В одном углу стоял рояль, а в другом старинный клавесин, вдоль стен лежали свернутые ковры. В середине комнаты прямо на полу валялись груды старых журналов, бумаги, зеленых канцелярских папок и жестяных коробок из-под печенья. Если когда-либо в этой комнате играли на рояле и танцевали, то теперь, совершенно очевидно, уже много лет сюда никто не входил. Красный шелк, которым были обиты стены, был разорван в нескольких местах. Полуоткрытая дверь вела в библиотеку с пустыми полками, на которых кое-где лежали книги в красных обложках — несколько растрепанных томов, похожих на те, которые встречаются на набережной у букинистов. А где остальные книги? Проданы? Вполне правдоподобно. Мебель тоже распродана, потому что ее нигде не было видно, только в третьей комнате, еще более сырой, чем остальные, стоял бильярд с заплесневевшим сукном. Голос Мегрэ прозвучал странно и глухо, словно в кладбищенском склепе, когда он сказал, скорее себе самому, чем тем двоим, которые все еще шли следом за ним: — Я думаю, что кабинеты фирмы находятся по ту сторону арки. Они прошли под сводами, куда доносились голоса полицейских агентов, которые отгоняли десятка два любопытных, толпившихся около дома. Наконец, они нашли комнату более обитаемого вида. Это был рабочий кабинет, действительно похожий на кабинет, хотя и старомодный. Стены его были покрыты деревянными панелями и украшены двумя портретами, писанными маслом в прошлом столетии, и фотографиями. Последняя из них, по-видимому, изображала Феликса Ляшома в возрасте пятидесяти-шестидесяти лет. Здесь была представлена вся династия Ляшомов, отсутствовал пока еще портрет Леонара. Мебель по стилю представляла собой нечто среднее между готикой и ренессансом, такая мебель встречается только в очень старых коммерческих фирмах Парижа. В застекленной витрине были выставлены образцы различного печенья фирмы Ляшом в разнообразной упаковке. Мегрэ постучал в другую дверь. — Войдите! Это снова был кабинет, такой же старомодный, только в нем царил еще больший беспорядок, среди которого, склонившись над толстой книгой, сидел лысый человек лет пятидесяти. — Я полагаю, что вы и есть бухгалтер? — Да, я бухгалтер Жюстен Брэм. — Комиссар Мегрэ. — Я знаю. — Месье Анжело — следователь, метр Радель — семейный адвокат Ляшомов. — Очень приятно. — Я полагаю, месье Брэм, вы в курсе того, что произошло сегодня ночью? — Попрошу вас присесть, господа. Напротив письменного стола бухгалтера стоял еще один стол. — А это стол Армана Ляшома? — Да, месье. Фирма Ляшом принадлежит одной семье в течение нескольких поколений, и еще совсем недавно месье Феликс занимал соседний кабинет, который его отец и дед занимали до него. Брэм был толстым человеком с желтым цветом лица. В открытую дверь был виден еще один кабинет, в котором работали мужчина в серой блузе и машинистка средних лет. — Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов. — Мегрэ указал на старомодный громоздкий сейф, который, несмотря на свои размеры и тяжесть, не устоял бы даже перед взломщиком-новичком. — Вы держите наличные деньги в этом сейфе? Месье Брэм сначала закрыл дверь в соседнюю комнату и, вернувшись с несколько смущенным видом, бросил взгляд на адвоката, как бы спрашивая у него совета. — О каких наличные деньгах вы говорите? — спросил он наконец одновременно наивно и грубовато. — У вас имеется штат служащих, следовательно, вам приходится выплачивать им жалованье… — Увы! Даже слишком часто приходится это делать. — Но у вас должны быть оборотные средства… — Они должны были бы у меня быть, господин комиссар! К несчастью, мы уже давно живем ссудами под большие проценты. Вот сегодня утром у меня в этом сейфе находится не больше десяти тысяч франков[2]. И они мне сегодня же утром понадобятся, чтобы расплатиться по одному счету. — Ваши рабочие и работницы знают о положении фирмы? — Им случается дожидаться жалованья по несколько дней, а порой получать его частями. — Значит, никому из них не пришла бы в голову мысль ограбить дом? Услышав такое предположение, месье Брэм беззвучно рассмеялся. — Безусловно, нет. — Вашим соседям также известно финансовое положение фирмы? — Лавочник, мясник, молочник приходят по три, а то и по четыре раза, прежде чем им заплатят… Было очень неприятно расспрашивать дальше. Это походило на публичное обнажение, и все же это было необходимо. — У Ляшомов нет личного состояния? — Никакого. — Как вы думаете, сколько денег могло быть в бумажнике месье Леонара? Бухгалтер сделал неопределенный жест. — Немного. Какая-нибудь мелочь. — И все же фирма продолжает существовать. Месье Брэм снова взглянул на адвоката. — Мне кажется, — вмешался тот, — что следствие все больше и больше интересуется моими клиентами, а не убийцей. Мегрэ проворчал: — Вы рассуждаете, как старая Катрин, метр. Как, по-вашему, я найду убийцу, если не буду знать мотивы, которые толкнули его на это? Нас ведь пытаются убедить, что это сделал грабитель… — Лестница это доказывает… Комиссар скептически проворчал: — Конечно! И еще исчезновение бумажника! И тот факт, что до сих пор не найдено оружие… Мегрэ вел допрос стоя. Остальные также не садились, несмотря на приглашение бухгалтера, который явно устал стоять и все время косился на свое мягкое кресло. — Скажите, месье Брэм, вам все же удается оплачивать ваших служащих, поскольку они продолжают работать?.. — Каждый раз это похоже на чудо. — А откуда появляются эти волшебные деньги? Бухгалтер начал проявлять признаки волнения. — Месье Леонар мне их всегда вручал сам. — Наличными? Метр Радель сказал вкрадчивым голосом: — Вы не обязаны отвечать на этот вопрос, месье Брэм. — Все равно, это узнают при проверке денежных документов фирмы или подав запрос в банк… Деньги мне обычно вручались в форме чека… — Вы хотите сказать, что у месье Леонара был личный счет в банке, а не общий с фирмой Ляшом, и что именно с этого счета он снимал нужные суммы, когда необходимость к этому вынуждала? — Нет. Дело касается мадам Ляшом. — Матери месье Леонара? — Нет, мадам Полет. Наконец-то что-то стало проясняться, и Мегрэ, удовлетворенный, сел. — Садитесь за ваш стол, месье Брэм. Отвечайте спокойно. С какого времени мадам Полет, как вы ее называете, то есть жена Армана Ляшома, играет роль провидения этого дома? — С того момента, когда она в него вошла. — Когда состоялась их свадьба?