— Провели несколько дней в Дьеппе, два года назад. Еще до этого ездили отдыхать в Сабауди, и он показывал мне издалека горы Швейцарии, говоря, что это его родная страна. А в самом начале мы ездили на экскурсию на автобусе из Парижа в Ниццу и на Лазурное побережье. — Он был широким человеком? — Все зависит от того, что вы называете широким человеком. Нет, скупым он не был, но не любил, когда его обманывали, обсчитывали. Счета в гостиницах и ресторанах всегда проверял. — Еще один нескромный вопрос… — Сколько мне лет? — Да. — Сорок четыре. — Значит, вы приобрели определенный жизненный опыт. И вы никогда не раздумывали над тем, почему этот человек ведет двойную жизнь? Или почему он на вас не женится? — Я знала иных мужчин, которые также не предлагали мне супружество. — Мужчин… похожих на него? — Нет, конечно, нет. — И через минуту добавила: — Я сама не раз раздумывала над этим. Вначале, как я уже вам говорила, думала, что у него жена где-нибудь в провинции и он приезжает в Париж по делу через определенное время. Я не была бы на него в претензии, если бы так и оказалось на самом деле… Кто бы не хотел иметь второго дома, если бы знал, что кто-то его ждет с распростертыми объятиями… Он не любил гостиниц, я сразу это заметила, во время нашего первого совместного путешествия. Он был всегда такой чуткий, настороженный, как будто чего-то боялся… («Ага!.. значит, это так! — подумал Мегрэ. — Он все-таки боялся!») — Позднее, когда я узнала его ближе и когда увидела его нестарательно заштопанные носки, догадалась, что он живет с матерью, только стыдится признаться. Много есть таких мужчин, которые не женятся из-за матери, никто бы и не подумал, что это действительная причина… Ему уже лет пятьдесят, а дрожит перед мамочкой, как маленький мальчик. Я думала, что с ним такая же история… — Но ведь он должен был на что-то жить?.. Работать, чтобы иметь деньги. — У него могли быть какие-то свои дела. — Вы никогда не подозревали, чем он может заниматься… — Чем? Она спросила так естественно, что нельзя было допустить мысли, что она играет комедию. — Что вы хотите этим сказать? Теперь я ко всему готова. Что он такого делал? — Крал. Был вором, преступником. — Он? Оноре? — Она нервно рассмеялась. — Вы шутите, правда? Это невозможно! — К сожалению, возможно. Он крал всю жизнь, начиная с шестнадцати лет, когда был еще учеником слесаря и убежал из исправительного дома в Швейцарии, чтобы вступить в Иностранный легион. — О том, что он служил в Иностранном легионе, он мне сказал, когда я увидела его татуировку. — А о том, что сидел два года в тюрьме, он не сказал? Она села, как если бы ноги у нее не выдержали и подогнулись, и слушала так, словно речь шла о ком-то ином, а не о ее любовнике, которого она так хорошо знала в течение стольких лет… Время от времени она встряхивала головой с недоверием. — Я сам, к вашему сведению, лично его арестовывал, а потом еще несколько раз допрашивал в своем кабинете. Да, это был преступник, но только не такой, как другие. На вид он вел нормальный, спокойный образ жизни. Не вращался в преступных кругах, у него не было сообщников. В течение какого-то времени он готовил преступление. Целыми неделями наблюдал за выбранным домом — кто и когда уходит и приходит… До самого момента, когда с полной уверенностью в себе прокрадывался, чтобы присвоить чужие деньги, чужие драгоценности. — Нет, нет, не может быть! Я никогда этому не поверю! — Я хорошо понимаю ваше удивление. В одном вопросе вы не ошиблись, отгадали точно: он на самом деле жил с матерью на улице Муфтар, там находились его вещи. — А она знает?.. — Да. — И раньше знала? — Да. — И разрешала ему? — Она была не столько возмущена, сколько удивлена. — И поэтому его убили? — Скорее всего. — Полиция? Она становилась недоверчивой, менее открытой и как бы более твердой. — Нет. — Может быть, те люди, которых… которых он пробовал обокрасть… убили его? — Может быть. Вы послушайте. Не я веду следствие по этому делу, а судебный следователь Кажу. Именно он дал определенное задание инспектору Фумелю… Инспектор Фумель слегка поклонился. — Инспектор Фумель находится у вас официально, а я нет. Вы имели право не отвечать ни на его вопросы, ни на мои. Могли даже не впускать нас в квартиру. И если бы мы в таком положении попробовали произвести у вас обыск, то совершили бы нарушение закона, превышение власти. Вы меня понимаете? Нет. Мегрэ чувствовал, что она не отдает себе отчета в важности этих слов. — Я думаю, что… — Говоря яснее: все то, что вы рассказали нам о Кюэнде, не будет отражено в официальном рапорте инспектора. Следует считаться с тем, что судебный следователь, когда из какого-либо источника узнает о вашем существовании, пришлет к вам инспектора, возможно, Фумеля, а может быть, кого-то иного, с определенными полномочиями. — И что я тогда должна буду сделать? — В таком случае вы можете потребовать присутствия адвоката. — Зачем? — Поскольку это ваше право. Вы лично не совершили никакого преступления. Но, может быть, Кюэнде оставил в вашей квартире, кроме своих книг и трубок, еще какие-нибудь вещи… В ее голубых глазах появился блеск понимания. Наполовину про себя она буркнула: — Чемодан… Она прикусила язык, но было уже слишком поздно. — Но ведь это совершенно нормально, — сказал Мегрэ, — что ваш друг, живущий здесь с вами в течение долгого времени, несколько месяцев в году, доверил вам чемодан со своими личными вещами. Не менее нормально было бы, если бы он оставил вам ключик от чемодана с просьбой, например, чтобы вы в случае чего его открыли… Мегрэ желал бы не иметь свидетелей при беседе. Фумель, как бы отгадав его намерения, отодвинулся немного в сторону и стоял с выражением лица человека, которого ничего на свете не интересует. Но Эвелина протестующе покачала головой. — У меня нет никакого ключа. Но… — Не стоит об этом. Еще одно: такой человек, как Кюэнде, мог быть настолько предусмотрительным, чтобы оставить завещание, в котором были бы для вас определенные поручения… Например, он мог бы пожелать, чтобы вы занялись его матерью… — Она, должно быть, уже немолода… — Вы сами увидите… Одно только несомненно: в его жизни не было других женщин, кроме матери и вас… — Вы так считаете? Ей это польстило, несмотря на все, и довольная улыбка промелькнула на ее лице. Когда она улыбалась, на ее щеках появлялись две ямочки, как у молоденькой девушки. — Не знаю, что и думать… — Вы обо всем подумаете, и не раз, когда останетесь одна… После короткой паузы она обратилась к нему: — Скажите, господин комиссар… — она заколебалась и внезапно покраснела: — Он никогда… никогда не убил никого? — Со всей уверенностью могу сказать, что нет. — Если бы вы сказали, что да, то я перестала бы вам верить. — Добавлю еще кое-что. Кюэнде жил, что не подлежит сомнению, со своих краж. — Но ведь он тратил так мало! — Вот именно! Возможно, что ему нужно было только сознание, что он может иметь деньги в своем распоряжении, это давало ему чувство уверенности в себе. А может быть, тут роль играл какой-то еще иной мотив, и роль принципиальную…