ибрагим никогда не интересовался науками и литературой. Он не ценил ни писателей, ни ученых. Не понимая, какую силу имеет слово. И то, что образ правителя останется в истории таким, какой создаст перо какого-нибудь незаметного челеби, склонившегося над книгами в дальних покоях дворца. Но Валиде была мудра. Нельзя просто так свергнуть султана, восемь лет просидевшего на троне. Потомки должны узнать, что это был единственный выход, потому что безумный сластолюбец не может управлять огромной империей. Нужны мемуары от человека, которому доверяют и который признан челеби, ученым мужем. Поэтому Кёсем-султан с нетерпением ждала Эвлию. Эти писаки из Европы сочиняют небылицы о султанском гареме, где правители Османов якобы глупцы и развратники. Но сейчас интересы гнусных сочинителей совпадают с интересами Валиде. Важно не просто свергнуть Ибрагима, важно сделать так, чтобы его проклинали потомки, свалить на него вину за все, что произошло за последние три года. Эвлия Челеби появился в Старом дворце вечером следующего дня. Он был взволнован. – Валиде. – Челеби стоял на почтительном расстоянии, склонившись. – До меня дошли слухи, что вы в опале, но я не поверил. – Ты помнишь, чем мне обязана твоя семья? Особенно твои братья? – Ваш сын султан Мурад возвысил их по вашей воле. Мы этого никогда не забудем. – Настало время послужить государству, Эвлия. Ты много ездишь по стране, расскажи, как идут дела? – Все плохо, Валиде. Народ недоволен. Война с венецианцами крайне разорительна. Налоги растут. – А что говорят о султане Ибрагиме? – Никто не любит его молодую жену. Она проявляет неуважение к нашим обычаям. – По-твоему, будет бунт? Эвлия заколебался. – Говори как есть. – Ваш пасынок, султан Осман, был столь же недальновиден, это правда. Но падишах Ибрагим вызывает у народа жалость, поскольку он болен. Все сваливают на его женщину. Достаточно убрать одну Телли. – Появится другая. – Но кто будет править страной, если… Если по воле Аллаха султан Ибрагим вдруг покинет нас? – А кто правил до этого? Мой сын никогда не занимался государственными делами. – Он много строил… – Глупости! Он предавался похоти и осквернял вековые устои! Ты знаешь, что говорят о нем в Европе? – Ходят слухи о каких-то непотребствах. – Ага! Значит, и в Стамбуле уже об этом говорят? – Здесь живет много иноверцев. Но я не знаю, Валиде, верить ли этим слухам? – Про зеркала в спальне моего сына чистая правда, – сухо сказала Кёсем-султан. – Они везде, даже на потолке. Что касается прочего… Ты не должен этого опровергать в своих мемуарах. – Но Валиде-султан! Историк должен описывать все события беспристрастно! – Как же историк может описать гарем, если ни разу там не был? И мужчинам не позволено беседовать с наложницами? Это мой приказ, – жестко сказала Кёсем-султан. – Выставить Ибрагима перед всеми развратным сластолюбцем, который окончательно сошел с ума. Ты веришь мне, его матери? – Да, Валиде, – поклонился Эвлия челеби. – Как я могу сомневаться в ваших словах? Вы ведь уехали из Топкапы. Значит, были на то причины. – Вот и опиши эти причины. Так, чтобы об этом узнал весь Стамбул. Ты получишь достойное вознаграждение, когда я стану регентом. Я тебя не забуду, Эвлия челеби. Можешь идти. Валиде смотрела на сереющее небо, на заходящее солнце в кровавой пене облаков и напряженно думала. Слухи скоро поползут по городу. Но они ничем не подтверждены, никакими действиями сына. Напротив, он стал умерен во всем. Живет с законной женой и постится. Не пьет вина. Не устраивает больше сексуальных оргий. Что же делать? – Госпожа… Она вздрогнула: задумалась. – Мелек! У меня для тебя есть еще одно поручение. Дервиши, которым мы платим, что говорят на рынках и городских площадях? – Как вы и велели. Конец света, мол, грядет. – Пусть говорят теперь о непотребствах в Топкапы. Что Ибрагим обезумел от похоти. И позови ко мне Фатьму. Дочь, вскоре появившаяся в саду, посмотрела на нее с неприязнью. Кёсем-султан мысленно усмехнулась. Все сохнет по этому мальчишке. – Ты можешь поехать в свой дворец, – сказала она. – Мне нужно будет твое золото. Надо заплатить солдатам. – А если Анна увяжется со мной? – Откуда бы ей знать, что ты туда поедешь? Она что, вездесуща? И откуда только у девки из борделя столько мозгов? Ну, всех прибрала к рукам! Не удивлюсь, если у этой Анны повсюду шпионы, – Кёсем-султан тяжело вздохнула. – Должно же у нее быть слабое место. Она чего-то хочет… Или кого-то… Кёсем-султан заметила, как вздрогнула Фатьма. Что-то тут не чисто. Дочь не умеет скрывать своих чувств. – Поезжай во дворец прямо завтра, – сказала она как можно мягче. – Не получится заглянуть в тайник, так что ж. Заберешь хотя бы то, что тебе дорого. Негоже оставлять какой-то Телли личные письма. – Можно я поеду туда вечером? Не хочу, чтобы на меня все смотрели. Народ сейчас готов закидать грязью любую богатую карету. – Это разумно. В Стамбуле и впрямь неспокойно. Народ обнищал. Вот до чего довел государство мой слабоумный сын. Пусть не жалуется потом. Надо было слушать мать, а не взбалмошную девчонку. Когда обрадованная Фатьма ушла, Валиде поманила Мелек: – Проследить. Глаз не спускать. Уж не делят ли они одного мужчину? Если так, то Анна попалась. Я приготовлю для нее ловушку. Ах, Исмаил! Все в тебе хорошо, да только тянет тебя к непотребным девкам. Грех этим не воспользоваться… Если Фатьма пошлет в Топкапы записку, не мешай ей, Мелек, поняла? – А если они с Исмаилом встретятся? Прикажете его схватить? – Он сейчас слишком дорог моему сыну. Я поступлю по-другому…