Молодой священнослужитель старался. Много перед его глазами проходило таких пар. И молитвы он давно уже читал на автомате, и благовониями окуривал, особо не вдумываясь в смысл слов, которые произносит. Много было пар, да. Молодых и пожилых, радостных и серьезных. И он привык к будничности этого действа. А сейчас словно заново услышал слова обряда и, говоря, дивился их красоте и лаконичности. «Нет жены без мужа, и нет мужа без жены. Муж! Так сказано: уважай жену, почитай жену, восхваляй жену, защищай жену – себя тем самым прославляешь. Жена – дом твой и постель твоя, пища твоя и душа твоя. Дом держи в тепле, спи в постели своей, пищу вкушай с удовольствием, душу свою береги. Не уважаешь жену – себя не уважаешь. Жена! Так сказано: люби мужа кротко, безропотно, сильной будь и верной; чем сильнее жена, тем сильнее муж, у достойной жены муж да будь достойнейшим, чтобы стоить ее. Любите друг друга в радости, но любите и больными, и злыми, и в молодости, и в старости, ибо тела дряхлеют, а души – никогда». И казалось жрецу, что гулким эхом повторяют древние слова множество голосов, и речитатив уже звучал пением, поднимался к сводам храма, и сам маленький храм вдруг стал торжественнее, выше, светлее, и лики богов менялись, наливались силой, и снисходил на служителя священный восторг – как тогда, когда он впервые видел божественные чудеса и замирал от неведомого. Как только произнес он заключительную часть славословия – «И пусть боги благословят вас», мужчина защелкнул на запястье своей избранницы браслет и подвел ее к статуе Великой Богини – маленькой, плохо исполненной. И что-то проговорил, поклонившись. – Вот моя жена, Великая Мать. Тут же воздух в храме дрогнул, наливаясь запахом чудесных цветов, и крошечная каменная богиня моргнула раз, другой – священник аж за сердце схватился, – сделала по своему помосту несколько шагов к спокойному жениху и побледневшей невесте, развела руки и снова застыла. Из-под потолка посыпалась свежая водяная пыль, оседая на лицах и волосах людей пахнущей травами росой, и ласковый шепот, похожий на шум прибоя, пронесся по храму: – Благословляю, сын мой, тебя и жену твою. И детей твоих. Сильными будут. – Благословляю, – прогрохотал мощный мужской голос, и полыхнули вверх шесть зажжённых свечей, мгновенно истаивая в восковые лужицы на песке. – Благословляю, – ветром вторил еще один: взметнулись волосы у людей, затрепетал подол платья, задребезжали окна, как во время урагана, в храме потемнело на мгновение – и тут же все успокоилось. Жрец перевел дыхание. – Испугалась? – невозмутимо и весело поинтересовался новоиспеченный муж у прижавшейся к нему Светланы. – Угу, – призналась она тихо. – Хотя с тобой, наверное, надо привыкать к этому. Удивляться. – Со мной тебе надо отвыкать бояться, – легко сказал мужчина. – Ничего не бойся, Света. Я всегда защищу. А удивляться можно, – он хмыкнул, – удивляться тебе придется много. После ухода необычной пары молодой священнослужитель с не свойственным ему рвением выдраил весь храм, вымыл окна, с благоговением добавил в жертвенные чаши принесенные молодоженами ароматические масла. И, запыхавшись, поглядывая на статую Синей Богини, застывшую с разведенными руками, впервые подумал, что надо, наверное, купить в храм живых цветов. Она ведь любит цветы. И тем, кто приходит сюда, будет приятнее. Вечером в пригород Иоаннесбурга, в приземистый ресторанчик, расположенный в отдельно стоящем здании, начали съезжаться несколько обескураженные, но очень любопытствующие гости. Встречали их молодожены, рядом стояли нарядные родители. Жених с отцом невесты периодически обменивались шуточками и дружно гоготали над ними, Света застенчиво улыбалась. Тамара Алексеевна взирала на замужнюю уже дочь с видом мученицы, смирившейся с вошедшим в дом злом. На самом деле она сердилась скорее по инерции – ведь отношение к Светлане дракона было очевидно даже для ее пристрастного взгляда. У стены перед большой танцплощадкой на низкой сцене вовсю разыгрывался маленький оркестр, и веселый пожилой дирижер притопывал ногой в такт бодрой мелодии, периодически прихлебывая из преподнесенной ему бутылки коньяка. Щеки и нос его уже алели – музыкальное сопровождение обещало быть зажигательным. Меж столами сновали официанты, спешно расставляя закуски, а хозяин подсчитывал прибывающих и разрывался меж жадностью и отчаянием. Уже выставили все имеющиеся столы, а гости всё шли и шли. У дверей стояла «корзина пожеланий». Приглашенные не глядя вытаскивали из нее длинные цветные ленты и вязали их на руки молодым, от локтя до запястья, так что к концу встречи новобрачные могли похвастаться густой и пестрой бахромой на предплечьях. У каждого цвета было свое значение, и после смотрели, какого получилось больше, чтобы определить судьбу, ожидающую молодых. Синий означал плодовитость, красный – силу, зеленый – богатство, белый – здоровье, желтый – мир в семье. Только черного не было – кто же будет рисковать и желать смерти? В кувшин, который держала Тамара Алексеевна, складывались деньги в подарок молодым и на оплату гуляния. По традиции любой человек мог прийти на свадьбу, оплатив стоимость угощения и добавив «на житье» новобрачным. Этим воспользовались и коллеги Светы из школы и гостиницы, и назначенные Тандаджи соглядатаи, и прочие неучтенные гости. Лорд Тротт пришел Зеркалом одним из первых и за неимением других друзей у жениха стоял за драконьим плечом со скорбным видом и принимал букеты цветов, периодически раздраженно стряхивая с себя лепестки и пыльцу. Зал был огромным – столы стояли буквой П, занимая половину помещения, и второй половины было бы достаточно даже для построения полка, не то что для игр и танцев. А вот антураж не радовал: владелец заведения, конечно, постарался приукрасить ресторан так, чтобы он не походил на бывшие конюшни, из которых, собственно, и был переделан. Но рядом с нарядными занавесками и гирляндами из воздушных шаров серые стены, сложенные из крупного камня, и маленькие окошки смотрелись еще мрачнее. – Папа, – укоризненно сказала Света (она все оглядывала зал, вздыхала и наконец-то не выдержала), – мы же не поминки устраиваем. Не мог найти что-то повеселее? Похоже на собрание какой-то секты с запланированным жертвоприношением. – Ничего, – жизнерадостно ответил Иван Ильич, – зато я алкоголя заказал двойную норму. После бутылки на душу повеселеет даже друг жениха, отвечаю. Четери весело и вопросительно покосился на Макса. Тот обвел длинное серое помещение скептическим взглядом, вздохнул, передал шуршащие букеты отцу невесты и вскинул руки. Стены замерцали, над столами пронесся слаженный вздох гостей – по темному камню поползли зеленые стебли, обвивая окошки, раскрываясь светящимися пышными цветами, из покрывшегося травой пола поднялись иллюзорные тонкие деревья, на ветвях которых как чудесные плоды сияли фонарики, окруженные светлячками. Потолок замерцал синевой и превратился в ночное небо с россыпью ярких звезд. Даже запах поменялся – потянуло ароматом ночного южного леса, свежей зелени и сладких цветов. – Какой полезный друг, – пробормотал ошалевший Иван Ильич. Света же ахнула, не веря своим глазам, развернулась к магу и расцеловала его в обе щеки. Инляндец стоически вытерпел бурную женскую благодарность, хотя выражение лица у него было очень красноречивым. Чет ржал как конь, хотя ему полагалось бы ревновать – но ученик его сейчас очень уж смахивал на рака. Только что клешнями от злости не щелкал. – Здравствуйте, – прозвучал от двери застенчивый девичий голос. Макс глянул на вход – там мялся огромный, как дуб, Ситников, принимая теплое пальто Богуславской. Она была одета в совсем простенькое платье, но накрасилась, распустила волосы и подзавила их. И все равно в этих своих очках и со свойственными ей неловкими движениями выглядела как школьница. Смущенно улыбалась, но увидела его – и как на стену налетела. Заморгала сердито и растерянно, отвернулась, потянулась к корзине с лентами. – Теть Тома, дядь Ваня, это Алина, – пробасил Матвей, засовывая в кувшин деньги. – Мы учимся вместе в университете. Светлана, Четери, это от нас с ней, на долгую и счастливую жизнь. – Хорошо, что пришел, – одобрительно пророкотал дракон, хлопая будущего ученика по плечу. Тот неуверенно улыбнулся, кивнул. – Твоя девушка? – радостно спросил Иван Ильич, заключая Матвея в крепкие объятья. – Э-э-э, – неловко пробормотал Ситников. – Да, – произнесла Алинка твердо. Повязала ленту на руку Светлане. Та улыбалась. – Вы оч-чень красивая, – заметно смущаясь, произнесла принцесса. Подошла к Чету. Дракон смотрел на нее, сощурившись, и ей неловко стало от этого взгляда. – Ты совсем не похожа на сестру, – сказал он с удивлением. Девушка застыла, покраснела – до корней волос – и бросила на Четери умоляющий взгляд. Сзади его предупреждающе тронул за плечо Тротт, да и Ситников нахмурился, набычился, взял Алинку за руку. Родители и Света наблюдали за этой пантомимой с удивлением. – Так вы знакомы? – настороженно спросила Тамара Алексеевна. – Обознался, – весело объяснил Четери, наблюдая, как краска понемногу сходит с лица маленькой принцессы. Протянул руку, и девушка со слабым огоньком Рудлогов повязала ему красную ленту. Он хмыкнул. Конечно, какую еще она могла для него достать. Пока Матвей обнимался со Светланой, что-то серьезно спрашивал у нее, поглядывая на дракона, Алина во все глаза разглядывала красноволосого и, кажется, едва удерживалась, чтобы не пощупать его. В ее ауре так и плескали любопытство и восторг. И еще – злость и раздражение, когда она переводила взгляд на стоящего за его плечом инляндца. Тот же источал холод и совершенно ледяное спокойствие. Четери посмотрел и хмыкнул, покачал головой. – Как у вас тут здорово, – не удержалась от восхищения принцесса, оглядывая зал. – Материальные иллюзии? Матвей, – она повернулась к другу, – а ты так умеешь? – В таком объеме – нет, – ответил тот с неохотой. – Максимум могу комнату замаскировать, но простенько, Алин. Это нужно резерв иметь чудовищный. В голове у девчонки что-то сложилось, и она снова посмотрела на Тротта, теперь почти с благоговением. Тот никак не отреагировал, и она едва слышно фыркнула, задрала подбородок и прошествовала в зал. Пришла толпа усердно улыбающихся мужиков; Чет сразу определил военных, но ничего не сказал, только поднял брови и выразительно посмотрел на старшего – тот кивнул сдержанно, мол, понял, проблем не будет. Агенты прогавкали поздравления, подарили казенные деньги и тут же расселись поблизости от пятой Рудлог. Зашел растрепанный друг Ситникова, прочитавший очень красивые поздравительные стихи своего сочинения. Одна за другой прибывали подруги Светланы, в том числе и та, с которой Четери провел ночь в отеле. На невесту она поглядывала с плохо скрываемой завистью, а уж поздравляя, источала такую сладость, что зубы сводило. – Мама, ну зачем ты ее позвала? – сердито спросила Светлана, когда подруга удалилась к столу. – Я же просила не звонить. – Я и не звонила, – озабоченно нахмурилась Тамара Алексеевна, – видимо, кто-то сообщил. А что случилось? Вы столько лет дружили… – Ничего, – буркнула Света. Посмотрела на мужа – тот совершенно бесстыже усмехнулся, наклонился к ней и поцеловал. Ну да, ревность, куда от нее денешься? Прибыли Светины однокурсники и даже некоторые преподаватели, мама Матвея с его сестренкой Машей, друзья родителей невесты. Гостей уже перевалило за две сотни, а новобрачные устали стоять, когда наконец ручеек закончился. – Родик! – кричал на кухне в телефон хозяин ресторана. Звонил он брату, который держал заведение в городе. – У меня ЧП! Выручай! Шли поваров и официантов, все закуски, что есть, и езжай на базу! Свадьба в два раза больше, чем предполагал, сожрут всё быстрее, чем моргнуть успею! В зале и не подозревали о маленькой трагедии на огромной кухне ресторана. Все рассаживались, знакомились, гомонили, оркестр отчаянно наяривал народные плясовые, повышая градус веселья до безудержного, и желтые фонарики подрагивали в ритме мелодии, а шары танцующих светлячков то и дело змейками перелетали от одного дерева к другому, создавая над головами гостей золотые дорожки. Веселый Иван Ильич, не нашедший, кому доверить проведение свадьбы, покрутил в руке микрофон, покашлял. – Здравствуйте, гости дорогие, – сказал он громко. – Свадьбу по традиции мы начинаем с передачи счастья. Наполняйте бокалы! – Ура! – воодушевленно заорали гости. Полилось рекой пенистое игристое вино, светлячки у деревьев взвились, заметались – то ли от счастья, то ли от испуга. – Жених с невестой делают по глотку, – командовал папа, – и переливают часть бокала в бокал соседа. И так по кругу, пока вино не вернется к молодым. Так каждый прикоснется к свадебному благословению! Чет отхлебнул вина, повернулся к Максу. Тот с отвращением следил, как вино льется в его бокал, с непроницаемым лицом отлил немного соседу и только после этого чуть пригубил. Бокалы звенели, сталкиваясь, вино по цепочке обходило стол, и когда наконец алкогольная «змейка» обежала стол с двух сторон и вернулась к молодым, те выпили бокалы залпом и поцеловались. Целовались они увлеченно – гости аж засмотрелись, не забывая, впрочем, наполнять тарелки дефицитными закусками. Свадьба началась. Отец Светланы периодически хряпал рюмку под укоризненным взглядом Тамары Алексеевны и вдохновенно развлекал гостей. Света больше не пила, Чет потребовал чашу побольше и заливался красным вином (хозяин с радостной дрожью вынес ему коллекционное тридцатилетнее, которое не получалось сбыть уже давненько). Макс наблюдал за присутствующими. Он пил немного, скупо, не позволяя себе расслабиться. Периодически поглядывал туда, где сидела принцесса – она раскраснелась, болтала с Ситниковым и Поляной, улыбалась. Впервые он видел ее смеющейся и непринужденной. – А сейчас, – заорал через некоторое время в микрофон раздухарившийся отец, – ловля невесты! Мужчины, подъем! Встаем в круг, завязываем глаза! Дамы, в центр! Маэстро, музыку! Мужчины, кто какую девушку ловит – тот с ней и танцует! Поймавшему невесту в подарок поцелуй! Маленький оркестр дружно завел очередную плясовую. Света заулыбалась, встала. Чет тоже поднялся, выразительно глянул на оставшегося на месте Макса. Тот сидел с таким видом, будто готовился оборонять окоп до последнего патрона. – Я тебе клинок присмотрел в своем собрании, – словно невзначай обронил дракон. И кивнул в зал. – Заговоренный. – Шантаж, – недовольно пробурчал Тротт, тем не менее вставая. Мама и папа невесты раздавали мужчинам повязки. Агенты Тандаджи попытались улизнуть в туалет, но всевидящее око Ивана Ильича выхватило дезертиров, и отец командирским голосом приказал им вернуться. Видимо, сработал рефлекс – мужики вытянулись как по команде смирно и вернулись в строй, то есть в зал. Наконец суматоха закончилась. Мужчины, выстроившиеся в огромный круг, разгоряченные вином и сытной закуской, прислушивались к хихиканью женщин. Рядом с Троттом встал Матвей, покосился на него с недоверием и тут же перевел взгляд на розовощекую, улыбающуюся ему из центра Алинку. Улыбнулся в ответ и надел повязку. Макс завязал глаза последним – он привычно оценивал пути отступления. – Итак, – заревел папа в микрофон, – девушки, двигаемся по кругу. На счет три останавливаемся и разбегаемся. На счет шесть замираем! А мужчины отмирают и идут ловить по залу. Маэстро, как только кто-то поймает – заводи медленный танец! – Сделаю, – отозвался радостный дирижер, потирая багровый нос. Плясовая, затихшая было, снова взорвалась. Женщины загомонили, засмеялись, задвигались. – Раз, – считал папа азартно, – два, три… разбегаемся! Перед Максом запищало-завизжало («Четыре, – продолжал Иван Ильич, – пять…»), затопотали каблуки, пахнуло смесью женского запаха и духов поверх влажного аромата иллюзорной травы. – Шесть! – крикнул Иван Ильич. В зале замерли. Музыка замедлилась, стала тише, напряженнее, и вдруг тонким голосом вступила плачущая скрипка – и замерла, уступая место бархатному тону саксофона, выводящему первые аккорды любовной мелодии. И Тротта как обухом по голове ударило – он вспомнил эту песню, песню его далекой юности, которую пели девушки на летнем празднике солнцестояния, когда изо всех окрестных деревень собирались молодые парни и девушки на праздник и так же играли в игры и собирались в пары. Только та песня была на инляндском. Дай, дай, дай на зореньке обниму, Дай, милый, поцелую, рубаху сниму… Он сделал несколько осторожных шагов назад. Где-то там находился закуток, где можно было переждать безобразие. Дай рукой поведу по твоим волосам,