Вот и я не повелся на эту уловку, не сводил взгляд с окруживших меня бородачей, так что как только понял, что на меня собираются напрыгнуть сразу двое, резко метнулся в сторону левого нападавшего. Стоит отдать должное, ребята явно сами были не чужды единоборствам. Это было видно по их движениям и повадкам. Однако практику они имели очень ограниченную, привыкнув к одним и тем же приемам на ринге или, скорее, на татами. Именно поэтому первый же мой пинок по шарам стал для одного из горцев большой неожиданностью. Простой и незамысловатый прием, который способны использовать даже дети, но эффективность его сложно недооценивать. Думаю, никому не нужно рассказывать, как это больно, когда в пах прилетает чья-то нога? Мир стал замедляться, словно погруженный в густой кисель. Пропали звуки, исчезло такое привычное ощущение чужих эмоций и чувств, воздух сгустился вокруг моего тела и потяжелел, словно моя одежда разом намокла. Вроде бы даже немного обострилось зрение, видимо, неслабо я бедолаге всадил в промежность. Ранее такой эффект проявлялся всего несколько раз: когда я палил с травмата, и когда выворачивал суставы. Остальных болезненных миазмов, похоже, было недостаточно для достижения такого состояния. Дальше я стал работать предельно жестко, не жалея и не щадя ни противников, ни себя. Так жестко я не бился даже тогда, когда олигарх Стрельцов подсылал ко мне своих обученных молодчиков, потому что тех никогда не было больше четверых, а тут врагов у меня было одиннадцать, и я просто не имел даже малейшего шанса на ошибку. Я бил коленями, ломая ребра с одного удара, всаживал свои локти в чужие лица, сворачивая челюсти и заставляя нападающих плеваться осколками зубов. Упавших на асфальт я добивал мощными пинками, превращая обросшие морды в опухшее кровавое месиво с торчащими во все стороны волосней. Прошло только секунд тридцать реального времени, а на земле уже корчилось шесть беспомощных тел. В тесной свалке я работал куда как эффективнее, чем ватага нападавших. Они, если начистоту, больше мешали друг другу, наступая на ноги и пихаясь плечами, чем несказанно упрощали мне задачу по их избиению. Я вертелся ужом, но в то же время был экономичен в своих движениях. Каждый удар находил цель, а каждое уклонение было ювелирно вымерено, ровно настолько, чтоб чужие руки проходили мимо меня в считанных сантиметрах. Мое тело работало на пределе возможностей, лишь самую каплю не доходя до той грани, за которой меня самого ждут увечья и переломы. Но, несмотря на это, чувство эйфории и свободы затопили мое сознание настолько, что приходилось прилагать некоторое усилие, чтобы не раствориться в них, утратив контроль за реальностью. Убийство по неосторожности в мои ближайшие планы явно не входило. Вокруг меня кружилось уже столько боли, что я ощущал себя словно в эпицентре торнадо. Такого мощного прилива сил я не испытывал даже внутри палат с онкобольными, прошедшими интенсивную терапию. В какой-то момент, один из оставшихся на ногах бородачей осознал, что участь его товарищей, извивающихся на земле в собственной крови, неумолимо приближается и к нему. Поэтому он решил прибегнуть к одному из излюбленных аргументов. В холодном синем свете фонаря опасно сверкнуло изогнутое лезвие массивного охотничьего ножа и мой перегруженный ускоренной работой и впечатлениями мозг с пробуксовкой акцентировал на этом внимание. Эту пьесу пора было сворачивать, ведь как бы я не был быстр, предел есть всему. И мне не хотелось бы его достичь именно тогда, когда мне собираются вонзить полоску стали в живот. Молниеносным для всех участников побоища движением выхватив Streamer, я сделал выстрел в ту же долю секунды, когда предохранитель опустился в положение «выкл». Первая пуля прилетела размахивающему ножом абреку под ключицу, отчего тот выронил свое оружие и с испугом стал лихорадочно прикладывать к месту попадания ладонь, поднося ее затем к глазам. Видимо, он решил, что я пальнул в него из боевого пистолета, в темноте-то не разберешь, что там на тебя наставили, и, рассмотрев на пальцах кровь откровенно запаниковал. Не разобрался, бедолага, что это просто кожу сорвало, но ничего, ему полезно. Оставшиеся трое вмиг потеряли и без того невеликое желание продолжать драку. Они трусливо подняли руки ладонями вверх и начали пятиться от меня подальше. Но я не собирался оставлять за спиной кого-либо. Хладнокровно расстреляв в каждого из четверки по два патрона (да-да, неудачнику с ножом досталось сразу три подарочка, чтоб в следующий раз мозгами думал, прежде чем хвататься за свою зубочистку), я вынырнул из состояния ускорения и двинулся быстрым шагом к замершей с приглушенными фарами БМВ. Безуспешно дернув за ручку запертой двери, я прислушался к обстановке. Даже сквозь вихри боли одиннадцати человек я ощущал, как из салона веет животным страхом. Значит, ты там, гаденыш. Я тебя чувствую. Не жалея попачканный кровью и окончательно уже испорченный пиджак, я намотал его на кулак и с размаху разбил стекло автомобиля. Изнутри донесся испуганный вскрик. Посбивав все тем же пиджаком осколки в раме, я просунул руку и отомкнул замок. Внутри БМВ зашуганным тушканом скукожился по-прежнему неизвестный мне мужик. Тот, от чьего щедрого предложения поработать я так неосмотрительно посмел отмахнуться. — Как?! Как это возможно?! Ты кто, мать твою, такой вообще? Но я не собирался отвечать на его бессмысленные вопросы, ведь я пришел сюда совсем с другими целями. — Я тебя предупреждал? — Мой голос был глухими слегка хрипящим от усталости. Тело уже начинало ломить, как после длительной тренировки, но на выполнение своего обещания сил у меня еще хватало. — В смысле? — На коромысле… давай сюда ручку. — А-а-а-а! Нет-нет! Отвали! Не сме-е-е-е-е-й… А-а-а-а-а-а-а! И чужая боль снова закружила вокруг меня свой жаркий вальс. Глава 6 Вернувшись к своей Ауди, я распахнул дверь и с трудом плюхнулся на водительское кресло. Рядом Алина полыхала непередаваемыми восторгом и восхищением. Ее впечатления были настолько яркими, что жгли меня подобно пылающему костру, в который щедро плеснули бензина. Однако они быстро сменились на беспокойство и тревожность, когда девушка увидела, как я морщусь и тяжело дышу. — Сергей, ты в порядке? Она коснулась ладонью моего плеча, пытаясь заглянуть мне в глаза. — Да, я в норме, не беспокойся. Я старался придать голосу обычный тембр и звучание, но тот все равно скатывался в хриплое карканье. — Выглядишь неважно. — Не унималась брюнетка. — Может, скорую вызовем? — Если только им. — Устало махнул я головой в сторону ползающих по земле горцев. — А я просто вымотался. Внимательно меня осматривая и не находя никаких видимых повреждений, Алина немного успокоилась. В ней снова начало разгораться солнце восхищения. — Знаешь, это было что-то с чем-то! Я такого даже по телевизору не видела! Как ты дрался! — Девушка, находясь под сильным впечатлением, начала даже руками размахивать, видимо, демонстрируя, как именно я бился. — Это было как в фильмах с Джеки Чаном, только после твоих ударов никто уже не поднимался! Я ж все засняла, хочешь, видео покажу? С трудом удерживая глаза открытыми, я лишь помотал головой. — Как-нибудь в другой раз. Ты мне лучше просто его на электронную почту скинь, я тебе адрес напишу… Я выхватил из подстаканника банку Колы, открыл резким движением, попав брызгами на свою промокшую от пота рубашку, и влил в себя залпом. Черная жидкость влетела в меня как в трубу, даже пузырьки не успели уколоть носоглотку. Сразу немного полегчало, по крайней мере, шум в ушах отступил, да и руки стали не такие ватные. — Уф… а теперь мне пора отвезти тебя домой, пока еще чего-нибудь не приключилось. Выехав с безымянного проулка, оставив за спиной двенадцать искалеченных человек, которые уже постепенно начинали ползать, подниматься на ноги и помогать вставать своим товарищам по несчастью, я осторожно вел автомобиль, внимательно следя за дорогой. Алина сидела тихонько и не пыталась со мной заговорить, только нет-нет, да принималась излучать волны разнообразных эмоций. Так мы проделали весь оставшийся путь до ее дома. Поблагодарив меня за вечер и еще раза три уточнив, не нужна ли мне помощь, девушка потупила очи долу. — Знаешь, Сергей, сегодняшний день был для меня, наверное, самым насыщенным за последние годы. Скажи, — она лукаво стрельнула в меня глазками, — это было свидание? Странно, она уже забыла наш разговор в ресторане или просто делает вид? — Алина, мы же с тобой это обсуждали… — Да-да, я помню. А еще я сказала, что не хочу переводить знакомство в более близкое… но знаешь, я уже жалею, что об этом заикнулась. Брюнетка состроила невинную мордочку, умудряясь при этом игриво мне улыбаться. А я внезапно осознал, какой же она все еще ребенок! Сколько ей лет? Девятнадцать? Двадцать? Да она пару лет назад еще за школьной партой сидела. Пусть она ненамного младше Вики, но Стрельцова была не пример искушенней и мудрее в вопросах отношений. А Алина… Алина какая-то по-детски непосредственная, бесхитростная и прямая. Я ей понравился, и она пошла со мной в ресторан. Но на большее не соглашалась. А теперь она передумала и хочет со мной лечь в постель, о чем говорит чуть ли не прямым текстом. И, судя по полыхающему пожару в ее эмоциональном фоне, она действительно этого желает. И я совру, если скажу, что наши желания в этом не совпадают. Так велик соблазн поддаться искушению и раствориться в объятиях красивой девушки. В конце концов, не так уж и часто я встречаю такие искренние и яркие чувства в свой адрес. Но… Всегда есть какое-то «Но». И заключается оно в том, что я не ищу никаких серьезных отношений. А оскорбить девушку одноразовым сексом я себе позволить не могу. Я все-таки эмпат, и многое воспринимаю слишком близко к сердцу, особенно, если мне человек приятен. Так что, как бы мне не хотелось обратного, придется зажать волю в кулаке. И не только волю… — Послушай, ты просто замечательная девушка, Алина, — я тщательно подбирал слова, чтобы не обидеть ее, однако все равно почувствовал исходящее от нее жгучее разочарование, — но ты торопишь события. Сегодня мы поехали просто пообщаться, и оба не планировали большего… — Нельзя все время жить по плану, — упрямо тряхнула головой брюнетка, — иногда можно и поддаться своей импульсивности! — Нет, красавица, не можно. Импульс пройдет, а воспоминания останутся. И ты будешь жалеть, что позволила себе подобное легкомыслие, и я буду корить себя, что пошел у тебя на поводу и обошелся с тобой непорядочно. Я не хочу, чтоб ты считала, будто я тобой воспользовался и исчез за горизонтом… — А ты собираешься исчезнуть? — Сложно сказать. Ты сама убедилась, как со мной непросто, а зачастую даже опасно. И в интернете об этом многое написано. Кто знает, какой сюрприз будет ждать меня завтра? — Наверное, ты прав Сергей. Глядя на тебя, я упорно не могу воспринимать, сколько тебе на самом деле лет… — сейчас, подумал я, она воздаст должное моему богатому опыту и накопленной житейской мудрости… ага, как же. — Ты так по-старпёрски, — проказливо закончила она фразу, — как мой папа прям. Затем она быстро прильнула ко мне, поцеловала в щеку и так же стремительно выскочила из машины, задержавшись лишь на секунду. — Спасибо тебе еще раз, Сергей. И за вечер, и за честность. Хлопнула дверью и исчезла за металлической дверью, пиликнув домофоном. А я остался сидеть в машине, не отводя взгляд от подъезда, в котором скрылась девушка. Как-то тоскливо мне стало с ее уходом. Тоскливо и пусто. Права Алина, старею, наверное. Встряхнувшись, я надавил на педаль газа. Хотел сделать свой день еще приятнее, аполучилась ерунда какая-то. Надо бы прокатиться по ночной Москве, ее виды всегда поднимали мне настроение. *** Старый Далхан Мержоев был разозлен и взволнован одновременно. Сегодня ночью старший сын приполз домой, еле стоя на ногах. Сперва они с матерью подумали, что он пьяный, и отец уже собирался всыпать нерадивому отпрыску палок, хоть и нет для мужчины хуже унижения, если только он сам себя не унижает, допиваясь до такого состояния. В таком случае, это будет даже во благо. Но когда включился свет — родители просто ахнули. Половина лица Аббаса представляла собой одну сплошную гематому, их сын потерял несколько зубов и вообще с трудом шевелил челюстью. Мать сразу разразилась слезами и причитаниями, отчего Далхану пришлось на нее прикрикнуть и отправить к себе в комнату. А сам повел сына на кухню. Сперва старший не хотел ничего рассказывать, поведал только, что у него постоянно кружится голова и мутит. Похоже, сильное сотрясения, потому что глаза у Аббаса тоже были какие-то стеклянные. Однако подробностей сын упорно не выдавал. — Аббас, посмотри на меня. Посмотри, кому сказал! — Мержоев был строгим отцом, и детей своих воспитывал в строгости, но в справедливости. И сейчас старший сын не осмелился его ослушаться, хотя давно уже не был ребенком, а взрослым двадцатилетним мужчиной. Когда отпрыск поднял на своего родителя слегка затуманенный взгляд, тот продолжил. — Там, — указал отец за стену, — твоя мать. Она рыдает, потому что волнуется за тебя и переживает. И она будет плакать, Аббас. Будет плакать, пока ты нам не расскажешь, что происходит в твоей жизни. — Отец… — сын выглядел подавленным и печальным — мне стыдно рассказывать, ты разочаруешься в моем поступке. — Аллах всемилостивый, Аббас! — Отец схватился за сердце. — Что ты натворил, сын?! — Нет-нет! Ничего такого… просто… поклянись, что не расскажешь матери! — Что?! Ты забываешься! Требовать клятву это…