– Поздравляю вас с вступлением в законный брак и желаю безоблачного супружества! – поклонился француз. – Да, кстати, мои отдельные поздравления вам, – клерк обратился к Аристотелю, – у вас прекрасное, чисто парижское произношение! До свидания! Если понадобится какая-либо помощь, обращайтесь только ко мне, ни к кому более! Вот вам моя визитная карточка… – Простите, – обратилась к нему Ширин, – а брачный контракт вы не поможете нам заключить? – Нет ничего проще, мадам, наш нотариус ждет вас! Пойдемте, я провожу вас… Через десять минут все формальности были закончены. Ширин настояла, чтобы в случае ее смерти в брачном контракте было оговорено, что принадлежащие ей вилла и счет в «Crédit Lyonnais» перешли во владение ее супруга – Аскера Ахмед-паши. «Константинов», пожалуй, впервые в своей жизни был вне себя от восторга – вот так подарок! Вознаграждения такого масштаба ему еще не доводилось получать от своих операторов. Какой-то бесенок вдруг проснулся в нем, и он, улыбаясь во весь рот, не без иронии заметил: – Моя дорогая, а ты не боишься, что после заключения контракта я сбегу к той виртуальной нимфетке, о которой ты говорила? – Нет, Ари, не боюсь, так как нет ничего крепче, чем наша с тобой любовь. К тому же у меня есть кое-какая информация для тебя. Лично для тебя! * * * Покинув муниципалитет, молодожены направились в турецкое посольство. Перед отъездом из Стамбула Ширин предусмотрительно запаслась рекомендательным письмом к послу Турции в Париже. Дал его член турецкого правительства, бывший друг ее покойного отца. – Ари, дорогой мой муж, я не могу сидеть дома, я человек очень деятельный, и потому должна немедленно устроиться на работу. Для начала – в посольство, а там видно будет… – А что делать мне? – разочарованно спросил Аристотель. – Ничего… Пока поживешь на вилле, освоишь турецкий язык, а там посмотрим, – неопределенно ответила турчанка. Заметив, как при этих словах Аристотель сдвинул брови, Ширин наигранно весело воскликнула: – Ну, где мы будем кутить сегодня? Ты не забыл, дорогой, что наш медовый месяц продолжается?! – в глазах Ширин заиграли шаловливые искорки. – Где поинтересней, – коротко ответил грек и добавил: – Я надеюсь, ты не забыла, что нам должен позвонить Ганнибал? – Да, конечно, я об этом помню, но это не помешает нашей экскурсии… Должна тебе сказать, что Париж разделен на двадцать округов. Нумерация начинается с Лувра. Возле него расположены сад Тюильри, Вандомская площадь с отелем «Ритц» и самыми дорогими ювелирными магазинами, затем следуют авеню Опера, театр Комеди Франсез, Пале-Рояль, Старая биржа, Форум Ле-Аль – бывший рынок «Чрево Парижа», описанный еще Эмилем Золя, универсам «Самаритэн». Что еще я любила посещать в Париже? Это – новый Музей д’Орсе, ставший таковым по воле покровителя искусств, президента Жоржа Помпиду, – он решил переделать его из одноименного роскошного вокзала, – и теперь там выставлены полотна из старого Лувра и холсты Дега, Эдуара Мане и прочих импрессионистов. Ах да! Еще площадь Вогезов, Люксембургский сад, Монпарнас, Монмартр с его красивейшим кладбищем, где похоронены братья Гонкур, Генрих Гейне и масса других знаменитостей. Есть еще одно – Пер-Лашез. Если хочешь поклониться праху коммунаров, пойдем туда. Так что выбирай, куда мы направим свои стопы! – Почему только коммунаров? – «Константинов» решил, что настала пора показать и свою осведомленность о достопримечательностях Парижа. – Там покоится прах и Мольера, и всей семьи Гюго, и Оскара Уайльда, и Бальзака, и Шопена, и Эдит Пиаф… – Ари! – воскликнула турчанка. – Ты не перестаешь меня удивлять! Значит, ты бывал в Париже, а мне ничего не сказал?! Ты – сейф, набитый секретами! – Что ж, всему свое время… Раньше – молчал, теперь – сказал! А удивлять тебя я не перестану до конца дней своих. Иначе – скучно! Вот туда и пойдем… на Монмартр! Там, в отличие от Пер-Лашез, меньше посетителей, а как ты помнишь, нам надо выяснить некоторые детали наших отношений, так ведь, дорогая? – Значит, допрос все-таки состоится, мой дорогой муж? – Ты опять преувеличиваешь, милая! Будет не допрос, а свободный обмен мнениями любящих друг друга людей. – Бонжур! – говорит Ширин, когда они добираются до нижнего Монмартра. – О, Аллах! Сколько же здесь туристов – целые стада! А посмотри, Ари, на «Мулен Руж» – как она тускла и уродлива днем, будто сняла с себя все румяна… А ведь когда-то в деревушке Монмартр царила тишь и божья благодать, потом сюда приперлись все эти художники – алкаши и развратники. Уродец Тулуз-Лотрек здесь писал до умопомрачения свою любовницу, проститутку Ла Гулю. Его дружок, сейчас почти неизвестный певец Аристид Брюйан, перематывал шею красным шарфом, надевал черный плащ, сажал себе на колени Ла Гулю и позировал до утра. Ужасно, что вся эта гадкая богема саму себя и прославляла. Подняли друг дружку до небес и вошли себе на удивление в историю. Создали себе славу, загадив все вокруг… Нет-нет, Ари, бегом отсюда – меня тошнит от бензиновой гари! * * * Не успели супруги войти на территорию Монмартрского кладбища, как раздалась малиновая трель мобильного телефона, лежавшего в сумочке Ширин. – Да, слушаю! А-а, здравствуй, Мустафа! – радостно воскликнула турчанка и передала трубку Аристотелю. – Здравствуй, здравствуй, мой друг! Что? Сегодня? Отлично! Во сколько и где? В ресторане «У Леона» в пятнадцать ноль-ноль? Хорошо, я приду с женой заранее и буду ждать тебя за каким-нибудь столиком у окна. А она будет сидеть где-нибудь поблизости… Договорились? Жду! Аристотель отдал мобильник Ширин и, неотрывно глядя ей прямо в зрачки, невозмутимо произнес: – Милая, ты не одолжишь мне диктофон, которым тебя снабдил Селлерс? Он может мне пригодиться во время встречи с Ганнибалом… Лицо Ширин покрылось красными пятнами, от волнения она вместо сумки засунула мобильник себе в нагрудный карман пиджака и закричала по-турецки: – Ари, ну почему ты мне не веришь?! Клянусь Аллахом, я покончила со своим шпионским прошлым! Кстати, не последнюю роль в принятии мною этого решения сыграли те люди, которые задержали нас, когда мы с тобой возвращались с дачи… Но прежде всего помог мне ты, твоя любовь! Поверь мне, Ари! – в глазах турчанки блеснули слезы. – Я поняла, что все эти шпионские шалости не по мне, понимаешь, это – не мое! У нас на Востоке говорят: «от женитьбы кукол дети не рождаются». Ну, что путного могло получиться от моего шпионского сотрудничества с Селлерсом? Да ничего! Ибо заинтересован в нем был только он, вся эта шпионская суета нужна была ему для продвижения по служебной лестнице, а мне? Мне это совсем не было нужно! Я рождена для того, чтобы любить и быть любимой. Рожать детей и воспитывать их. Слава Аллаху, с тобой я обрела любовь и очень верю, что она обоюдна… Ари, любимый, прошу тебя, придумай что-нибудь, чтобы американец оставил меня в покое. Если ты ничего не придумаешь, я обращусь к Ганнибалу – пусть он свернет ему шею, как он это сделал с рэкетирами, что требовали дань с твоего брата. Клянусь могилой моих предков, я ни перед чем не остановлюсь, если Селлерс снова начнет меня заставлять работать на него! А диктофон я отдала ему на следующий же день после посещения дачи и попросила больше на меня не рассчитывать и не тревожить, иначе я пожалуюсь Ахмед-паше. Не знаю почему, но Селлерс тогда был очень напуган моей угрозой… – А как он отреагировал на твой отказ от сотрудничества? – Да никак. Возможно, он и начал бы меня переубеждать, приводить какие-то аргументы, может быть, даже шантажировать, но я специально устроила так, чтобы наша встреча прошла накоротке, как говорите вы, профессионалы, «в одно касание»… Таким образом, я лишила его возможности высказаться. Потом он несколько раз звонил, назначал мне встречи, но я каждый раз просто бросала трубку. Ну а через некоторое время умер Ахмед-паша, я улетела в Стамбул, а теперь мы, дорогой мой муж, в Париже. Селлерсу и в голову не придет искать меня здесь… – Он уже нашел нас. Вчера, когда мы ехали из аэропорта, он висел у нас на «хвосте» – следил за нами. Я заметил, что нас преследует какая-то машина, потому-то и попросил таксиста покружить по центру города. Мне нужно было получить подтверждение своим подозрениям. И я их получил! Один раз, где-то в районе Лувра, Селлерс, то ли случайно, то ли демонстративно, остановился под светофором рядом с нами, слева от нашего таксомотора, и я хорошо рассмотрел его. Но больше всего меня поразил другой факт: продолжая двигаться за нами, он не стал сворачивать с авеню Клебер и не въехал на нашу улочку. А ведь должен был бы, чтобы узнать, по какому адресу мы будем проживать! Значит, он уже заранее знал наверняка, где мы остановимся, то есть ему известно, под каким номером числится твоя вилла… Вот теперь и докажи мне, что я ошибаюсь! Ширин при этих словах вздрогнула и всем телом прижалась к мужу. – Что же мне делать, Ари?! Ну, не молчи, пожалуйста! Ну, придумай что-нибудь, чтобы этот шайтан Селлерс отстал от меня! Ты же такой умный, Ари! – Хорошо, дорогая, я научу тебя, как можно отделаться от Селлерса, но сначала ты скажешь мне, что за информацию ты приберегла для меня и почему американцу известно, где находится твоя вилла? – Ари, я все тебе объясню… Только, пожалуйста, дорогой, не говори со мной тоном учителя с нашкодившей ученицей. Я в своей короткой жизни успела наделать много ошибок… Но в этом нет моей вины, поверь! В семье я получила очень строгое воспитание. Так уж сложились обстоятельства, что я оказалась в тупике, и мне пришлось срочно выехать за границу. Без денег, без знакомых, без помощи родственников в чужом, совсем чужом для меня Париже… Ари, поверь, я никогда не стала бы делать то, что заставляли меня делать злые люди, преследовавшие свои корыстные цели, если б знала, что когда-нибудь встречу тебя, мою любовь, и мне придется держать ответ за все мои прегрешения! Видно, так было угодно Аллаху, чтобы я прошла через все круги ада – он испытывал меня… У нас, на Востоке, говорят, что недостатков не лишена даже дочь муллы. Я не оправдываюсь, поверь, любимый! Все, что я тебе рассказываю, – это мое покаяние, исповедь, которая поможет мне очистить душу, а я, и ты об этом знаешь, принадлежу только тебе! Разве ты этого не видишь?! Ты, который всему можешь научить, защитить и своей любовью очистить меня от скверны… Ты уже делаешь это! Что же касается адреса виллы, то ты совершенно прав: Селлерсу он известен, потому что, когда этот шайтан заставил меня работать на него, он снял для меня этот дом. Он оплачивал не только мое проживание, но и учебу в Сорбонне. В общем, я была у него на содержании. Но я не была его любовницей, я была с ним близка лишь пару раз. Почему? Да потому, что он мне все время твердил, что боится вступать в любовные отношения с такими умными женщинами, как я. Возможно, он ожидал какого-нибудь подвоха с моей стороны, а может быть, он мне льстил, не знаю… За оплату виллы и учебу в университете я должна была посещать клуб русского посольства, знакомиться с русскими дипломатами, выяснять их должности, настроения, отношение к советскому режиму, выискивать среди них недовольных своей карьерой, условиями жизни в СССР. Особенно его интересовали дипломаты, кто много пьет, у кого нелады в семье и кто жалуется на свою зарплату… Все, что мне удавалось узнать, я затем сообщала Селлерсу. Шайтан, чтоб его мать надела по нему траур… и как можно скорее! Помню, как однажды я сообщила ему нечто очень важное об одном русском дипломате, потому что через некоторое время он подарил мне золотой перстень, подчеркнув, что это поощрение за выполненное мною задание. Я никогда его не носила. Надевала лишь тогда, когда он приезжал на виллу… – А как фамилия того дипломата, не помнишь? – Что-то, связанное с названием ваших российских городов… То ли Москвин, то ли Нижегородцев… Не помню, клянусь Аллахом! Как рассказывал мне Селлерс, этот проходимец-дипломат после окончания МГУ, где он обучался на отделении романских языков, добровольно пошел в армию и служил офицером в лагере Пермь-35, в войсках, охранявших ваших диссидентов. В конце восьмидесятых он уволился в запас и с помощью своих друзей устроился на дипломатическую службу в Консульский департамент российского МИД, а затем, с учетом положительной характеристики и знания им французского и английского языков, был вскоре направлен на работу в Париж в качестве третьего секретаря посольства. Я познакомилась с ним, посещая клуб при русском посольстве. Очень неприятный тип, но мне пришлось войти с ним в контакт и даже подружиться – этого требовал Селлерс. Через некоторое время он попросил у французских властей политическое убежище. А вскоре сбежал из русской дипломатической миссии и основал в Париже журнал по проблемам прав личности в России. Селлерс тут же организовал ему пресс-конференцию, на которой этот дипломат разглагольствовал о том, как нарушаются права человека в вашей стране. Ссылался на свой собственный опыт, когда он охранял диссидентов в лагере. Все это было напечатано на первых полосах всех западноевропейских газет. Сначала беглец, не без помощи французов, очень здорово «раскрутился», потому что, постоянно высказываясь в защиту российских диссидентов, он заимел поддержку не только французских, но и американских спецслужб. Широко разрекламировав свое издание, этот экс-дипломат нашел свою нишу на парижском газетном рынке. Однако со временем, то ли исчерпав запас материалов о диссидентах, то ли решив переключиться на более прибыльное дело, этот пройдоха вместо издательской деятельности занялся жульническими операциями: делая закупки различных товаров на крупные суммы, расплачивался необеспеченной кредитной карточкой. Затем эти товары реализовывались в России и других республиках бывшего СССР, а деньги поступали в банк на его счет. Я об этом немедленно сказала Селлерсу, и бывший дипломат был арестован французской полицией за мошенничество в крупных размерах и препровожден в тюрьму. Находясь в тюрьме, он решил облегчить свою участь и заявил, что намерен предать гласности важную информацию о советских разведчиках, работающих в Москве, но готовящихся выехать в Париж. Для расследования его заявления были привлечены сотрудники французской контрразведки, которых проворовавшийся экс-дипломат сумел убедить, что, проживая в Москве, состоял в дружеских отношениях с русскими офицерами-разведчиками, которые по долгу службы занимались шпионажем во Франции, Италии, Испании и в странах Бенилюкса. Более того, он сумел убедить французских контрразведчиков, что все его приятели из российской внешней разведки только и мечтают о том, чтобы сбежать за границу. Но, коль скоро без денег за границей делать нечего, они согласны за приличное вознаграждение некоторое время поработать на французскую контрразведку. С ее помощью россиянин сложными каналами, о которых, разумеется, Селлерс мне ничего не сообщал, вступил в контакт со своими бывшими приятелями, сотрудниками ФСБ, соблазнив их обильным вознаграждением в валюте за предоставляемую ими информацию… Действительно, через некоторое время дипломату-арестанту в тюрьму стали доставлять микрофильмы, аккуратно заделанные в игральные карты. Сотрудники французской контрразведки решили использовать его в своих целях, и, дипломат, сидя в тюрьме, стал исполнять роль «почтальона», а я – роль связника. Меня снабдили липовыми документами, будто я являюсь его женой, поэтому мне пришлось навещать его каждую неделю в тюрьме и забирать игральные карты с микропленками. По утверждению московских «информаторов» дипломата-затворника, один из социалистов, высокопоставленных членов правительства Франции являлся платным агентом ФСБ, о чем свидетельствовали документы, зафиксированные на микропленке. Французским контрразведчикам показалось, что материалы носили сенсационный характер, и они поспешили доложить о них самому президенту. Среди пятерых высокопоставленных чиновников, названных «агентами» осужденного дипломата, один оказался ближайшим советником Франсуа Миттерана, президента Франции. Последний настороженно отнесся к полученному известию и поручил сотрудникам Управления по охране территории вступить в контакт с МИ-5, английской контрразведкой, чтобы до конца прояснить ситуацию. Англичане совместно с французскими коллегами быстро выявили ранее незамеченные противоречия в высказываниях дипломата-перебежчика. Но все стало на свои места, когда обнаружилось, что документы, якобы поступавшие из России от работавших на шпиона-дипломата офицеров ФСБ в Москве, были исполнены на пишущей машинке, находившейся в российском торговом представительстве в Париже, в двух шагах от тюрьмы… Через год горе-шпион, отбыв срок за жульнические махинации, был освобожден из тюрьмы. Дальнейшая его судьба мне неизвестна… Селлерс, вручая мне золотой перстень в качестве награды за успешно проведенную операцию, пояснил, что российский дипломат, возможно, использовался как подставное лицо в хорошо спланированной акции российской разведки, которая преследовала цель дискредитировать пришедшего к власти Франсуа Миттерана и все правительство социалистов… Вот это, пожалуй, самое крупное мероприятие, в котором мне довелось участвовать по инициативе Селлерса… Хотя он не брезговал и другими грязными делами, в которые уговорами и шантажом втравлял меня. Было одно его задание, которое так унизило меня, что я до сих пор не могу вспоминать о нем без содрогания… Ширин умолкла, из глаз брызнули слезы, она припала к груди Аристотеля и зарыдала. Аристотель подхватил турчанку на руки и, прижав к груди, стал расхаживать с нею по аллее, ласково приговаривая: – Ширин, дорогая, я больше не хочу ничего знать из твоего прошлого, договорились? Что собой представляет Селлерс и на какие подлости он способен, мне давно известно… Так что забудь все, что с ним и его заданиями связано – есть только я и ты… Мы недаром уехали из Турции в Париж. Мы уехали, чтобы начать новую жизнь, вычеркнув из памяти наше прошлое. Так ведь? Кроме того, Селлерс не может вечно оставаться в Париже – он ведь работает в Москве, так что скоро он покинет Францию, и ты навсегда забудешь его… Ширин, продолжая всхлипывать, прошептала: – Я боюсь за тебя, Ари. Селлерс хорошо тебя рассмотрел, когда ты был на приеме в нашем посольстве, помнишь? Он зашел в посольство всего лишь на одну минуту и поинтересовался, участвует ли в рауте кто-нибудь из русских. Мой покойный муж ответил утвердительно и указал на тебя, когда мы с тобой отошли в сторону. Я все это видела и слышала, потому что стояла лицом к Ахмед-паше, ожидая, когда он подаст мне знак подойти к нему, чтобы выступить при необходимости в роли переводчицы. Селлерс, конечно, запомнил тебя – у него отличная зрительная память… – Мы по приезде в Париж уже обсуждали эту тему, дорогая. Ну что ж, продолжим, если тебе необходимо выговориться. Вместе с тем должен заметить, милая, что ты сгущаешь краски… Положа руку на сердце признаюсь, что я тронут твоей заботой и волнениями, как бы Селлерс не раскрыл нашу с тобой тайну, что я выдаю себя за другого человека. Однако беспокойства твои напрасны, и вот по каким причинам. Во-первых, на приеме я был в военной форме. По собственному опыту я знаю, что человек, сменивший мундир на цивильный костюм, становится неузнаваемым, поверь! Это уже не раз было проверено на моих московских друзьях-сослуживцах. Иной раз, когда мне доводилось приходить к кому-нибудь из них в гости в штатском, случались настоящие конфузы: хозяин дома, он же мой сослуживец, протягивал руку, чтобы познакомиться, представляешь! И лишь через секунду, рассмеявшись, хлопал себя по лбу и удивлялся, как это он не узнал меня, хотя знакомы мы уже несколько лет… Во-вторых, милая моя, я по твоему совету отпустил усы и ношу очки.