— Они подходят под описание, которое вы дали. Жеф пожал плечами, не собираясь ничего уточнять. — Что ж, они действительно были в тот вечер на набережной Селестэн… Не угодно ли вам, мосье Гийо, рассказать, что вы там делали? — Мы спустились в машине к самой воде… — На каком расстоянии от моста? — Более, чем на сто метров. — Внизу вы остановили машину? — Да, мосье. — А дальше? — Дальше мы вышли из машины и подошли к багажнику, чтобы вынуть собаку. — Она была тяжелая? — Нестор весил больше, чем я: семьдесят два килограмма. В последний раз я взвешивал его два месяца назад у мясника… — У набережной стояла на причале баржа? — Да. — Итак, взяв свой груз, вы направились к мосту Мари? Ардуэн открыл было рот, чтобы возразить, но тут, по счастью, вмешался его друг. — Почему вы решили, что мы направились к мосту Мари? — Потому, что так утверждает этот человек. — Он видел, как мы шли к мосту Мари? — Не совсем так… Он видел, как вы шли обратно. Двое друзей переглянулись. — Он не мог видеть, как мы шли вдоль баржи, потому что мы бросили собаку в воду у самой кормы. Я даже боялся, как бы мешок не зацепился за руль. И даже подождал, чтобы убедиться, что труп унесло течением… — Вы слышали, Жеф? Но тот, нимало не смущаясь, заметил: — Это все его выдумка. А у вас была своя. Другие еще чего-нибудь навыдумывают, верно? А при чем тут я? — Который был час, мосье Гийо? Тут уж Ардуэн не мог удовольствоваться немой ролью и вмешался: — По… по… почти… половина… — Примерно половина двенадцатого, — прервал его господин Гийо. — Без двадцати двенадцать мы уже были в кафе на улице Тюрен. — Ваша машина красного цвета? — Да, у меня красная машина, «Пежо-403». — И в номерном знаке есть две девятки? — 7949, Л—Ф 75. Можете посмотреть технический паспорт… — Не хотите ли, мосье ван Гут, спуститься во двор и опознать машину? — Я хочу только одного — вернуться к жене. — Как вы объясняете эти противоречия в показаниях? — Объяснять — ваше дело, а не мое. — Вы понимаете, какую вы допустили ошибку? — Да, вытащил человека из воды. — Но сделали вы это не по своей воле. — Как — не по своей воле? Значит, я был вроде лунатика, когда отвязал ялик и взял багор? — Вы забыли об одной детали: кроме вас, еще кое-кто тоже слышал крики бродяги… Виллемс — тот не кричал: видимо, от холодной воды его сразу же хватил удар. С Тубибом вы были осторожнее и сначала оглушили его. Вы были уверены, что он мертв или, во всяком случае, не справится с течением и водоворотами… Услышав крики, вы были неприятно поражены. И вы бы не пошевелили пальцем — пусть себе покричит, пока не отдаст богу душу, — если б не услышали голоса речника с «Пуату». Он видел, что вы стояли на палубе своей баржи. Тогда-то вы и сочли нужным разыграть роль спасителя! Жеф только пожимал плечами. — Когда я вам сказал, что вы допустили ошибку, я имел в виду не то, что вы бросились спасать человека. Я имел в виду ту историю, что вы рассказали, вернее, сочли нужным рассказать мне, чтобы рассеять подозрения. Вы ее тщательно продумали… Страховой агент и его друг, потрясенные, смотрели то на комиссара, то на фламандца, поняв наконец, что на карту поставлена человеческая жизнь. — В половине двенадцатого вы вовсе не чинили мотор, как пытались нас убедить. Вы находились в таком месте, откуда видна набережная — либо в каюте, либо где-нибудь на палубе… Иначе вы бы не заметили красной машины. Вы видели, как бросили в воду собаку, и вспомнили об этом, когда полиция стала расспрашивать о случившемся. Вы решили, что машину не найдут, и заявили, будто видели двух мужчин, возвращавшихся из-под моста Мари. — Я никому из вас не мешал говорить, верно? Они болтают что хотят, и вы тоже болтаете что хотите… Мегрэ снова подошел к двери. — Мосье Гуле, прошу вас! Лапуэнт ввел в кабинет речника с баржи «Пуату», которая все еще разгружала песок у набережной Селестэн. — В котором часу вы услышали крики на реке? — Около полуночи. — А не можете сказать точнее? — Нет. — Было больше половины двенадцатого? — Наверняка. Когда все было кончено, я хочу сказать, когда тело вытащили на берег и пришел ажан, было уже половина первого. По-моему, ажан записал время у себя в блокноте. И, уж конечно, больше получаса не могло пройти с той минуты, как… — Что вы на это скажете, ван Гут? — Я? Ничего… Он тоже рассказывает по-своему. Верно? — И ажан рассказывает? — Ажан тоже может выдумать. В десять часов вечера, когда три свидетеля ушли, из кабачка «Дофин» снова принесли поднос с бутербродами и с бутылками пива. Мегрэ вышел в соседнюю комнату и сказал Лапуэнту: — Теперь твоя очередь… — Что я должен у него спрашивать? — Что хочешь… Такая уж у них была система. Случалось, они сменяли друг друга по три-четыре раза в течение ночи, задавая одни и те же вопросы, но несколько в ином разрезе, стараясь мало-помалу измотать подозреваемого. — Алло! Соедините меня, пожалуйста, с женой. Госпожа Мегрэ еще не ложилась. — Не жди меня… не советую… — Ты, кажется, устал. Трудный допрос? Она почувствовала по тону, что настроение у него неважное.