Старуха прошла вперед, слегка кивнув консьержу, который глазел на нее через стеклянную дверь. Смехотворно и отвратительно надевать наручники на семидесятичетырехлетнюю старуху. Мегрэ пропустил ее перед собой в машину и уселся рядом. — Сирену больше включать не надо. Погода все еще стояла прекрасная: они обогнали большой красно-белый автобус, полный туристов. Мегрэ не знал, о чем говорить, какие вопросы задавать. Сотни раз он возвращался на набережную Орфевр, везя с собой подозреваемого, мужчину или женщину, которых должен был припереть к стенке. Задача бывала более или менее трудной, более или менее мучительной, в зависимости от расследования. Допрос мог продолжаться часами, а иногда заканчивался лишь на рассвете, когда трудовой люд Парижа начинал свой день. Эта стадия расследования никогда не нравилась Мегрэ. И в первый раз за всю его практику ему предстояло допрашивать старую женщину. Во дворе уголовной полиции он помог ей выйти из машины, но старуха оттолкнула его руку и с достоинством начала подниматься по ступенькам, словно ступая на церковную паперть. Мегрэ сделал знак Жанвье, чтобы тот шел следом. Все трое поднялись по главной лестнице и вошли в кабинет комиссара, где легкий ветерок раздувал занавески. — Садитесь, пожалуйста. Он указал старухе на кресло, но та выбрала стул, а Жанвье, который хорошо знал заведенный порядок, устроился на уголке письменного стола и взял блокнот и карандаш. Мегрэ кашлянул, набил трубку, прошел к окну, потом вернулся и встал перед старухой, которая не сводила с него своих маленьких живых глаз. — Прежде всего я должен объявить вам, что судебный следователь подписал ордер на ваш арест. Он показал ордер. Старуха из вежливости взглянула на документ. — Вы обвиняетесь в умышленном убийстве вашего хозяина, графа Армана де Сент-Илера, произошедшем в ночь со вторника на среду. Сотрудник нашей технической лаборатории только что снял с вашей правой руки парафиновый тест. Этот тест позволяет обнаружить частицы пороха и других химических веществ, въевшихся в кожу человека, который пользовался огнестрельным оружием, в особенности автоматическим пистолетом. Мегрэ взглянул на нее, ожидая отклика, но казалось, будто это она, спокойная, на диво владеющая собой, изучает комиссара. — Вы ничего не скажете? — Мне нечего сказать. — Результат теста оказался положительным, что устанавливает, без какой-либо возможной ошибки, что вы недавно пользовались огнестрельным оружием. Она была так невозмутима, словно сидела в церкви и слушала проповедь. — Куда вы дели оружие? Я предполагаю, что в среду утром, направляясь на набережную Орсе, вы выбросили пистолет в Сену вместе с гильзами. Предупреждаю вас: мы сделаем все необходимое, чтобы обнаружить пистолет, — водолазы обшарят дно. Она решила молчать — и молчала. Что же до взгляда, то в нем читалась такая безмятежность, будто речь вовсе не шла о ней, будто она оказалась здесь случайно и выслушивала слова, которые ее ничуть не касались. — Не знаю, каким мотивом вы руководствовались, хотя у меня есть кое-какие подозрения. Вы около пятидесяти лет прожили с графом де Сент-Илером. Вас связывали самые близкие отношения. Легкая улыбка чуть тронула губы Жакетты, в улыбке этой читалось и кокетство, и глубокое чувство. — Вы знали, что после смерти принца ваш хозяин собирался осуществить мечту своей юности. — Мегрэ осточертело говорить в пустоту: временами он едва сдерживался, чтобы не встряхнуть старуху за плечи. — Если бы он не погиб, он бы женился — ведь так? Сохранили бы вы свое место в его доме? И в любом случае — было бы оно таким же, как прежде? Держа карандаш на весу, Жанвье тщетно дожидался ответа. — Во вторник вечером вы проникли в кабинет хозяина. Он читал гранки своей книги. Может быть, вы о чем-то поспорили? Через десять минут такого диалога Мегрэ потерял терпение и вышел в кабинет инспекторов. Тут он вспомнил, что Лапуэнт со вчерашнего вечера дежурит на улице Сен-Доминик. — Ты занят, Люка? — Ничего срочного. — Тогда пойди смени Лапуэнта. — И поскольку полдень уже миновал, Мегрэ добавил: — Заскочи в пивную «У дофины», пусть пришлют сюда поднос сандвичей, пиво и кофе. — И, подумав о старухе, заключил: — И бутылку минеральной воды. Вернувшись в свой кабинет, он увидел, что Жакетта и Жанвье сидят на своих местах, неподвижные, как на картине. Следующие полчаса он мерил шагами комнату, курил короткими затяжками, то подходил к окну, то останавливался в двух шагах от старой экономки, чтобы взглянуть ей в лицо. Это нельзя было назвать допросом, ибо она упорно молчала, — скорее длинный, довольно сбивчивый монолог. — Должен сразу сказать вам: возможно, эксперты признают временное помрачение рассудка. Ваш адвокат будет настаивать на состоянии аффекта, назовет это преступлением по страсти… Смех смехом, а ведь это правда. — Ваше молчание ничего вам не даст, но если вы признаете свою вину, то сможете растрогать присяжных. Почему бы не начать прямо сейчас? Есть такая детская игра: не открывать рта, что бы ни говорил и ни делал партнер, а особенно — не смеяться. Жакетта не открывала рта и не смеялась. Мегрэ беспрерывно сновал по комнате, а она по-прежнему следила за ним глазами, ни разу не вздрогнув и не возмутившись, словно его слова не имели к ней ни малейшего отношения. — Граф был единственным мужчиной в вашей жизни. Все без толку. Он пытался нащупать хоть какую-то слабинку — но тщетно. Постучали в дверь. Рассыльный из пивной «У дофины» поставил поднос на письменный стол комиссара. — Подкрепитесь немного, это вам не повредит. Судя по тому, как идут дела, мы еще не скоро кончим. Он протянул старухе сандвич с ветчиной. Рассыльный ушел. Она приподняла верхний ломоть хлеба и — о чудо! — наконец открыла рот. — Вот уже больше пятнадцати лет, как я не ем мяса. Старикам оно не нужно. — Может быть, тогда с сыром? — Все равно: я не голодна. Мегрэ вновь зашел к инспекторам: — Пусть кто-нибудь позвонит в пивную и попросит принести бутерброды с сыром. Сам он ел словно назло всему на свете, трубка в одной руке, сандвич — в другой, и время от времени прерывался, чтобы отхлебнуть пива. Жанвье отложил бесполезный карандаш и тоже принялся за еду. — Может быть, вы хотите поговорить со мной наедине? Она лишь пожала плечами. — С настоящего момента вы имеете право на присутствие адвоката по вашему выбору. Я готов немедленно пригласить любого, кого вы мне укажете. У вас есть знакомый адвокат? — Нет. — Хотите, я дам вам список? — Это ни к чему. — Вы предпочитаете адвоката по назначению? — Зачем он мне нужен? Все же они продвинулись вперед: старуха разомкнула губы. — Вы признаетесь в убийстве вашего хозяина? — Мне нечего сказать. — Иными словами, вы поклялись молчать, что бы ни случилось? Снова выматывающее молчание. Табачный дым клубился в кабинете, озаренном косыми лучами солнца. Пахло ветчиной, пивом и кофе. — Хотите чашечку кофе? — Я пью кофе только по утрам, и то с молоком. — Чего вам принести попить? — Ничего. — Вы собираетесь объявить голодовку? Зря он это сказал: старуха едва сдержала улыбку, — возможно, мысль пришлась ей по вкусу.