Часть 34 из 38 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Глава четвертая. Блицбросок в Москву
Через неделю после кровавого инцидента, когда Аристотель и Ганнибал остались наедине, грек с загадочным видом обратился к другу по-русски:
– Мустафа, у меня для тебя две хорошие новости. С которой начать?
– То есть? – сбитый с толку формой обращения, спросил Ганнибал. Ведь грек наедине с ним всегда называл его собственное имя. – Я вас не понял, шеф!
– Ты не ответил на мой вопрос! Итак, с какой из новостей начать? Предупреждаю, дело в обоих случаях невесть какое сложное, но вместе с тем достаточно ответственное и… рисковое. Ты как? Готов?
– Аристотель Константинович, пока вы будете говорить загадками и интриговать, что свойственно вашей манере общения с людьми, я не смогу ответить ни на один ваш вопрос! В чем дело?! – запальчиво ответил Ганнибал.
– Спасибо за откровенность, дружище, кажется, я действительно переборщил! В общем, так. Тебя в качестве личного шофера берет к себе посол… Ну, как тебе первая новость?
– А как же быть с «Акрополем»? Агамемнон наверняка будет недоволен моим уходом!
– Стоп-стоп! Не гони лошадей! Чей брат Агамемнон? Твой или мой?
– Твой…
– Так вот, Ганнибал, если он – мой брат, то и согласовывать вопросы твоего трудоустройства не твоя – моя забота, понял? – все более распаляясь, воскликнул Аристотель. – У меня складывается впечатление, что ты из сотрудника КГБ решил превратиться в профессионального официанта, так, что ли?!
– Нет, почему же?
– Нет? Тогда слушай мой приказ! После отъезда в Турцию водителя посла ты поступаешь в распоряжение его превосходительства! И нечего мне тут розовые слюни пускать. Пора заняться делом и стараться как можно ближе находиться к секретоносителям, коим и является посол Турции в Париже, как и его окружение! Вопросы есть?
Аристотель, удовлетворенный сыгранной ролью в первом акте спектакля, сделал вид, что сменил гнев на милость. Положив руку на плечо Ганнибала, прошептал по-русски:
– Но это отнюдь не все новости. Есть вещи и посерьезней… И вот тут мне без твоей помощи не обойтись, дружище! Значит, так, сообщаю тебе как соратнику. Готовясь принять дела от убывающего на родину коменданта посольства, я как разведчик первым делом поинтересовался, как обстоят дела с расходованием спирта у нашего шифровальщика…
– А при чем тут спирт? – недоумению Ганнибала не было предела.
– Да при том, дорогой мой несмышленыш! Чистым, 96-процентным спиртом обрабатываются все криптографические машины, находящиеся в ведении нашего шифровальщика Аслана. Я выяснил, что перерасход спирта за год составил 24 литра! Это 2 литра в месяц, ты понял?
– Ну и что? Аслан мог нечаянно пролить спирт, мог просто не рассчитать нужный объем для обработки шифровальных агрегатов, да мало ли…
– В том-то все и дело, что нет! Он его использовал не по назначению…
– Неужели пил эту гадость?
– Так точно, Ганнибал, он его употреблял внутрь, что по законам шариата карается очень строго, уж не говоря о том, чем он рисковал как криптограф, если бы обнаружилось, что он пьет! Это конец ему и его семье! Аслана предали бы военно-полевому суду, а затем подвергли четвертованию, а семья сгнила бы в нищете! Выбрав удобный момент, я по душам поговорил с Асланом, заранее предупредив его, что разговор носит сугубо конфиденциальный характер и никто о нем знать не будет… И ты знаешь, он как на духу признался мне, что является бытовым алкоголиком. Впрочем, он уже приготовился к тому, что рано или поздно его разоблачат. Поэтому он переводил каждый месяц энную сумму из своего жалованья на счет своей семьи в турецком банке… Я поинтересовался, что же это за деньги, которыми он собирается обеспечить свою семью в случае разоблачения? Оказалось – смехотворная сумма, которой не хватит даже на полгода проживания семьи из шести человек… Кроме того, я объяснил ему, что вслед за его арестом все его авуары, находящиеся в банках, будут арестованы, а затем и конфискованы, а его семья будет обречена на нищету.
Он согласился с моими доводами.
Тогда я предложил ему сумму, втрое большую его вклада в банке. Кроме того, пообещал перевести его деньги в какой-нибудь европейский банк. Аслан оказался парнем понятливым и без лишних слов отдал мне кодовые таблицы и шифры, которыми пользуются все турецкие посольства в Западной Европе…
Аристотель протяжно смотрел на Ганнибала.
– Такое впечатление, шеф, что вы ждете от меня ответа… Какого?
– Ну что ж, понятливым оказался не только Аслан… Прости за сравнение! Какого ответа я жду? Согласия слетать в Москву до того, как ты приступишь к обязанностям личного водителя посла…
– А как же мои фото, описания внешности на пограничных пунктах въезда иностранцев в Россию?…
– Это все ерунда! Рассказывая тебе об этом, я, с одной стороны, проверял тебя, с другой – немного блефовал… Да, твои фото имеются на каждом пограничном пункте, как и твои анкетные данные, но не на Мустафу Фатх ибн Ибрагима, а на Аношина Ганнибала Ганнибаловича! Кроме того, тогда у тебя не было шкиперской бородки и усов. Так что риск пересечения тобой границы Российской Федерации равен нулю! К тому же, заметь, с твоего исчезновения прошло четыре года! Нет, Ганнибал, я, как опытный разведчик, не настаиваю, но вместе с тем не вижу препятствий для посещения Москвы. Впрочем, решение за тобой. Захочешь повидаться с матушкой – полетишь… В конце концов, я найду другой канал поставить в известность моего друга генерала Козлова или генерала Казаченко о добытых материалах – шифрах и кодовых таблицах. Я не тороплю – думай! Может быть, у тебя это единственный шанс реабилитировать себя перед Козловым и Казаченко, а в их лице – перед Россией и ФСБ… Знаешь, писатель Куприн в 1920-е эмигрировал из России и, помыкавшись по заграницам, решил вернуться на родину. Друзья его отговаривали, пугали сибирскими лагерями, застенками НКВД. На что он им ответил: «Можно совершить в жизни ошибку, но нельзя умирать дураком. Еду!»
– Ну, как тебе мотивировка?
– Еду! – решительно произнес Ганнибал. – Когда прикажете вылетать, товарищ капитан первого ранга?
– Ближайшим рейсом… Но мы все должны еще обдумать, так что не спеши! – Аристотель про себя с удовлетворением отметил готовность Ганнибала пойти на риск.
– Значит так, я напишу карандашом такую записку:
«Дорогой Леонид Иосифович! Спешу Вас обрадовать, что мне удалось приобрести в Париже отличный гербарий, из тех, которые Вас интересуют. Как меня найти Вам, или Вашему доверенному лицу, подскажет торговец киоска печати, который находится на Анжуйской набережной у дома номер 15. Продавца я использую „втемную“. Для того чтобы он был уверен, что имеет дело именно с ожидаемым человеком, последний должен иметь в петлице черного пиджака желтую гвоздику и якобы по ошибке расплатиться стодолларовой купюрой за набор конвертов, в одном из которых будет находиться мой адрес. Жду Вас или Вашего посланца каждый понедельник в 13:00 начиная со следующего месяца.
Верный Вам Константинов»
– Теперь о том, Ганнибал, что тебе придется сделать. При прохождении таможенного и пограничного контроля ты должен держать эту записку во рту, как если бы это была жевательная резинка. Понял? При необходимости сам знаешь, что с ней сделать. На тот случай, если тебе придется ее проглотить, заучи текст наизусть, затем исполнишь его своей рукой. Маме отдашь эту записку в почтовом конверте, на котором обязательно должны остаться твои отпечатки пальцев – это очень важно! Запомнил? А твоя мама после того, как ты улетишь из Москвы, на следующий день передаст этот конверт твоему соседу Казаченко лично в руки, усвоил?
– Так точно, шеф!
– Не забудь предупредить маму о том, что ты в Москве находился только сутки, ибо при опросе, который ей устроят Козлов и Казаченко, ее глаза все равно в течение какого-то времени будут светиться радостью от общения с тобой. Почему ты пробыл всего лишь один день – пусть она сама найдет объяснение или придумайте вместе. Самое главное, чтобы оно звучало правдоподобно!
Да, вот еще что! Ни в коем случае не раскрывай маме имя, под которым ты проник в Россию. Ну, ты понимаешь почему. Возможно, под этим именем тебе придется летать туда не раз…
Глава пятая. Козлов и Казаченко: «Что делать?»
Получив конверт из рук матери Аношина, Казаченко бегло ознакомился с содержанием записки и набрал номер домашнего телефона Козлова.
– Леонид Иосифович, у меня есть неожиданная новость от наших… – Казаченко сделал паузу, подбирая слово, наконец, раздельно произнес: друзей из-за границы. Да-да, от «Константинова» и, как вы думаете, от кого еще? Никогда не догадаетесь!
– Ладно уж, Олег Юрьевич, не томи, выкладывай!
– От капитана Аношина!
Вслед за этим наступила долгая пауза, несвойственная козловской манере вести беседу. Наконец экс-генерал пришел в себя.
– А этот пострел, как там оказался? Нет-нет, я не так выразился… Как они нашли друг друга?!
– В письме об этом, Леонид Иосифович, ни слова… Впрочем, и не письмо это – записка. Ее и конверт я отдаю на графологическую и дактилоскопическую экспертизу. Вы можете не спешить, время еще есть. Думаю, пока будут проведены необходимые исследования, пройдет не менее часа. Да-да, до встречи, пропуск я вам заказал…
* * *
– Ну что я могу тебе сказать, Олег Юрьевич… Да, действительно, записка исполнена моим, то есть уже твоим, агентом «Константиновым», – задумчиво произнес Козлов. – Вопрос в том, писал ли он ее по собственной инициативе или под диктовку наших западных коллег, которые с его помощью решили затеять с нами оперативную игру?
Кроме того, на конверте обнаружены еще и отпечатки пальцев Аношина… Невероятный коктейль, который либо наводит на мысль, что они оба «под колпаком», либо, наоборот, на свой страх и риск продолжают вдвоем делать наше общее дело! А как, кстати, Аношин проник в Россию, если установки на его обнаружение разосланы во все пограничные пункты?
– Это для меня тоже полная неожиданность, Леонид Иосифович… Думаю, в Россию он проник с чужими документами.
Козлов громко выдохнул, затем размеренно, будто диктуя телеграмму, произнес:
– Будем исходить из худшего – «Константинов» и Аношин помимо своей воли задействованы в оперативной игре против нас. Поэтому «Константинов» предлагает нам какую-то наживку. Мое мнение – сделать вид, что мы готовы ее заглотить! Но только так, чтобы не пострадали оперативные сотрудники парижской резидентуры. Как это сделать – твоя забота, Олег Юрьевич!
Вариант второй.
«Константинов» и Аношин хотят реабилитировать себя, добыв какую-то оперативно значимую информацию. Как знать, не является ли кто-нибудь из них той самой мышкой, которой удалось своротить репку. Если это так, тем более необходимо выходить на контакт с ними…
– Ну а как?! – Казаченко вопросительно смотрел на экс-шефа. Однако Козлов, по своему обыкновению, не спешил разворачивать декорации. Он медленно прошелся по кабинету, пробарабанил пальцами по крышке стола, остановился у гордости всей службы – напольных часов с боем. Наконец уселся в кресло и, поймав на себе взгляд Казаченко, изрек:
– Это уже зависит от твоей изобретательности. Кстати, исходные данные, как на них выйти, у тебя есть… Прочитай еще раз послание «Константинова». В любом случае, Олег Юрьевич, ты не должен игнорировать предоставленный агентом шанс. За двадцать пять лет работы с ним я его достаточно хорошо изучил и уверен, что по мелочам он не стал бы обращаться к нам. Он относится к разряду людей, которые умеют сами себя за волосы вытащить из возникших проблем. А раз так, то не ему понадобилась наша помощь. Наоборот, он хочет оказать содействие нам!
– Согласен с вашими доводами, товарищ генерал. С одним условием: «Константинов» – невозвращенец, а к ним, как известно, применяется суровая кара…
– Ты эту патетику прибереги для дедов-пердунов из коллегии ФСБ. Не ты ли мне внушал, что, сотрудничая с нами, «Константинов» ничего не имел, ни жены, ни детей, ни накоплений? А сейчас? Сейчас у него есть все: горячо любимая и любящая жена, материальный достаток, а он тем не менее выходит на нас с предложением о возобновлении сотрудничества. В общем, так: либо ты немедленно, – Козлов взглянул на календарь, – сегодня уже 27-е – выезжаешь на встречу с агентом, либо, руководствуясь отжившими свой век инструкциями НКВД-КГБ, объявляешь агента в розыск с использованием возможностей Интерпола!
Наступила долгая пауза. Козлов неотрывно смотрел на Казаченко, во взгляде которого читалось сомнение. Генерал понял, что смущает его бывшего подчиненного. Будто бы между прочим, сказал: