Часть 39 из 65 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Страшная женщина, – тихо поделилась Полинка. – Мне кажется, что если, не дай боги, я упаду там в обморок, она потащит меня на себе.
Я хихикнула, и это мгновенно разрядило обстановку. Мы полезли обниматься, осторожно, чтобы не испачкать друг друга помадой, хвалить друг друга, приободрять. Я только что осознала: в наш дом сестричка больше не вернется. Будет приезжать, гостить, возможно, сбегать к нам выпить чаю и поболтать, но жить она навсегда уходит в другое место. В другую семью.
Слезы опять зацарапали изнутри, и, как назло, закурить было нельзя – не в покоях же Полины. Да и берманы очень чувствительны к запахам. Придется потерпеть.
– Как ты себя чувствуешь? – задала я банальнейший из вопросов. Пол, придерживая юбки руками, прошла в сторону туфель, надела их, став еще выше и величественнее. Она ярким пятном отражалась в окне – там уже наступал зимний сумрак.
– Да как сказать, Мариш, – проговорила она, поглядывая на себя в зеркало. – Одновременно охота и смеяться, и плакать. Вот тут, – сестренка показала на живот, – и от макушки до пяток будто дрожит струна. Жутко мне так, что руки леденеют, и в то же время я самая счастливая на свете. И на затылке волосы дыбом, и слезы постоянно пытаются пробиться. Вроде и страшно, и весело, и уже по вам скучаю, и хочется поскорее к Демьяну. И еще это предсказание…
– Какое предсказание? – насторожилась я.
Поля махнула рукой.
– Да… заглянули с Демьяном к шаману на ярмарке в Бермонте, так он всякой страшной дряни наговорил. Как вспомню – трясти начинает.
– Не верь, – твердо приказала я. – Не думай о плохом. Все будет хорошо. У вас с Демьяном просто не может быть плохо.
Полинка с отчаянием посмотрела на меня и зябко передернула плечами.
– Выпей успокоительного, – предложила практичная Алинка.
Сестра упрямо фыркнула, как лошадка, и даже ногой притопнула.
– Чтобы отупеть и ничего не запомнить? Ну уж нет, я хочу ощутить этот день полностью. Я столько его ждала!
Да уж, настроение у нее правда менялось со скоростью метеора.
Снова открылись двери – зашла Ангелина. Молча осмотрела сестру, подошла и обняла ее.
– Ты счастлива? – спросила она, испытующе глядя на Полину.
– Да, – заверила ее Пол. – Очень.
Ани еще посмотрела на нее, улыбнулась и расслабилась.
– Тогда в добрый путь, Полюш. И помни: что бы ни было, ты можешь обратиться ко мне. Я всегда помогу.
Поля снова скривила губы, и я, спохватившись, сунула ей под нос красную розу из стоявшего тут же букета. Чтобы отвлеклась.
– Спасибо, – пробормотала она, отталкивая цветок. – Может, успокоительное – не такая плохая идея?
Заглянула Василина, улыбнулась. Она, в отличие от нас, Полинку уже видела.
– Пятнадцать минут, Пол.
– Мамочки! – простонала счастливая невеста с ужасом и сжала в кулаках тонкий шифон юбки.
– А полог? – воскликнула внимательная Василина. – Поля, почему не прикрепили полог? Где стилист?
Началась суматоха. Забежала парикмахер, начала крепить на волосах Полинки золотистую накидку – спереди она спускалась до губ, сзади ложилась мягким полукругом на пол. Полог словно отрезал сестричку от нас и от прошлой жизни.
– Отсюда все выглядит совсем сказочным, – сообщила она с нервным смешком. – Вы такие солнечные.
«Пусть у тебя вся жизнь будет сказочной, сестричка».
Я опустила глаза – Полинка все еще мяла платье, – протянула руку и сжала ее пальцы. Холодные и влажные. Она вздохнула и крепко схватилась за меня.
У нас на головах тоже были накидки, только короткие и не такие плотные. Мудрые берманы еще в древности придумали на свадьбах закрывать незамужним девицам лица и волосы, оставляя видимыми только губы, чтобы жених вдруг не соблазнился какой-нибудь красоткой и не бросил невесту. Мы все ворчали по этому поводу, кроме Алины. «Зато я смогу присутствовать на всей церемонии и не прятаться от журналистов», – сказала она.
– Пора, Полина, – Василина посмотрела на часы. – Пойдем.
– Ты такая спокойная, – с легким упреком пожаловалась Полинка. – Я же с ума схожу.
– Я просто считаю, что все предопределено, милая, – объяснила Васюша, сочувственно улыбаясь. – У каждой из нас свое предназначение. Если этот мужчина твой, то смысл сходить с ума? Все равно ты уйдешь к нему. Хотя я тебя понимаю, я свою свадьбу едва помню, – тут она замолчала и немного покраснела. – Посмотри: мы не могли быть с Марианом, но все-таки мы вместе. Хотя все было против – и наше положение, и расстояние, и… мама.
– Как бы я хотела, чтобы она была здесь, – тихо сказала невеста.
Мы вдруг все застыли, объединенные общей историей и воспоминаниями, – и как-то одновременно собрались в кружок, прижались друг к другу. Таким я и запомнила этот день – наш сестринский круг, теплый и крепкий, отражающийся в большом зеркале, яркие огни светильников, тонкая тревога, шум голосов за дверью и мы – одна любовь на шестерых, одно сердце, одно счастье.
– Мои леди, – прозвучал от двери осторожный голос Сениной. – Простите меня, но время…
– Конечно, Марья Васильевна, – ответила Василина благодарно. – Идем.
В зале телепорта было людно – и шуршащий многоголосый шепот стих при нашем появлении. Роскошные дамы, элегантные кавалеры. У входа нас встречал Мариан – он подал руку Василине, улыбнулся Полинке. Я скользнула взглядом по Стрелковскому, стоявшему рядом с Тандаджи, и увидела Мартина, который официально должен был сопровождать меня. Маг, элегантный, непривычно серьезный, поклонился мне, подмигнул, и я едва удержалась, чтобы не рассмеяться.
– Есть что-то в этих накидках, – сказал он задумчиво и тихо, рассматривая меня. – Очень хочется снять и посмотреть, что же там, под ней. – Блакориец перевел куда-то взгляд и продолжил: – Не оборачивайся.
Я, конечно, обернулась – и столкнулась взглядом с Люком, как раз поднимавшим глаза после того, как он поцеловал пальцы Ани. Воздух задрожал, задрожала и я, и время застыло оглушительной тишиной, пульсируя в венах жаром, растекаясь деталями – его губы, его темные зрачки, прядь волос на лбу, пальцы, сжимающие руку Ангелины.
Как он смеет прикасаться к кому-то еще?
«Успокойся!»
«Как он смеет!»
– Успокойся, – эхом шепнул мне Март, вежливо кивая Люку, – и я отмерла, отвернулась, усилием воли подавляя тяжелую темную волну, поднявшую во мне такое, о чем я и не подозревала. Огляделась ошалело. То ли прошла всего пара секунд, то ли просто никто не обратил внимания, сосредоточившись на невесте.
«Ты правда ревнуешь его к собственной сестре?»
Я вздохнула – от жгучего стыда и парадоксальной обиды. Не могу видеть их вместе. Пусть это глупо. Не могу.
В их сторону я больше не смотрела.
Зигфрид с помощниками уже открыли телепорт. Полина шла по залу под руку с отцом, а придворные кланялись ей, как будут кланяться теперь всю жизнь. И мы, ее сестры, кроме Василины, тоже приседали в реверансах. Прощаясь.
Полина
В замке Бермонт будущую королеву встречали гвардейцы – в парадных мундирах, в традиционных бермонтских гъелхтах под ними – темно-зеленых накидках-юбках, что оборачивались вокруг талии в два слоя и перекидывались через плечо. Военные выстроились по обе стороны телепортала. Был среди них и подполковник Хиль Свенсен, и капитан Ирьян Леверхофт – друзья Демьяна, с которыми она познакомилась на помолвке. Но лица были каменные – они даже не моргнули, показывая, что узнали принцессу.
Зал за военными был заполнен придворными Бермонта. Мужчины все – в гъелхтах, незамужние женщины – в простых платьях и пологах. И атмосфера здесь оказалась совсем другая, чужая, торжественная, молчаливая. И пахло камнем и холодом.
Пол, выйдя из телепорта, выпрямила спину – и показалось ей, что она смотрит на всех сверху вниз, будто эта почтительная тишина и жадные взгляды мгновенно вознесли ее над полом. Слава богам, отец был рядом, надежный, родной, и она подавила желание отступить назад.
– Ее высочество принцесса Полина-Иоанна Рудлог с отцом, его высочеством Святославом Федоровичем! – объявил церемониймейстер.
Гвардейцы щелкнули каблуками, выхватили из ножен сабли и, сделав синхронный взмах, выстроили их аркой.
Полина прошла вперед и остановилась, ожидая, пока выйдет из телепорта за спиной делегация Рудлога. Отец повернулся к ней, прошептал что-то ободряющее, поцеловал в лоб, сжал руку и отошел. Бермонтцы расступались – навстречу шел ее Демьян, в парадном мундире, тоже в традиционном гъелхте, строгий и величественный. За ним слаженно вышагивали старики – какие-то важные сановники. Будущий супруг подошел ближе, склонил голову, и невеста присела в низком реверансе.
– Счастлив приветствовать вас в нашем будущем доме, ваше высочество, – проговорил он. Глаза его сверкали. – Встаньте, прошу вас.
– Принимаешь ты ли эту женщину к церемонии? – задал ритуальный вопрос один из пожилых берманов. – Достойна ли она служить тебе женой?
Пол едва удержалась от того, чтобы не скривить возмущенно губы, – и Демьян словно увидел это, улыбнулся.
– Принимаю, – сказал он. – Достойна.
– А ты, женщина, готова ли войти в дом Бермонт? – настойчиво продолжал старик. – Готова ли признать мужа своим господином и повелителем?
– Готова, – твердо ответила Полина.
Старики, расположившиеся полукругом за королем, зашушукались, поглядывая на нее, – и даже, кажется, всерьез заспорили. В зале молчали. Демьян стоял спокойно, спиной к старейшим, и только взгляд его болотных глаз удерживал принцессу от нервной дрожи. Она зацепилась за этот взгляд и отстранилась от всего происходящего: разве кто посмеет встать на ее пути к Демьяну?
– Мы приняли решение и поддерживаем вас, ваше величество, – торжественно провозгласил тот же старик.
Демьян улыбнулся. «Ну чего ты боялась?»
«Мне до сих пор страшно».
Он сделал к ней несколько шагов, поцеловал руку – мягко, чуть выше браслета обручальной пары. От Демьяна пахло ее мужчиной, и Полина вдруг успокоилась. Положила ладонь ему на локоть – и они, сопровождаемые аристократами и высокими чинами, двинулись к выходу из зала.
На большом широком автомобиле жених с невестой направились в центральный храм, а за их спинами всё выезжали и выезжали из высоких ворот в подножии скалы машины с придворными. Они проезжали по сумеречному Ренсинфорсу, украшенному мягким снежком, сияющему огнями, мимо выстроившихся по краям дороги людей, приветствующих короля и его будущую королеву. Стоявшие в первых рядах усиленно мели снег еловыми лапами – прямо в сторону машин – и плескали на мостовую что-то из пузатых бутылок.