— У нее всегда живет такая невольница? Шофер ждал указаний. — Лоньон, вы вернетесь к себе? — Если у месье Мегрэ нет срочного задания. — Площадь Константэн-Пэкёр, — распорядился Мегрэ. — Я могу пойти пешком! Черт бы его побрал с этой его ненавязчивой покорностью! — Вы знаете эту Вивьен? — Ее — нет. Они часто меняются. — Что, выгоняет? — Нет, сами уходят. Она принимает их, когда им уже так плохо, что некуда деться. — Зачем она это делает? — Может быть, просто для того, чтобы не спали на улице… Лоньон, казалось, говорил: «Знаю, что вы в это не верите и подозреваете Бог знает какие отвратительные штуки. Неужели вы не можете понять, что даже такая женщина может иметь доброе сердце и ей не чуждо милосердие. Я тоже… А все воображают, что я…» Мегрэ вздохнул. — Лучше всего было бы, чтобы вы выспались. Скорее всего вы мне понадобитесь этой ночью. А что вы вообще думаете об этой истории? Вместо ответа Лоньон пожал плечами. «Зачем притворяться, что я что-то думаю, если и так — он не сомневался в этом ни на минуту — все меня держат за идиота». Это было несправедливо. Лоньон не только отличался интеллигентностью, но и был одним из самых добросовестных сотрудников парижской полиции. Слишком занудным, правда. Машина остановилась на небольшой площади перед обычным доходным домом. — Месье будет звонить мне в комиссариат? — Нет, домой. Так будет лучше. Через полчаса Мегрэ был уже на набережной Орфевр и, держа сверток под мышкой, вошел в комнату инспекторов. — Есть что-нибудь для меня, Люка? — Нет, патрон. Он разочарованно нахмурился. После выхода утренних газет с фотографией неизвестной прошло уже несколько часов. — Никто не звонил? — Только по поводу кражи сыра. — Я говорю о девушке, убитой этой ночью. — Ровным счетом ноль звонков. Рапорт доктора Поля лежал на столе. Комиссар пробежал его глазами, чтобы убедиться, что там нет ничего, кроме того, что Поль уже сообщил ему. — Можешь прислать мне Лапуэнта? В ожидании помощника Мегрэ разложил на кресле весь небогатый гардероб убитой и внимательно рассматривал то одежду, то фотографии девушки. — Добрый день, патрон! Слушаю вас. Мегрэ показал ему фотографии, платье и белье. — Сначала отнесешь все это Мурсу наверх и скажешь, чтобы проделал все, как обычно. Это означало, что Мурс положит все вещи в бумажный мешок, хорошенько встряхнет его, чтобы выбить пыль, которую затем соберет и рассмотрит под микроскопом. Иногда это давало результаты. — Пусть исследует также ее сумку, туфли и вечернее платье. Хорошо? — Слушаюсь. Еще неизвестно, кто она? — Не знаю ничего, кроме того, что вчера вечером она взяла на одну ночь это платье в магазинчике на Монмартре. Когда Мурс закончит, поедешь в морг и тщательно осмотришь тело. Юный Лапуэнт, который служил в полиции только два года, покраснел. — Это важно. Потом отправишься в агентство по найму манекенщиц. Все равно в какое. Например, на улицу Сен-Флорентин. Постарайся найти девушку, которая имела бы рост и вес убитой. Размер сорок четвертый. Лапуэнт не мог понять, говорит ли шеф серьезно или разыгрывает его. — А что дальше?—спросил он. — Пусть она примерит платье. Если оно будет сидеть на ней, как собственное, привезешь ее сюда, к фотографам. Лапуэнт наконец начал что-то понимать. — Это не все. Необходима фотография убитой, с макияжем и всем таким, чтобы казалось, что она живая. В отделе идентификации был один фотограф — настоящий волшебник. — Пусть сделают фотомонтаж двух кадров: тело манекенщицы, а голова убитой. Поспеши. Фотографии должны быть готовы до выхода вечерних газет. Когда Мегрэ остался один, он подписал несколько бумаг, набил трубку и вызвал Люка, которому велел на всякий случай найти в архиве дело Элизабет Кумар, она же Ирэн. Он был уверен, что это ничего не даст, так как дама с прошлым, похоже, говорила правду, но она до сих пор была единственная, узнавшая убитую на площади Вэнтимиль. Время шло. Комиссара все больше удивляло полное отсутствие телефонных звонков. Если незнакомка жила в Париже, можно было проработать большое количество версий. Первая: жила с родителями. В таком случае они, увидев фотографию в газете, поспешили бы в ближайший комиссариат или на набережную Орфевр. Если она жила одна, то у нее были соседи, консьержка, делала она и какие-то покупки в окрестных магазинчиках. Может быть, как это часто бывает в последнее время, она жила с подружкой? Тогда тоже был бы человек, который обеспокоился бы ее отсутствием и узнал бы фотографию. Могла она также снимать комнату с пансионом. Таких пансионатов много. Ее бы могли узнать и хозяйка, и другие девушки. В конце появилась еще одна мысль: она могла снимать комнату в одном из нескольких тысяч парижских отелей. Мегрэ позвонил инспекторам: — Там есть Торранс? Он свободен? Попросите его зайти ко мне. Если она жила с родителями, оставалось только ждать. Если одна или с приятельницей — тоже самое. А вот в других случаях можно было бы ускорить ход событий. — Садись, Торранс. Видишь фотографию? Хороша? Еще лучше фотографии будут после двенадцати. Представь себе эту девушку в черном платье и бежевом плаще в клетку. Такой могли запомнить ее люди. Вдруг в окно упал луч солнца и прочертил на столе светлую линию. Мегрэ прервался, чтобы рассмотреть ее, как будто увидел не полоску света, а птичку, влетевшую с улицы. — Сначала пойдешь в гостиничный центр и попросишь, чтобы эту фотографию показали во всех дешевых отельчиках. А начать нужно с девятки и восемнадцатого[2]. Понимаешь, к чему я клоню? — Да. Месье знает ее фамилию? — Не знаю ничего. Потом займись пансионатами для девушек и обойди их все. Скорее всего это — пустая работа, но я хочу все проверить. — Понимаю. — Это все. Возьми машину. Неожиданно стало жарко, и Мегрэ открыл окно. Потом он перебрал еще несколько бумаг на столе, посмотрел на часы и решил поехать поспать. — Разбуди меня около четырех, — попросил он жену. — Обязательно? Это было необязательно. Ему предстояло только ждать. Мегрэ неожиданно заснул. Он спал так крепко, что когда жена подошла к кровати с чашкой кофе в руке, он посмотрел на нее, будто его застали врасплох в чужой постели. Он словно не знал, как очутился здесь, в этой залитой солнцем комнате. — Четыре часа. Ты сказал...