— Нет. — В таком случае… — В любом случае! Ну-ка, садись! И вы тоже, Пикмаль. Терпеть не могу стоя разговаривать с людьми. Мегрэ поднял со стола несколько карт. — Пытаешься научить его играть в белот? Так оно, вероятно, и было. Пикмаль принадлежит к тем людям, которые в жизни не прикасались к картам. — Сядь за стол, Бенуа! — Мне нечего сказать. — Хорошо. В таком случае, говорить буду я. На столе стояла бутылка вина и один стакан. Не умевший играть в карты Пикмаль, конечно же, не пил и не курил. А спал ли он когда-нибудь с женщиной? Возможно, что и нет. Он смотрел на Мегрэ исподлобья, как зверек, загнанный в угол. — Ты давно работаешь на Маскулена? Надо сказать, что в этой обстановке Бенуа выглядел лучше, чем в Париже, возможно, потому, что здесь он был больше на месте. Он так и остался крестьянином. У себя в деревне он был, должно быть, первым хвастуном и, безусловно, совершил ошибку, оставив родные места, чтобы попытать счастья в Париже. Все его хитрости и жульничество были хитростями и жульничеством крестьянина на ярмарке. Бенуа налил стакан вина, чтобы придать себе больше уверенности, и с ухмылкой предложил: — Не хотите ли? — Благодарю. Маскулену нужны такие люди, как ты, хотя бы для того, чтобы проверять информацию, которую он получает со всех сторон. — Ну, ну, валяйте. — Когда он получил письмо Пикмаля, то понял, что перед ним открылась великолепная возможность, пожалуй, единственная за всю его карьеру, взять за горло — если, конечно, правильно использовать свой козырь — большую часть политических деятелей. — Как это вы все знаете? — Знаю! Мегрэ все время был на ногах. Он шагал от двери к печке, лишь иногда останавливаясь перед Бенуа и Пикмалем. Жанвье, присев на угол стола, внимательно слушал. — Больше всего меня озадачило то обстоятельство, что, повидав Пикмаля и имея возможность получить отчет Калама, Маскулен отослал его к министру общественных работ. Бенуа хвастливо улыбнулся. — Когда же я увидел у Маскулена фотокопировальную машину, то все понял. Хочешь, чтобы я восстановил события в хронологическом порядке, Бенуа? Если я ошибусь, можешь меня поправить. Маскулен получает письмо Пикмаля. Будучи человеком осторожным, он вызывает тебя и поручает проверить. Ты убеждаешься в том, что все это серьезно, что человек этот действительно имеет возможность раздобыть отчет Калама. И при этом говоришь Маскулену, что у тебя в министерстве общественных работ есть знакомый — начальник канцелярии министра. Где ты с ним познакомился? — Вас это не касается. — Это и не важно. Он сейчас ждет нас в моем кабинете на набережной Орфевр, и мы вскоре утрясем все детали. Флери — человек небогатый, постоянно нуждается в деньгах. Но у него есть одно преимущество: он вхож в такие круги, где перед дерьмом вроде тебя захлопывают двери. Ему, вероятно, уже приходилось за небольшую мзду сообщать тебе информацию о кое-каких своих друзьях. — Ну-ну, продолжайте. — А теперь постарайся понять. Если бы Маскулен получил от Пикмаля отчет, ему бы пришлось предать его гласности и вызвать скандал, потому что Пикмаль по-своему честный человек, он фанатик, которого можно заставить молчать, только убив его… Если бы Маскулен огласил отчет в Палате, он, несомненно, стал бы на какое-то время звездой первой величины… Но ему куда интересней, оставив отчет у себя, держать на крючке всех тех, кого этот отчет компрометирует… Мне пришлось немало поломать голову. Я не настолько порочен, и мне нелегко было влезть в шкуру негодяя… Итак, Пикмаль отправляется к госпоже Калам. В свое время он видел там копию доклада. Он прячет документ в портфель и спешит к Маскулену на Шоссе д'Антен… После этого тебе уже не надо за ним следить, так как ты знаешь, как дальше пойдут дела, и ты торопишься в министерство общественных работ, где Флери проводит тебя в свой кабинет. Под каким-то предлогом Маскулен задерживает Пикмаля, а его очаровательный секретарь копирует доклад… Затем, встав в позу честного и щепетильного человека, Маскулен советует своему визитеру отнести документ куда следует. Иными словами, министру. Так это было? Пикмаль напряженно смотрел на Мегрэ, но чувствовалось, что он сосредоточил все внимание на себе и страшно возбужден. — Когда Пикмаль передает министру документ, ты сидишь в кабинете Флери. Тебе остается только узнать у него, где и когда легче и проще всего можно овладеть отчетом… Итак, благодаря «порядочности» Маскулена отчет Калама мог бы стать известен общественному мнению… Но благодаря тебе Огюст Пуан не смог представить его парламенту. В результате в этой истории был бы герой: Маскулен. И негодяй, которого бы обвинили в том, что он уничтожил документ, чтобы спасти себя и скомпрометированных коллег — некто Огюст Пуан, виновный лишь в том, что он честный человек и отказывается пожимать грязные руки… Неглупо, а? Бенуа налил еще стакан и принялся пить маленькими глотками, неуверенно поглядывая на Мегрэ. У него был такой вид, словно он играет в белот и раздумывает, с какой карты выгоднее пойти. — Оставалась самая малость. Флери сообщил тебе, что его патрон отнес отчет на бульвар Пастера. Ты не посмел явиться туда ночью из-за консьержки и дожидался утра, когда она ушла за покупками. Маскулен сжег отчет? — Это меня не касается. — Сжег или нет — неважно: у него имеется фотокопировальная машина. Этого ему достаточно, чтобы держать кое-кого в вечном страхе. Упирать на могущество Маскулена было ошибкой, и Мегрэ понял это. Не сделай он этого, Бенуа, может быть, и занял бы другую позицию. Хотя вряд ли, но попробовать стоит. — Как и было предвидено, бомба взорвалась. Разные люди по разным причинам также разыскивали этот документ. Среди них был некий Табар, который, кстати, первый вспомнил про Калама и вскользь упомянул о нем в своей газетке. Ты этого подлеца Табара знаешь? Ему этот отчет нужен не ради власти, нет, а ради звонкой монеты. Лаба, который работает на него, должно быть, рыскал вокруг дома госпожи Калам… Интересно, видел он, как оттуда выходил Пикмаль? Я этого не знаю и, возможно, никогда не узнаю. Да это и не имеет значения. Мне только известно, что Лаба посылал кого-то из своих людей к вдове профессора и, к секретарше министра… Вся ваша банда напоминает мне крабов, копошащихся в корзине. Кое-кто тоже интересовался, но уже по официальным каналам, что же произошло на самом деле. Мегрэ имел в виду улицу.Соссэ. Было совершенно естественно, что премьер-министр, узнав о случившемся, поручил Сюртэ произвести секретное расследование. В общем, это было довольно забавно. Три группы охотились за отчетом, каждая руководствуясь совершенно различными целями. — Самым слабым местом был Пикмаль, — продолжал Мегрэ. — Трудно было предугадать, не заговорит ли он, если его допросят соответствующим образом. Это тебе пришла мысль увезти его? Или Маскулену? Молчишь? Ладно! Это ничего не меняет… Во всяком случае, надо было на какое-то время убрать его. Не знаю, как тебе это удалось и что ты ему наплел… Замечаешь, я его ни о чем не спрашиваю. Он заговорит сам, когда захочет, то есть когда поймет, что был игрушкой в руках двух негодяев, крупного и мелкого. Пикмаль вздрогнул, но ничего не сказал. — Теперь я выложил все. Сейчас мы находимся за пределами департамента Сена, о чем ты, несомненно, не замедлишь довести до моего сведения, и я действую, не имея на то никакого права. И, сделав паузу, Мегрэ бросил: — Надень-ка ему наручники, Жанвье. Первым движением Бенуа было воспротивиться, тем более что он был вдвое сильнее Жанвье. Но, подумав, он протянул руки, издав какой-то звук вроде кудахтанья. — Это дорого обойдется вам обоим. Имейте в виду, я ничего не сказал. — Ни слова. Пикмаль, вы тоже поедете с нами. Хотя вы и свободны, полагаю, у вас нет большого желания остаться здесь одному? Мегрэ вернулся, чтобы погасить свет. — Ключ у тебя есть? — спросил он. — Дверь лучше запереть, потому что ты не скоро вернешься сюда удить рыбу. Они все вбились в маленькую машину и всю дорогу проехали молча. На набережной Орфевр Флери все так же сидел на стуле. Увидев Бенуа, он вскочил как ужаленный. — Надеюсь, мне не нужно представлять вас друг другу, — пробурчал Мегрэ. Часы показывали половину двенадцатого. В здании уголовной полиции было пусто, свет горел только в окнах двух кабинетов. — Соедини меня с министром. Лапуэнт набрал номер. — Передаю трубку комиссару Мегрэ. — Прошу прощения за беспокойство, господин министр. Вы еще не легли? Ваша жена и дочь с вами?.. Да, у меня есть новости… И много… Завтра, в Палате вы сможете назвать имя человека, который украл отчет Калама из вашей квартиры на улице Пастера… Нет, не сейчас… Возможно, через час, через два… Если вы предпочитаете ждать… Я не могу гарантировать, что это не продлится всю ночь… Это длилось три часа. Теперь для Мегрэ и его помощников началась привычная работа. Сначала они довольно долго находились все вместе в кабинете комиссара, и Мегрэ, останавливаясь то возле одного, то возле другого, говорил: — Как хотите, дети мои… Я не тороплюсь… Возьми-ка себе одного из них, Жанвье… Вот этого, пожалуй… — Он указал на Пикмаля, который так и не раскрыл рта. — А ты, Лапуэнт, займись господином Флери. В каждом кабинете, таким образом, оказалось по два человека: один — задающий вопросы, второй — пытающийся молчать. Теперь все сводилось к терпению и выносливости. Иногда Лапуэнт или Жанвье появлялись в двери, делали знак комиссару, и тот выходил к ним в коридор. Они тихо разговаривали. — У меня есть по меньшей мере три свидетеля, которые могут подтвердить мою версию, Бенуа, — заявил Мегрэ. — И самый главный свидетель — женщина с бульвара Пастера, которая видела, как ты проник в квартиру Пуана. Ну, что, будешь молчать? Кончилось тем, что Бенуа произнес фразу, которая выдала его с головой: — А что бы вы сделали на моем месте? — Будь я таким подонком, чтобы оказаться на твоем месте, я бы давно уже раскололся. — Нет. — Почему? — Вы прекрасно знаете почему. Идти против Маскулена! Тот всегда выйдет сухим из воды — Бенуа в этом не сомневался, — а что станет с его сообщником, одному богу известно. — Не забывайте, что отчет у него. — Ну и что? — Ничего. Об отчете я не скажу ни слова. Меня могут обвинить только в том, что я совершил налет на квартиру на бульваре Пастера. Сколько я за это получу?