— Пожалуйста! Я не хочу, чтобы она думала обо мне, как о плохом человеке! — Тогда почему ты совершаешь такие поступки, по которым о тебе можно так думать? Разве мы этому тебя учили с матерью? Разве так воспитывали?! — Я… я не знаю, отец… все не так просто… Далхан еще какое-то время хмурился, неодобрительно посматривая на сына, но в итоге сдался. И как он мог поступить иначе, это ведь его родная кровь. — Хорошо, я клянусь, что ни слова не скажу матери, но только при условии, что ты мне расскажешь все без утайки. Парень вздохнул и начал нелегкий для него рассказ. Делиться своими поражениями всегда трудно, а уж если ты не чувствуешь за собой правды, то и того тяжелей. — Сегодня мне позвонил начальник, и сказал, что один человек избил наших друзей, и его следует за это проучить… — Начальник? — Отец сжал челюсти так, что аж хрустнули зубы. — Ты все еще работаешь на этого серба? Ты же сказал, что больше не станешь с ним иметь дел?! — Так и было! Сначала… но он платит хорошие деньги, больше мне нигде столько не заработать, поэтому мы вернулись к нему. — Он использует вас, как бандитов! Вы решаете его скользкие проблемы, рискуя не вернуться домой к родным! Я тебе уже говорил, что это кончится либо тюрьмой, либо, не допусти Аллах, сырой землей! В конце-концов, это недостойно мужчины, быть чьей-то пешкой! Сын вскинулся, почти переходя на крик. — Почему ты так говоришь?! Разве ты сам не воевал, так же будучи пешкой в чужих руках?! В глазах Далхана вспыхнуло гневное пламя. Он с силой схватил сына за подбородок, не заботясь о том, что может причинить ему боль, и прорычал ему в лицо: — Я воевал за свободу своего народа! А ради чего ты, мой сын, пошел на такое? Ради денег, как последняя блудница?! Аббас дернулся от этих слов, как от пощечины. Он вывернулся из крепкой отцовской хватки и отвернулся к стене. — Уясни для себя разницу между нами, сын. Я терпел над собой господина, помимо Аллаха, потому что так велел мне мой долг. Потому что в этом нуждался мой народ, а вместе с ним ты, твоя мать и твои братья. И мне не стыдно за это. Я буду смотреть в глаза предкам с гордостью. А тебе, Аббас, всего минуту назад было совестно поднять на меня взгляд. Они помолчали некоторое время, пока сыновье благоразумие и уважение к родителю не взяло верх над его упрямством. — Ты прав… — парень спрятал лицо в ладонях, — ты всегда прав, отец. — Я надеюсь, это не просто слова, надеюсь, ты действительно их осознал. Продолжай, Аббас. — Да… в общем, началь… серб ехал за этим человеком и постоянно звонил нам по телефону, говоря куда ехать. Потом, когда мы встретились на дороге, оказалось, что мы плетемся за какой-то дорогой машиной. — Так этот человек действительно избил твоих друзей? — Да. Братьев Гумеровых и Сулимата. — Один? Троих? — Так они сказали… — И за что? — Я не знаю точно… Далхан горестно вздохнул и покачал головой. Его сын уже такой взрослый, а ведет себя как задиристый мальчишка. Иногда Мержоев даже жалел, что разрешил Аббасу заниматься борьбой в детстве. Это, конечно, закалило его, сделало крепче и сильней, но, в то же время, испортило, как человека. Чувствуя за собой силу, он не использовал ее во благо, а только искал повода ее применить. — Эта дорогая машина заехала в какой-то переулок, а мы следом. Когда мы въехали туда, то увидели, что нас встречает этот самый человек. Без страха, без паники. Он просто стоял и ждал, когда мы к нему выйдем. — Сколько вас было? — Всего двенадцать, вместе с сербом. Но он не дрался. — Двенадцать на одного… В голосе Мержоева отчетливо звучало откровенное неодобрение, но он не стал развивать эту мысль дальше. — Потом мы все встали напротив него, а он просто смотрел как будто снисходительно, как на детей. Я кричал на него и оскорблял, но этот человек не реагировал. Тогда мы бросились на него сперва вчетвером… а дальше я потерял сознание. — Этот человек избил вас голыми руками? — Да. Сначала, по крайней мере. Но в конце, как говорят, он достал пистолет. — Он был вооружен?! — Ну да. Но не настоящим, а травматическим. — То есть, у него изначально было оружие, но вас он одолел просто в рукопашной? — Так и было, отец. Далхан призадумался. В том, что сын говорит правду, он не сомневался. Ему доводилось видеть таких людей на войне. Сильные, желающие изведать свой предел или даже перешагнуть его. Опасные… — Знаешь, Аббас, мне кажется, вам очень повезло, что вы не пострадали серьезно. — Не пострадали? Отец, посмотри на меня! И мне еще повезло! Ты не видел других — Умерчику этот мерзавец сломал скулу! У него теперь просто вмятина на лице! А сербу он вывернул обе руки и переломил в локтях! А еще… — парень еще только начал перечислять, как досталось остальным участникам драки, но стушевался под строгим взглядом отца и замолчал. — Вы напали на человека больше чем вдесятером, а мерзавец он? Я правильно расслышал тебя? Аббас промолчал, но Далхану и не нужно было ничего слышать. — И все же, сын, ты жив, и остальные, я думаю, тоже. За все ваши переломы вы должны благодарить только серба. Это он вас натравил на хищника, который оказался вам не по зубам. Сегодня ты получил очень хороший урок, Аббас. Не забывай его никогда. И послушай моего отцовского совета, забудь о том, кто задал вам эту трепку. Выкинь его из головы и вспоминай о нем только в качестве назидания самому себе. А если когда-нибудь встретишь, то беги прочь как можно дальше и не оглядывайся. Ты думал, сын, что ты самый сильный? Ты считал себя медведем в лесу? Так знай, что с медведем вы повстречались в том переулке, а до этого тебе попадались лишь дворняги. — Спасибо за мудрость, отец, я обещаю хорошо подумать над твоими словами… — Подумай, Аббас. Обязательно подумай. А я пойду успокою мать. *** Домой я вернулся только под утро, когда первые лучи небесного светила уже стали подсвечивать последние этажи высоток. Ночная поездка не улучшила настроения, она просто отодвигала момент приближения хандры, и вечно это продолжаться не могло. Ломота в теле только усилилась и заставляла морщиться от каждого движения. Боль была до невозможности изматывающей, казалось, что ноют даже ногти на руках. Бросив прямо на пол испорченный костюм, который теперь вряд ли спасет даже химчистка, я рухнул на кровать и провалился в сон. Последней мыслью уплывающего сознания было то, что нужно обязательно позвонить Санычу, пускай тоже на всякий случай начинает готовиться к суду по отработанному сценарию. А потом я сомкнул веки, и меня накрыл непередаваемый сумбур болезненного бреда. Пришел в себя я глубокой ночью. Организм требовал… нет, не так. Организм ТРЕБОВАЛ посетить одно уединенное место. Так что я вскочил из положения лежа, будто бы имел вертикальный взлет, и помчал по знакомому маршруту. После справления нужды навалились дикая жажда и голод, и я достаточно бодренько протопал на кухню, удовлетворенно отмечая, что мое самочувствие значительно улучшилось. Пока шинковал себе монструозные бутерброды, способные порвать пасть тигру, попутно подготавливая желудок к приему пищи холодной Колой, включив фоном телевизор. Не особо вникая в бубнеж ведущей из повтора вечернего выпуска новостей (для кого они вообще их пускают в эфир в третьем часу ночи?), уселся за стол и начал трапезу. — Вчера, пятнадцатого октября, состоялась встреча на международном саммите Большой Восьмерки лидеров крупнейших… Я оторвался от поглощения такого вкусного бутера, думая, что ослышался. Как это «вчера, пятнадцатого октября»? Схватив телефон, я сперва увидел девятнадцать пропущенных вызовов, два десятка непрочитанных СМС и почти сотню сообщений из мессенджеров. А потом посмотрел на дату. Твою мать! Шестнадцатое число! Это при том, что с Алиной мы поехали в ресторан тринадцатого. Это получается, что я продрых почти двое суток без перерыва? Странно… Я прислушался к себе и с удивлением обнаружил, что мой запас Силы действительно уменьшился, будто прошло несколько дней. Вот это я горазд… надо хоть новости разузнать последние, Санычу, опять же, так и не позвонил. Так в мелких делах и хлопотах прошла ночь, затем утро, а потом и день. К вечеру я уже изнывал от безделья в своих четырех стенах, запертый на двадцатом этаже элитного жилого комплекса. Алина, судя по всему, была на работе и не отвечала на сообщения, видео она мне так и не прислала, потому что я забыл ей сказать адрес электронной почты, секретарь только слал сухие выжимки отчетов, и нечего было надеяться на душевный с ним разговор. В общем, я конкретно утомился ничегонеделаньем и уже стал подумывать о том, чтобы забросить эту идею со своей добровольной изоляцией. В конце концов, кроме странного ФСБшника мной еще никто не интересовался, так что, может, зря я панику развел? Да и какой толк, сидеть в своей квартире? Кто захочет, тот меня и тут найдет… Как подтверждение моих мыслей раздался звонок в дверь. Не в домофон, а именно в дверь. Интересно, кто это такой смелый, сумел проскочить мимо нашего консьержа? Глянув на экран видеоглазка, я обнаружил, что на лестничной клетке стоит всего один человек в гражданской одежде. Простые джинсы и обычная же черная куртка. Стоит, голубчик, беззаботно перекатываясь с носков на пятки. И кого это, интересно, принесло ко мне? Открыв дверь я, нисколько не смущаясь ни своей небритости, ни мятой рубашки, которую не снял еще со дня свидания, с вежливым вопросом во взоре уставился на визитера. — О, ты дома. Отлично! — Незваный гость не стал утруждать себя приветствием, чем сразу вызвал мою антипатию. — Я войду? — Вряд ли. — Ну и ладно. — Мужик нисколько не расстроился. — Короче, расклад такой. Ты одного очень серьезного человека обидел, но он никакой не беспредельщик, так что дает возможность «искупить» свою вину. Цена искупления всего пять мультов. Не православных рублей, конечно же. Как будешь платить? Сразу говорю, терминал для безналичной оплаты я с собой не брал! Ха-ха-ха! От такой беспардонной заявки моя бровь непроизвольно поползла куда-то на лоб, затерявшись под челкой. Это что за гоп-стоп из девяностых? Кого я там обидел? Борю с компанией или вчерашних… точнее поза позавчерашних горцев? Видимо, непонимание слишком явно отразилось на моем лице, так что неизвестный широко ухмыльнулся и пояснил: — Ну ты что, думал, что можно вот так запросто пострелять четверых честных пацанов одного очень уважаемого в Москве человека, и тебе это сойдет с рук? Нет, конечно же! Это будет стоить… я уже озвучил сколько. Но это только сегодня. Завтра ценник изменится в сторону увеличения. И точно так же будет послезавтра. Так что решаешь? Вторая бровь поползла следом за первой. Значит, все-таки это из-за шкафоподобного Бори меня ставят на счетчик? И это даже если не брать в расчет, что они сами на меня своим гуртом попытались напасть и выхватили по первое число. Неужели, пока я спал, в стране что-то успело поменяться, и теперь подобные беспредельщики снова могут вот так запросто вламываться к людям в жилье? Или оно никогда и не менялось? — А вы, извините, кто вообще такой? Я пытался сохранять хотя бы видимость вежливого диалога, имея подозрения, что это всего лишь провокация. — Извиняю, — визитер откровенно издевательски ухмыльнулся, — еще вопросы? Понаблюдав еще секунд десять за этой самодовольной рожей, я просто и незамысловато захлопнул перед ним входную дверь. Подозреваю, что расчет был на то, что я выйду из себя, начну ругаться, а может оправдываться, спорить… а потом мне наигранно посочувствуют, предложат решить вопрос по-другому, куда-то выйти, к кому-то поехать, о чем-то договориться, где в конце-концов предложат этот долг отрабатывать долго, упорно и наверняка грязно. Знаем, плавали. Мое любимое правило — не делай того, на что тебя вынуждают, так что пусть полюбуются на закрытую дверь, хрен куда я вообще выйду сегодня.