— Я торопился, как только мог. — Войдите, мадам. Это вы, не так ли, видели вчера вечером красную машину, стоявшую против вашего магазина? Он сознательно избегал слова «лавка». — Да, месье. — Следуйте за мной. Она молча остановилась в дверях кухни, затем, обернувшись к комиссару, спросила: — Что я должна сделать? — Вы кого-нибудь здесь узнаете? — Конечно. — Кого? — Вот этого господина, который обедает… Мегрэ снял с вешалки плащ и шляпу Сенваля. — Я их узнаю тоже. Кроме того, я уже на улице узнала машину. У нее вмятина на правом крыле. С сухими глазами, сжав зубы, Вероника Ляшом встала из-за стола и опустила свою тарелку в раковину. Ее друг тоже перестал есть. Он колебался, продолжать ли ему сидеть, и наконец встал, пробормотав: — Ясно. — Что ясно? — Я там был. — Благодарю вас, мадам. — Ты можешь отвезти ее обратно, Лапуэнт, пусть на всякий случай она подпишет свои показания. Когда они остались втроем, Вероника сказала чуть охрипшим голосом: — Вас не затруднит, вас обоих, обсуждать ваши дела в другом месте, а не в моей кухне?.. Пройдите в гостиную, если вам угодно… Мегрэ понимал, что она хочет остаться одна, возможно, чтобы заплакать. Он ведь испортил ей не только вечер, но гораздо больше. Интимный обед вдвоем плохо кончился. — Пойдемте… Он неплотно прикрыл за собой дверь, считая, что дочь Ляшомов имеет право знать все. — Садитесь, месье Сенваль. — Вы позволите мне закурить? — Пожалуйста. — Вы отдаете себе отчет в том, что вы сделали? — А вы? Любовник Вероники походил на школьника, который, застигнутый на месте преступления, упрямится и капризничает. — Я могу тотчас же доказать вам, что вы ошибаетесь. Мегрэ уселся напротив него и стал набивать трубку. Он молчал, не желая облегчать положение своего собеседника. Он сам понимал, что это несправедливо. Следователя Анжело здесь не было, а Сенваль не требовал присутствия адвоката. Должно быть, он казался красивым парнем женщинам определенного типа, но вблизи, особенно в эту минуту, у него был потасканный вид. Без привычного апломба, которым он обычно щеголял, он становился слабым и нерешительным. Он чувствовал бы себя более непринужденно в баре напротив. — Я читал газету, как и все, и теперь догадываюсь, о чем вы думаете. — Я еще ничего не думаю. — Тогда для чего же вы привели сюда эту женщину, которую я вижу в первый раз? — Для того чтобы заставить вас признаться, что вы были вчера на набережной де-ля-Гар. — Ну и что из этого? — Ничего, кроме того, что вы знаете Полет Ляшом. — Ну и что? Он снова начал обретать уверенность, вернее, пытался хорохориться. — Я знаком с сотней женщин, но я никогда не знал, что это уголовное преступление. — Я вас не обвиняю ни в каком уголовном преступлении, месье Сенваль. — Однако вы приходите сюда, к моей приятельнице, прекрасно зная, что… что… — Что я вас ставлю в затруднительное положение, так как, я полагаю, вы никогда не рассказывали ей о ваших отношениях с Полет Ляшом? Сенваль замолчал, опустив голову. Из кухни доносился стук тарелок, ножей. Можно было подумать, что Вероника не слушает их разговор. — Как давно вы ее знаете? Сенваль не ответил, не зная, продолжать ли ему лгать или нет. Тогда вмешалась Вероника, доказав этим, что она следила за их разговором. — Это я виновата, месье Мегрэ. Теперь я все поняла. Я была глупой гусыней и должна была быть готова к тому, что случилось… Она плакала на кухне не очень долго, однако достаточно, чтобы глаза покраснели. Она держала носовой платок в руке, и ноздри у нее были влажными. — Сама того не зная, я уже ответила вам на этот вопрос, когда вы заходили ко мне сегодня первый раз. Вы помните, я сказала, что месяца полтора-два тому назад мне показалось, что я увидела свою невестку в зале. Жак зашел за мной в тот вечер, как он это часто делал. Не знаю, почему я ему рассказала об этом, хотя раньше никогда не рассказывала о моей семье. Я не могу вспомнить точно, как это получилось. Кажется, я сказала: «Мой брат был бы сильно удивлен, если бы узнал, какие заведения посещает его жена!» Что-то в этом роде… Жак меня спросил, что делает мой брат, и мне показалось забавным ответить: «Вафельки!» Нам было очень весело в ту ночь. Мы шли, крепко прижавшись друг к другу. «Он кондитер?» — «Да, в этом роде. Ты никогда не слышал о вафлях „Ляшом“?» И так как это имя ему ничего не говорило, я добавила. «Его жена стоит триста миллионов франков, а может быть, и больше». Теперь вы понимаете? Мегрэ понял, но ему надо было знать больше. — Он расспрашивал о вашей невестке? — Не сразу. Это началось позже. Он задавал то один вопрос, то другой, как будто не придавая этому значения… — Вы уже обсуждали вопрос о вашем браке? — Несколько недель назад. Достаточно серьезно. — А потом вы возвращались к этому вопросу? — Я считала, что этот вопрос решен раз и навсегда. Сенваль пробормотал, стараясь, чтобы его голос звучал убедительно: — Я никогда не менял своего решения. — Тогда для чего ты познакомился с моей невесткой? — Из простого любопытства… без определенной цели… и потом — она же замужем… следовательно… — Следовательно, что? — Я был совершенно не заинтересован в… — Разрешите, — прервал их Мегрэ, — я хотел бы, в свою очередь, задать несколько вопросов. Скажите мне, месье Сенваль, где и когда вы познакомились с Полет Ляшом? — Вам нужна точная дата? — Я не настаиваю на точности до одного часа. — Это было в четверг, около четырех недель тому назад, в чайном салоне на улице Руаяль. — Ты теперь стал посещать чайные салоны? — прыснула Вероника.