— А ваш шурин? Так как она молчала, он повторила — А ваш шурин? — Обычно нет. — В доме была достаточно простыней для всех членов семьи? — Я полагаю. — Вы признались Жаку Сенвалю в том, что вы боитесь? Она ослабела, не знала, куда смотреть, и так сжала руки, что даже побелели суставы. — Он хотел, чтобы я немедленно уехала из дома… — Почему вы этого не сделали? — Я ждала, когда будут оформлены все документы для развода. Оставалось только два или три дня… — Иначе говоря, если бы не смерть вашего шурина, вы покинули бы дом сегодня или завтра? Она вздохнула. — Приходило ли вам в голову в последнее время, что могут попытаться помешать этому отъезду? Она обернулась к своему адвокату: — Дайте мне сигарету… Анжело настаивал: — …помешать этому отъезду всеми средствами? — Я больше ничего не знаю. Вы меня сбиваете. Она закурила сигарету и положила зажигалку в сумочку. — Разве Сенваль не советовал вам быть осторожной, в особенности после того, как было замечено, что Леонар Ляшом следит за вами? Она быстро подняла голову. — Откуда вы узнали? — Когда он начал следить за вами? — Позавчера. — Не раньше? — Я не уверена в этом. В прошлый четверг мне показалось, что я заметила его на набережной Бурбонов. — Вы находились в этот момент в квартире друга Сенваля? Она сразу обернулась к Мегрэ и взглянула на него с укоризной, как будто бы она точно знала, что все эти сведения шли от него. — Леонар взял вашу машину? — Я ему разрешала… — Вы увидели из окна, как он проехал мимо? — Он ехал очень медленно и разглядывал фасад дома… — И тогда Сенваль дал вам пистолет? — Господин следователь… Радель, размахивая руками, вскочил с места. — На том этапе, на котором мы находимся, я прошу разрешения удалиться для короткой беседы с моей клиенткой. Взгляды Мегрэ и следователя встретились. Мегрэ кивнул в знак согласия. — С условием, что эта беседа будет действительно краткой. Вы можете воспользоваться моим кабинетом. Анжело сделал знак своему секретарю. Трое мужчин вышли в коридор, где Мегрэ немедленно закурил трубку. Он стал прогуливаться вместе со следователем среди снующих взад и вперед людей, а секретарь уселся на скамейку около кабинета. — Вы все еще считаете, месье Мегрэ, что в кабинете следователя нельзя добиться тех же результатов, но без всякого шума, без повышения голоса, без театральных эффектов? Какой смысл было ему напоминать, что он только произнес выученные наизусть вопросы, подготовленные комиссаром? — Если события развивались так, как я начинаю предполагать, Радель посоветует ей сказать правду… Это в его интересах. Он должен был потребовать этого с самого начала… Если конечно, она уже призналась ему во всем… Предположите на минутку, что она отказалась отвечать на мои вопросы или была способна лгать. Как бы мы теперь выглядели? Мегрэ дотронулся до его руки, потому что он заметил в самой глубине бесконечно длинного коридора робкую фигуру. Это был Арман Ляшом, явно заблудившийся в лабиринте Дворца правосудия, читающий надписи на дверях кабинетов. — Вы его заметили? Будет лучше, если мы вернемся в кабинет, прежде чем… Ляшом еще не успел увидеть их, и следователь, предварительно постучав в собственную дверь, вошел в кабинет вместе с комиссаром и секретарем. — Прошу прощения. Непредвиденные обстоятельства заставили меня… Полет Ляшом снова села. Она была бледнее, но гораздо спокойнее, чем раньше, и, казалось, чувствовала какое-то облегчение. У Раделя был вид адвоката, который собирается произнести защитительную речь. В тот момент, когда он уже открыл рот, зазвонил телефон, следователь снял трубку, послушал и затем подвинул аппарат комиссару. — Вас вызывают. — Мегрэ слушает. Да… Два человека видели машину?.. Хорошо!.. Описание совпадает?.. Спасибо. Нет… До скорого… Он положил трубку и сказал ровным голосом: — Леонар Ляшом позавчера вечером находился у ресторана Пале-Руаяль. Адвокат Радель пожал плечами, как будто бы отныне все эти мелочи были уже пройденным этапом. Хотя допрос сейчас пошел по совершенно другому руслу, от этого информация не становилась менее ценной. — Моя клиентка, господин следователь, готова рассказать всю правду и вы увидите, что эта правда гораздо более отягощает других, чем ее. Вы также увидите — и я хотел бы, чтобы это было занесено в протокол, — что если она молчала до этой минуты, то не потому, что она пыталась избежать ответственности, но только из жалости к семейству, членом которого она была в течение нескольких лет… Наступит день, когда суд присяжных вынесет свое решение… Мы здесь не ведем процесса Ляшомов, но она, которая знала их лучше, чем мы, смогла найти для них смягчающие обстоятельства… Он уселся, удовлетворенный, и стал поправлять галстук. Полет Ляшом, не зная, с чего ей начать свой рассказ, пробормотала: — Уже неделю, с тех пор, как было перехвачено письмо, и в особенности, когда я заметила Леонара на набережной Бурбонов, мне было страшно… На набережной Орфевр Мегрэ избавил бы ее от этой тяжкой исповеди, так как сам рассказал бы о происшедших событиях, и ей оставалось только подтвердить их или в случае необходимости поправить его. — Продолжайте, мадам… Она не привыкла говорить в присутствии стенографа, который записывал ее показания. Это ее подавляло. Она подыскивала слова, и несколько раз Мегрэ должен был сдерживать себя, чтобы не вмешаться. Он забыл погасить трубку, которую, не замечая этого, продолжал курить, сидя в своем углу. — Особенно меня пугал Леонар, потому что именно он любой ценой поддерживал существование фирмы… Однажды, это было уже давно, когда я не решалась сразу вручить ему сумму денег, более крупную, чем обычно, он произнес целую речь, в которой он сравнивал большие коммерческие фирмы со старинными аристократическими семействами. «Мы не имеем права, — говорил он, холодно смотря на меня, — допустить разорения такого дома, как наш… Я способен на все, чтобы этого избежать…» Я это вспомнила недавно… И тогда я сразу же чуть не сбежала из дома, хотела поселиться в гостинице, пока будет оформлен развод… — Что вам помешало это сделать? — Не знаю. Я хотела честной игры до самого конца и чтобы все было правильно… Это трудно объяснить… Чтобы это понять, нужно было прожить в этом доме долгие годы… Арман — слабый человек, больной, он только тень своего брата… А Жан-Поля я полюбила… В самом начале я надеялась, что у меня будут дети… Они тоже надеялись, следили за мной, ждали признаков беременности… Их очень огорчало, что у меня нет детей… Я часто думала, не поэтому ли Леонар пытался… Она резко изменила тему. — Это правда, что Жак передал мне автоматический пистолет… Я не хотела его брать… Я боялась, что у меня его найдут… Вечером я клала его на ночной столик, а днем носила в сумке… — Где он находится в настоящее время? — Я не знаю, куда они его дели. Все было так хаотично и так кошмарно после… — Расскажите нам о том, что было до. — Я вернулась домой около двенадцати ночи. Возможно, в половине двенадцатого… Я не поглядела на часы… Решила, что, как бы то ни было, это будет предпоследняя ночь… Я вздрогнула, увидя, что дверь из комнаты Леонара открывается… Он смотрел молча, как я вхожу к себе, не пожелал мне даже доброй ночи, и это меня напугало… Когда, раздевшись, уже в халате, я пошла в ванную комнату, то заметила свет под его дверью… Я еще больше испугалась… Возможно, это было предчувствие… Я решила не ложиться, а сесть в кресло и ожидать в темноте рассвета…