— Не давал я никаких знаков. Подал им два бокала мартини. Потом меня позвали к другому концу стойки. Отошел туда и перестал обращать на них внимание. — Она ушла с американцем? — Да. — Уехали на машине? — Слышал шум мотора. — Это все, что ты рассказал Лоньону? — Нет. Он спрашивал меня еще о другом. — О чем? — Например, звонил ли этот тип по телефону. Я отвечал, что нет. Потом, знаю ли я, где он живет. Я опять ответил, что не знаю. Потом, знаю ли я, куда он мог поехать. Альберт хмуро смотрел на Мегрэ и ждал. — Ну и? — Если бы месье был такой же въедливый, как Растяпа... В последний раз американец спросил у меня, по какой дороге лучше попасть в Брюссель… Я посоветовал ему, чтобы ехал из Парижа в Сен-Дени, потом через Компьень и… — Это все? — Да. Где-то за час, до того, как пришла эта малютка, он снова начал о Брюсселе. В этот раз хотел узнать, какой там лучший отель. Я ответит, что сам всегда останавливаюсь в «Паласе», напротив Северного вокзала. — Во сколько ты рассказал об этом Лоньону? — Около часа. С ним дело не шло так быстро, как с месье. Я тогда еще обслуживал посетителей. — У тебя есть расписание поездов? — Если вы интересуетесь поездами до Брюсселя, то нет проблем. Инспектор спустился вниз, чтобы позвонить на вокзал. Ночью уже не было поездов. Первый отходил в пять тридцать утра. — Он сказал тебе, что собирается ехать? — Он не обязан был мне ничего говорить. — Как ты думаешь, что он делал до пяти утра? — А что бы вы делали? Мегрэ задумался. Оба иностранца жили где-то поблизости и оба захаживали в бар Пиквика. — Думаешь, Лоньон обошел все близлежащие отели? — Кажется, это месье проводит следствие, разве нет? Почему я должен отвечать за то, что наделал Растяпа? — Жанвье, спустись вниз и позвони в Брюссель. Спроси в «Паласе» не остановился ли у них Лоньон. Должен был появиться там около половины десятого. Может быть, все еще ждет там американца с его машиной. Пока инспектор звонил, Мегрэ сидел молча. Альберт, считая разговор законченным, принялся доедать свой завтрак. Мегрэ не тронул второй бокал, но доел все оливки. Сидел, уставившись в глубину бара, смотрел на стоящие ровно стулья, на спускающиеся вниз ступеньки. Казалось, он видит их всех. Всех, кто был здесь в понедельник вечером, когда в голубом платье и бархатной пелеринке, с вышитой серебром сумочкой в руке, появилась в дверях Луиза. На лбу у него появилась глубокая складка. Пару раз он было открывал рот, чтобы что-то сказать, и оба раза передумывал. Прошло минут десять Бармен имел достаточно времени, чтобы закончить завтрак, смести со столика крошки хлеба и допить кофе. Затем он взял сомнительной чистоты тряпку и принялся стирать пыль со стоящих на полке бутылок. В это время появился Жанвье. — Лоньон у телефона, патрон. Поговорите с ним. — Это лишнее. Скажи ему, чтобы возвращался. Жанвье заколебался. Он не верил своим ушам. Он смотрел на комиссара, словно спрашивал: «А вы хорошо подумали, патрон?» Потом привычка подчиняться Мегрэ все-таки взяла верх и, повернувшись на каблуках, он бросил. — Ладно. Альберт будто не слушал, о чем они говорят, но лицо его окаменело. Он отрешенно перетирал бутылки и, хотя стоял спиной к комиссару, отлично видел его лицо в зеркальце между полками Когда Жанвье вернулся, Мегрэ спросил его: — Ну как, протестовал? — Начал было что-то доказывать, но не закончил и смирился: «Если это приказ.» Мегрэ слез со стула, запахнул пальто. — Собирайся, Альберт, — коротко сказал он. — Что? — Я сказал: собирайся. Поедем на набережную Орфевр. Бармен, казалось, не понимал: — Я не могу оставить бар… — Неужели у тебя нет ключа? — Чего месье от меня хочет? Я рассказал все, что знаю. — Хочешь, чтобы тебя повели силой? — Иду. Но… Всю дорогу он молча сидел один на заднем сиденье. Смотрел прямо перед собой, как человек, который старается что-то понять, но не может. Жанвье тоже молчал. Мегрэ попыхивал трубкой. — Вылезай. Комиссар приказал ему идти вперед. Идя за ним, спросил помощника: — Сколько сейчас в Вашингтоне? — Должно быть, восемь. — Закажи разговор. Пока соединят, будет около девяти. Свяжись с ФБР. Если Кларк на месте, пусть его пригласят. Я хотел бы с ним поговорить. Комиссар медленно снял пальто и шляпу. — Раздевайся. — Месье может объяснить мне, в чем дело? — Сколько времени ты провел здесь, когда мы беседовали о золотых слитках? Альберту не пришлось долго вспоминать: — Четыре часа. — Утром во вторник ты ничего не приметил в газетах? — Фотографию девушки. — Там была еще одна фотография — трех пройдох, которых называли дыроколами. Признались в три часа ночи. А сидели в этой комнате долго — тридцать часов. Мегрэ сел и начал раскладывать на столе свои трубки, будто хотел выбрать лучшую. — А ты раскололся через четыре часа. Мне-то все равно. Нас тут много, мы можем меняться. И времени у нас сколько угодно. Он набрал номер пивной «Дофин». — Это Мегрэ. Не могли бы вы прислать бутерброды и пива. На сколько человек?.. Мегрэ вспомнил, что Жанвье тоже не завтракал. — На двоих. Да, сейчас. Ладно, четыре светлого. Закурив трубку, Мегрэ подошел к окну и стал наблюдать за машинами и пешеходами на мосту Сен-Мишель. Альберт достал сигарету, закурил тоже, стараясь унять дрожь в пальцах. Он тянул время, взвешивая все «за» и «против».