Речь шла о почти легендарной способности доктора Поля определять профессию человека по специфическим изменениям ладони и пальцев. Он делал это виртуозно. Неоднократно умение доктора помогало идентифицировать неизвестных. — Она немного занималась хозяйством. Но только немного. Не была ни секретарем, ни портнихой. Да, забыл сказать, три или четыре года назад какой-то второразрядный хирург удалил ей аппендикс. Вот пока и все. Вы уходите? — Да, пора, — буркнул Мегрэ. — Тогда доброй ночи. Я остаюсь. Около десяти вы получите мой рапорт. А может, еще по стаканчику? Мегрэ и Жанвье вышли на улицу. На стоящих на якоре баржах с углем начиналась обычная жизнь. — Вас отвезти домой, патрон? Мегрэ кивнул. Проехали Лионский вокзал. На него прибывал какой-то поезд. Небо начинало светлеть. Было еще холодней, чем ночью. В нескольких окнах горел свет. Кое-где уже попадались люди, спешащие по делам. — На работу до полудня не появляйся. — А вы, комиссар? — Я тоже отосплюсь. — Спокойной ночи. Мегрэ тяжело поднимался по лестнице. Не успел он вставить ключ в замок, как дверь открылась. Мадам Мегрэ, в ночной рубашке, включила свет и смотрела на него, часто моргая глазами, привыкшими к темноте. — Как ты поздно! Сколько времени? Как бы крепко ни спала его жена, ему никогда не удавалось подняться по лестнице, чтобы она не услышала его шагов. — Не знаю. Часов шесть, наверное. — Есть будешь? — Нет. — Тогда ложись сразу. А может, кофе? — Спасибо, не хочется. Он разделся и лег в теплую постель, но вместо того, чтобы уснуть, продолжал думать о незнакомке с площади Вэнтимиль. А за окнами было слышно, как просыпается Париж. То близкие, то далекие звуки постепенно становились все громче, сливаясь в хорошо знакомую городскую симфонию. Дворники вытаскивали контейнеры с мусором на край тротуаров. На лестнице раздались быстрые шаги маленькой помощницы молочника, которая ставила около каждой двери бутылки с молоком. Мадам Мегрэ вставала с неслыханными предосторожностями. Комиссар замер: пусть думает, что он спит. Жена прошла в ванную, потом зажгла газ на кухне. Вскоре запах свежесваренного кофе заполнил всю квартиру. Он не спал не потому, что не хотел. Он слишком устал, чтобы спать. Жена вздрогнула, когда Мегрэ, в халате и шлепанцах, вошел на кухню, где она завтракала. Еще горела лампа, хотя на улице было достаточно светло. — Не спишь? — Как видишь. — Будешь завтракать? — Если можно. Она не спрашивала, почему он пришел домой под утро. Мокрый плащ мужа рассказал ей о многом. — Не простудился? Выпив кофе, Мегрэ позвонил в комиссариат второго округа. — Инспектор Лоньон еще на месте? Ночные заведения уже давно закрылись, и Растяпа мог идти домой, но он еще сидел в конторе. — Лоньон? Это Мегрэ. Есть что-нибудь новое? — Нет. Обошел все кабаре, опросил также всех таксистов, которые ждали клиентов. Хорошо запомнив, что сказал ему доктор Поль о незнакомке, Мегрэ был готов к отрицательному результату. — Вы можете идти спать. — А вы, патрон? На языке Лоньона это означало: «Меня посылает спать, а сам будет вести расследование. А потом скажет: этот глупый Лоньон ничего не может узнать!» Мегрэ подумал о мадам Лоньон, худой, болезненной женщине. Из-за своих недомоганий она почти не выходила из квартиры на площади Константэн-Пэкёр. Возвращающегося домой инспектора ждали вечные охи и жалобы, он должен был заниматься хозяйством и бегать за покупками. «А под буфетом ты вытер?» Ему стало жаль Растяпу. — У меня есть одна маленькая улика. Не уверен, правда, что это что-нибудь даст. На другом конце провода царило молчание. — Если вы и вправду не хотите спать, я найду вас через часок-другой. — Я буду на месте. Мегрэ позвонил на набережную Орфевр, вызвал машину и распорядился, чтобы водитель забрал в Институте судебной экспертизы вещи незнакомки. Потом он принял ванну, причем чуть не уснул, и опять позвонил Лоньону, чтобы взять его с собой на улицу Дуэ к «мадемуазель Ирэн». Дождь кончился. Небо было светло-серым, через облака пробивались желтоватые лучи солнца. Возможно, в течение дня оно выглянет хотя бы ненадолго! — Вернешься к обеду? — Может быть. Не знаю. — Мне показалось, что ты собирался закончить следствие еще вчера вечером. — Я его закончил. Это другое. Он не одевался, пока не увидел полицейскую машину около дома. Водитель три раза просигналил. Мегрэ через окно дал ему знак, что уже выходит. — Скоро увидимся. Через десять минут, когда они проезжали по Монмартру, комиссар уже забыл, что вторую ночь подряд не смыкает глаз. — Остановись где-нибудь, я заскочу выпить стаканчик вина, — сказал Мегрэ шоферу. Глава вторая, в которой Растяпа возобновляет старое знакомство, а Лапуэнту поручают необычное задание Инспектор Лоньон стоял на краю тротуара на улице Ларошфуко. Даже издалека он казался обиженным злой судьбой. Одет он был, как всегда, в один из своих костюмов мышиного цвета, которых будто никогда не касался утюг, в такой же серый плащ и некое подобие шляпы. Его кожа была серо-желтой, а выражение лица — как у больного хроническим насморком. И не потому, что Лоньон не спал ночь. Просто-напросто он так выглядел всегда, и даже только что встав с постели, имел несчастный вид. По телефону Мегрэ предупредил, что заедет за ним, но не просил, чтобы тот ждал на улице. Тем не менее Лоньон стоял на тротуаре. У него не только отняли дело, но и заставили тратить время и после бессонной ночи мерзнуть на улице, говорил весь его облик. Открывая ему дверцу, Мегрэ бросил взгляд на здание окружного комиссариата. Поблекший флаг, украшающий фасад, грустно свисал — погода была безветренная. Именно здесь Мегрэ делал первые шаги как помощник комиссара. Лоньон без слов опустился на сиденье, не интересуясь, куда его везут. Шофер повернул влево на улицу Дуэ. Разговор с Лоньоном всегда было делом трудным и деликатным. Что бы ему ни говорили, инспектор всегда находил повод для обиды. — Вы видели утренние газеты? — У меня на это не было времени. Мегрэ вытащил из кармана газету, которую только что купил. Фотография незнакомки была напечатана на первой полосе. Хорошо были видны следы побоев под глазом и на губе, но лицо было узнаваемо — Уверен, что сейчас раздаются первые звонки! Лоньон подумал: «Другими словами, я потратил целую ночь зря, таскаясь от одного кабака к другому и от таксиста к таксисту. А они всего лишь разослали фотографии в газеты и теперь ждут звонков!» Ему было не до смеха. Лицо Растяпы стало еще более мрачным и поникшим. Он, Лоньон, сейчас был живым упреком жестокому и дурному человечеству. Он не задавал никаких вопросов. Он был только маленьким колесиком в полицейской машине, а колесикам много знать ни к чему. Улица Дуэ была пуста. Только в дверях одного из домов стояла консьержка. Машина остановилась перед окрашенным в бледно-фиолетовый цвет магазинчиком, вывеска на котором гласила: «Мадемуазель Ирэн». А ниже, мелкими буквами, было написано: «Модные, элегантные платья». В запыленной витрине висели два платья — белое, расшитое блестками, и платье для коктейля из черного шелка. Мегрэ вышел, дал знак Растяпе следовать за ним, приказал шоферу подождать и подхватил с сиденья завернутый в серую бумагу сверток, который прислали из Института судебной экспертизы.